Примерно то же самое, с поправкой на специфическую коммунарскую скромность и атеистическое мировоззрение, говорили и писали самые известные деятели Поколения Коммунаров. Вот, например, цитата из речи Д. Строгова на Четвёртом съезде Коммунистического Союза Молодёжи: 'Четвёртое поколение коммунистов — смелые, самоотверженные люди. Они по-прежнему неспособны беречь себя, напротив, они с каждым годом все смелее идут в огонь, и требуются огромные усилия, чтобы расходовать этот океан энтузиазма с максимальным эффектом. Не по трупам своих лучших представителей, а по следам могучих машин и точнейших приборов должно идти человечество к господству над природой. И не только потому, что живые могут сделать много больше, чем сделали мертвые, но и потому, что самое драгоценное в мире — это Человек.' Разумеется, имелся в виду не всякий человек, а Человек с Большой Буквы — то есть переживший Полдень или родившийся после него человек-коммунар, избранный — пусть не Богом, но Историческим Процессом. Однако слушателям важно было не это эвентуальное различие, а сам факт избранничества.

Разумеется, эти тексты сейчас можно рассматривать — что бы ни думали о себе их авторы — как типичные образцы мифологического мышления. Но тогда так думали миллионы, а мысли, разделяемые массами, становятся материальной силой.

Неудивительно, что все или почти все события Полудня, Ресурсной войны и Восстановления стали объектами сильнейшей, практически тотальной мифологизации.

[примечания публикаторов]

* Ошибка автора. У Вальтера Минца в 'Письмах мёртвого человека' этого афоризма нет. Он содержится в романе 'Очаг на башне'. В 'Письмах' имеется фраза: 'Человеческая душа состоит из страха, она и есть этот страх', причём она принадлежит одному из героев, а не автору.

Эта ошибка тем более удивительна, что Мариэтта Отаровна имела прекрасную память и очень любила Минца, главные произведения которого она знала практически наизусть. — Мр.В.

** В истории редактирования текста последние два предложения помечены 'к удалению'. Стоит отметить также, что в распространявшемся тексте статьи они отсутствуют. Однако в сохранившемся архивном файле они всё-таки не удалены, так что воля автора остаётся не вполне определённой. После некоторых колебаний я всё же решился оставить эти слова на месте, снабдив их соответствующим примечанием. — М.Г.

III.Мифы семидесятых и историческая правда

Процессы героизации/мифостроительства шли повсеместно, но особенно — в советском блоке. Это связано с обстоятельствами, неоднократно отмечаемыми различными исследователями, однако до сих пор недостаточно осмысленными.

Первое и главное. На Аляске и в Южной Америке атомная война привела к сильнейшему (хотя и кратковременному в исторической перспективе) подъёму религиозности. Этот вопрос достаточно исследован в исторической литературе, чтобы возвращаться к нему здесь. Для нас важно то, что религиозный ренессанс 'съел' ту психическую энергию, которая могла быть истрачена на построение светской, гражданской мифологии.

Этому же способствовало и отсутствие значительных конфликтов между выжившими. На Западе их было почти на порядок меньше, чем в Восточном полушарии, и у них была общая задача — скорейший перезапуск техносферы.

Ситуация в Восточном полушарии была принципиально иной. Религиозного ренессанса не было. Более того, он был невозможен, отчасти в силу религиозного индифферентизма в Европе и Японии, но прежде всего из-за роли православной церкви в жизни Восточной Сибири и Ресурсной Федерации в целом. Это последнее обстоятельство привело даже не к атеизму, а к ненависти к самой идее бога и яростному богоборчеству[3].

Зато Ресурсная Война создала — в силу естественных причин — целый пантеон гражданских героев, отдавших жизни за победу. Этот пантеон сформировался по историческим меркам стремительно — как друза кристаллов в перенасыщенном и быстро охлаждающемся растворе. Сейчас мы видим этот пантеон как единое целое, из которой невозможно извлечь отдельный кристалл. Однако мы попытаемся сделать именно это.

Но сначала очертим контуры времени. Предельно мифологизированным периодом следует считать время от 'второго января семидесятого года' до смерти Павла Дурова. К этому моменту в новорождённом ССКР сформировался полноценный пантеон с героями (начиная от полководцев и учёных и кончая мучениками за правое дело), злодеями, великими успехами и достижениями и не менее великими потерями — и соответствующим культом. Иногда возникновение культа с присущими ему атрибутами даже опережало те события, которым, собственно, культ был посвящён. Например, памятник основателю Союза Советских Коммунистических Республик Павлу Дурову (именно в такой формулировке) был поставлен за три месяца до подписания Союзного договора. Более того, умирающий от лейкемии Дуров настоял на прижизненном открытии памятника. На открытии он не только присутствовал, но и (под действием сильнейших обезболивающих и стимуляторов) выступил с речью, в которой призвал коммунаров как можно скорее объединить Землю, категорически запретил называть политически объединённую планету иным именем, кроме имени Земли, а также попросил впредь не ставить ему никаких памятников, называть его именем что бы то ни было и т.п. Всё это никого не удивило. Напротив, поведение Дурова было воспринято как совершенно естественное для живой легенды.

На смерти Дурова и заканчивается мифологическая эпоха. Яркая плеяда деятелей, пришедшая после неё, всё-таки не воспринимается как персонажи эпоса. Не случайно их называют 'поколением творцов', 'поколением созидателей', но не поколением героев. Этому соответствует и отношение к их деяниям. Общий их итог считается предельно позитивным, а намерения действующих лиц — несомненно чистыми. Но при этом допустимо говорить и об их ошибках, в том числе принципиальных. Например, тот же Ярослав Золотарёв осуждается за Когалымский инцидент, а его позиция по вопросу о гражданских правах считается неприемлемой. То же касается таких фигур, как маршал Питрюк или Светлана Ойшпиц, запятнавших себя военными преступлениями. С другой стороны, мы воздаём должное даже таким одиозным деятелям, как Бихан Бондепадхай или Вячеслав Глазычев. Здесь мы можем позволить себе видеть свет и тень; но слепящий свет Полудня скрывает от нас более ранние времена. Живые, противоречивые фигуры и обстоятельства того времени стоят перед нами в виде гранитных памятников, где одни изображают героев без страха и упрёка, другие — не менее эпичных злодеев. Никаких изменений эта картина не терпит.

Неудивительно, что все попытки подвергнут эти мифы критическому анализу вызывают бурную иррациональную реакцию: исследования в этой области воспринимаются не только как попытка лишить людей привычной и комфортной картины мира, но и как непосредственная угроза обществу у целом. Как откровенно высказался по этому поводу уже упомянутый академик Джюсс:

'Если Мировой Совет запрещает учёным заниматься опасными и безответственные экспериментами с физической материей, то почему должны быть разрешены не менее опасные и безответственные эксперименты с материей социальной? Мы признаём тайну личности, но разве общество не имеет право на коллективную тайну личности? Тем, кто говорит об истине, которая якобы превыше всего, хочу напомнить, что с этого слова часто начинал свои проