Все в твоих руках

— Отломи планку от шкафа, — проскрежетал, не оборачиваясь, Хозяин Тайсону, — шину поставим.

И, уже обращаясь к Глисту, успокоил:

— Как на собаке заживет. А пока будешь левой лапой орудовать — сделаю тебя левшой.

На всё про всё ушло минуты две: босс не тратил на пустяки драгоценное время. Перешел к Шнапсу — тот оставался недвижим, но дышал; на лбу вздулся огромный кровоподтек.

— Живой. Повезло ему, наверно, — обронил босс. Тайсон хмыкнул. — Я говорю: повезло, что мозгов нет, а то получил бы сотрясение.

Тайсон подхалимски загоготал.

Хозяин опустился на корточки и сделал несколько быстрых движений раскрытой ладонью, чуть не касаясь лба Шнапса. Тот открыл глаза, рывком сел. Босс плеснул ему того же зелья, что и Глисту. Громила поднялся, покачиваясь, словно дредноут на невысокой балтийской волне.

— Там, в конце коридора туалет. Иди, смой кровь с морды, — приказал босс.— Работнички, мать вашу! С одним дохляком-доходягой не совладали!

— Босс, он как реактивный был! В натуре, клянусь!! — оправдывался за всех Тайсон.

— Оставь свой жаргон, урка недоделанный! Не люблю. — Хозяин строго глянул на бандюгана.

Добавил, чуть погодя:

— Не распинайся зря. Ясно, что здесь не обошлось без переброски биоэнергии. Не морщи лоб — не для твоего ума эта проблема. Давай-ка старичком займемся.

Он оглядел кабинет, оценивая, должно быть, где удобнее 'заниматься старичком'. Выбрал солидный двухтумбовый стол, принадлежащий Егорычу, бесцеремонно одним движением смахнул с него все бумаги, настольную лампу и телефонный аппарат. Трубка телефона обиженно запищала, но тут же и умолкла — босс выдернул шнур.

Егорыча поместили на стол. Он, похоже, был жив, но в глубоком обмороке, если не в коме. Босс скинул плащ, швырнул, небрежно, на спинку стула, оставшись в сером, с 'искрой' костюме, на заказ, видимо, сшитом.

'Клевый прикид',— мысленно отметил Тайсон — понимал толк в фирменных вещах.

Босс извлек из саквояжа еще один флакончик, на этот раз темно-коричневого, как у пивных бутылок стекла, поболтал, посмотрел на свет, задумчиво насвистел что-то. Достал короткий нож, протянул Тайсону:

— Разожми ему зубы.

Тайсон честно пытался выполнить поручение, но зубы старика не поддавались. Он, похоже, откинул копыта, да и окоченел уже. Тайсон бросил испуганный взгляд на начальника. Тот криво ухмыльнулся: ну, помощнички!

— Ладно, переверни его на спину и держи губы.

Кому такое понравится? Но Тайсон смиренно выполнил поручение.

Наблюдая, как Хозяин вливает, по капле, розовую жидкость в рот старичку, Тайсон вспомнил, вдруг, похожую сцену из читанной, когда-то, книги. Любил он читать, раньше. После не до книжек стало... 'Граф Монте-Кристо', — всплыло в памяти бандюгана. Точно: Эдмон Дантес капает настой в рот безжизненному аббату Фариа. Чувствовать себя помощником будущего графа ему импонировало: вроде как доброе дело совершает. Тайсон ведь не был исчадьем ада. Просто были нужны деньги — и он их делал. Как умел. За то, что бы забить насмерть человека ему платили тысячу долларов. Нормальные деньги! А тут босс пообещал столько, что можно не лишать жизни целый посёлок. За такие бабки можно и подержать губы покойнику. А что? Мертвые не кусаются...

Действительность вступила в противоречие с опытом. Мертвяк внезапно резко согнул шею, и пальцы левой руки Тайсона оказались у него во рту.

— А-а-а!!!!

Вот так: безымянный, средний и указательный пальцы остались без первых фаланг. Тайсон с ужасом и отвращением смотрел на руку, тряс ею, забрызгивая все округ. Пришлось срочно вмешаться Хозяину. Босс перехватил Тайсона за запястье, сделал резкие движения вверх-вниз и по кругу — кровь в момент перестала фонтанировать.

— Не визжи!

В углу Глист принялся издавать какие-то подозрительные звуки. Тайсон бешено зыркнул на него. Друган замолк.

Тут умерший заговорил:

— Что тебе от меня надо, нежить?

— Ну-ну, обзываемся? — с видимым облегчением осведомился босс. — Я уж опасался — ты у нас особенный, магии не подверженный.

— Что тебе от меня надо, нежить?

— Сейчас, сейчас твоё любопытство будет удовлетворено...

В оккультном мире существует множество практик оживления трупов. О некоторых знал даже Тайсон: любил он посмотреть по видео новенький 'жутик'. Но никогда ещё низ живота у него не стягивался в такой холодный узел от страха перед происходящим.

Босс запел. Предварительно он скрючился, скривился, и пошел кругом, приволакивая ногу. Напоминал при этом голодного стервятника, который кружит около найденной добычи, таща за собой мешающие на земле крылья. Вытянутая шея и шляпа делали его еще более схожим с грифом. А вот звуки песни...

Слов не было, как таковых. Утробное ритмичное завывание, перемежающиеся гортанными причмокиваниями-прищёлкиваниями, вот что неслось по комнате, заставляя вибрировать оконные стёкла.

Вернувшийся из туалета Шнапс потом говорил, что пришел в себя оттого, что у него в груди будто сработал будильник: всё затряслось мелко-мелко и запищало в ушах. Глист, всё еще потрясенный спасением руки, ничего подобного не заметил. Ему казалось, что просто где-то включили компрессор, вот окна и зазвенели.

А что они должны были почувствовать? Не про них творилась та волшба.

Труп старика, начавший под действием эликсира не только кусаться, но даже и говорить, проявил признаки страдания: видно, противился тому, что с ним делало заклинание, облаченное в форму 'песни'.

Тайсон не удивился бы, если из старческого полутрупа показался, вдруг, голубой дымок, или туманный человечек, которым режиссеры любят имитировать отлетающую душу. Ничего такого. Сгорел старик. Начал обугливаться, причем совершенно без дыма и язычков пламени, и исчез полностью.

— Что это было? — без всякой надежды на ответ прошелестел со своего места Глист.

Но боссу требовалось похвастать. Не будь 'братвы', он бы похвастал сам себе:

— Я перевел его в волновую материю. В прежнем состоянии ничего бы он нам не рассказал. А так, может, что узнаем... Я всё что можно, из этого тела, — Хозяин сделал жест в сторону стола, на котором покоился недавно старик, — забрал. И передал кое-кому. Так что у вас теперь свой колдун и маг имеется. Не бог весть что, конечно, да уж какой получился — при переброске часть энергии теряется безвозвратно. Старик-то считал, что всё отдал мальчишке. Ан нет. Я еще ой как много из него сумел высосать! Жаль, только, о камушке сказать ничего не сможет...

Раздалось покряхтывание. Это вставал Питон.

Произошло чудо.

Чудо не в том, что мертвый поднялся — эка невидаль. Вон, старикан только что нежитью обзывался; а про зомби кто нынче не слышал? Нет, чудо было реальным — Питон плакал.

Из его глаз текли одна за другой крупные чистые капли, пробегали по подбородку и исчезали где-то на груди. А сами глаза были как у мироточащего изваяния: пустые и глядящие зрачками внутрь.

— Ты что, Пит? — произнес Шнапс, присевший на корточки у стенки по причине сильнейшего головокружения.

— Мне было хорошо. Я видел свет. Зачем вы меня разбудили?

Такие слова от Питона! 'Братки' не знали, что и подумать.

— Сопли подбери, — бросил Хозяин жестко. — Не для того я тут возился с этим старикашкой. Куда он его отправил? Куда послал мальчишку, где спрятал? Отвечай!

Тот, кто еще недавно был Питоном, молчал. Тайсон, заметив, что босс начинает багроветь от злости, заторопил:

— Пит, не тяни. Тот пацан, что убил тебя... Где он? Говори, скорей. Шеф нас туда отправит.

Антон-Питон, вдруг, усмехнулся, и четко назвал место, куда Егорыч направил Севу.

Босс извлек из кармана амулет, — точную копию того, что имелся у Тайсона, — средство связи, вполне в духе колдуна. Сказал отрывисто:

— Меченый! Быстро приезжай! Дело!

II. Сквозь время

1

Как много из того, о чем мечтается в детстве, остается нереализованным. Охота в тропическом лесу, покорение глубин с аквалангом, полет в космос, парашютный прыжок... Детские мечты порой тем и хороши, что не становятся реальностью.

Когда Всеволод Кириллович Юрин был еще Севкой, то часто пробовал представить, что ощущает человек в свободном падении, когда нет веса, по всему телу бьют тугие жгуты воздуха и на тебя несется с бешеной скоростью земля. Удивительные, должно быть, чувства рождает полет... Эх, хороши бесплодные грезы детства! Именно неосуществимостью.

На самом же деле, когда под ногами внезапно пропала опора, Всеволода скрутил животный страх, выключив остальные чувства. Он падал в никуда, в темноту, и ужас не отпускал, давя, как пассатижи орех. Начисто пропало ощущение атмосферы. Он — мельчайшая песчинка, несущаяся сквозь пустоту навстречу... Чему? Он сгорит метеором в плотных слоях? А если вовсе не будет атмо— или гидросферы, например жидкого метана? То в лепешку о твердую поверхность? Кажется, он кричал, пока не исчез сам для себя.

Сева пришел в сознание от страшного зуда на лице, ладонях, запястьях. Массированная атака комаров. Сотни, если не тысячи кровососов сотрясали воздух мерзким писком над распластавшимся на земле человеком, а десятки самых успешных уже наполняли серые брюшки. Укусы оказались действенным противообморочным средством — не хуже нашатыря или похлопывания щек. Сева приподнялся, протер руки и лицо, давя назойливых тварей; с трудом сел, опираясь о землю (невероятная быстрота реакции пропала, он вновь стал обычным человеком), огляделся. Лес. Не просто рощица какая, а настоящая тайга. Огромные — не обхватишь — сосны стояли плотной стеной. Их ветви почти закрывали небо, отчего тут царил полумрак, хотя сейчас, — указывал кусочек голубизны над головой, — была середина дня. Деревья от корней до кроны поросли мхом, как и почва вокруг. Сырость. Низинка. Джинсы на заду уже пропитались водой. Но не только с зудом и промокшими штанами связаны неудобства: что еще не так?

Сева ощупал себя и ахнул — исчезли фирменные японские плавки, джинсы теперь надеты прямо на голое тело, мало того — с них пропал 'зипер', пуговица и клепки. Отсутствовали пуговицы и на рубашке. Что за хрень такая? Он с беспокойством глянул на ноги: дорогущие кроссовки, слава богам, на месте, хотя без шнурков. И носков нет. Сева поднялся на затекшие ноги, придерживая одной рукой джинсы, другой отгоняя настырных комаров. Потрясение, вызванное падением в бездну, еще не прошло; голова соображала туго. Душили отчаяние и обида — впору закрыть лицо руками и разрыдаться. Но было не до слез: проклятые насекомые, решили, по-видимому, выпить из него всю кровь, до последней капли. Пришлось срочно изыскивать защиту. Всеволод заприметил низкорослое лиственное дерево, вероятно осинку (скудны были его познания в ботанике). А, не один ли черт! Не время забивать башку ерундой! Он отломил ветку погуще и попробовал махать ею — без толку. Обнаружив, что материал достаточно гибок и прочен, Сева выбрал ветвь подлиннее, очистил ее от листьев и пристроил на джинсы вместо ремня. Нелепая конструкция не позволяла штанам свалиться. Рубашку пока пришлось оставить расстегнутой, давая дополнительное преимущество комарам, не желающим оставить человека в покое. При всех неудобствах, доставляемых кусачими тварями, их существование следовало считать несомненным плюсом — из-за них Юрину не доставало времени для стенаний по поводу отчаянного положения, в котором оказался.

2

— В любом лабиринте есть выход, — утверждал Егорыч, и добавлял, — даже если этот лабиринт кишечник сожравшего тебя хищника. Другое дело, что в этом случае будешь выглядеть на выходе несколько...э-э, неприглядно. Хотя, многие и при жизни являются... тем самым.

Шеф имел в виду, разумеется, не своего помощника. В это Севе хотелось верить. Уважал Егорыча, хотя и недолюбливал. За редкостное занудство. За желчный, неуживчивый характер: настоящей язвой был Егорыч. Упаси бог попасть ему на язык. Потому, верно, и жил бобылем — ни семьи, ни родных. Коллеги тоже его сторонились, даже побаивались: все-таки маг первой категории. Таких, на весь Институт было трое: Директор, Инхандек да Егорыч.

Юрин, когда его зачислили в лабораторию Солнцева, волновался страшно: а ну как не потянет он, или не сработается с шефом. Эль-Файед, напутствуя Севу, дал такую характеристику Солнцеву: 'Сложный человек Михаил Егорович. Нетривиальный. И непредсказуемый — вещь в себе'.

Удивительно, они сработались. Егорыч вечно брюзжал, ехидничал, зачастую весьма нелестно отзывался об умственных способностях нового помощника, но оказался, в сущности, не таким монстром, каким выставляла молва. У него было железное правило: сор из избы не выносить. Все, что происходит в его Лаборатории, касается только их, для институтского начальства они — единая команда. Никому Егорыч не даст в обиду своих.

Служебные дрязги, попортившие немало крови, перед лицом настоящей опасности казались мелким недоразумением. Егорыч и Сева были вдвоем на весь Институт, — рабочий день закончился, — когда явились парни Меченого.

'Наверняка он отправит их вслед за тобой. Как только будешь на месте, сразу уходи... Держи строго на запад. Постарайся выйти к...', — сбивчиво объяснял Егорыч, пока еще выстаивала дверь, сотрясаемая ударами. 'Кто 'он'?',— перебил его Сева. 'Главный... Прощай Всеволод... Я начинаю вить заклинание, отбивайся...'.

3

Держи на запад... Эх, Егорыч, Егорыч... Где этот чертов запад!? А ведь что-то такое проходили в школе, по географии... Всеволод напрягся. Припомнил: мох наиболее густо растет с северной стороны дерева. Ну, да, верно! Если встать лицом к северу, запад будет... слева. Туда!

Сева шел, не разбирая дороги, лишь бы убраться подальше. Продирался сквозь кусты, преодолевал буреломы. Шел, подсознательно стараясь приметить следы присутствия человека: тропинку какую-нибудь, просеку-вырубку, затесы на стволах... Ничего. Дикой, неприветливой выглядела чащоба, в которую забросила судьба.

Лес полнился звуками. Отовсюду неслись: стрекот, жужжание, перестук, чириканье, писк, хруст. То и дело, буквально из-под ног, выпархивали птицы. Да, сколько их тут? Бурые белки, а может и куницы, или даже соболи, прошмыгивали, сотрясая густую хвою прямо у Севы над головой. Непуганое зверье. Да, похоже, не часто забредают сюда люди. Стоп! Что там еще!? Хруст стал отчетливее и сменился громким треском — должно быть, крупная топталась животина, да не одна. Сева, на всякий случай, пригнулся и осторожно раздвинул кусты. Взору открылась широкая поляна, беззаботно освещенная солнцем. Несколько мгновений глаза привыкали к свету.

Ого! С противоположной стороны, ломая заросли, выскочил бык. Коричневой масти, со светлой полосой вдоль хребта, с хищно изогнутыми рогами.

Юрин, сугубо городской житель, побаивался любую скотину, если та была крупнее кошки, но сейчас появление животного обрадовало — значит где-то рядом люди! Выходить из укрытия он, все же поостерегся — бес его знает, что на уме у этого красавца-рогоносца. Инстинкт, как стало ясно сразу же, спас Севу от огромных проблем. Бык повел себя очень странно: выскочив на поляну, развернулся, задрал голову и издал утробный рев, исполненный такой дичайшей ярости, что враз умолкла лесная пернатая мелочь. Ответом ему был звук, которому позавидует и паровоз; на поляне появился еще один бугай — практически близнец первого. Свирепые самцы принялись бить копытами землю, вырывать рогами и кидать за спину куски дерна. Убедившись, что ни рёвом, ни угрозами противника не испугать, быки закружили, намереваясь устроить нешуточный бой. Раздался стук, словно щелкнули огромные кастаньеты — это сошлись в пробе крепости рога. Будто мушкетёры проверяли прочность шпаги визави. Сева запутался, который из быков выбрался на поляну вначале, и не мог бы сказать: какой первым рванулся в атаку. Тяжелый топот, фырканье, хрипы сопровождали яростную схватку. Дрожала земля. Быки расходились, мотали пенными окровавленными мордами, ревели и опять шли 'на таран'.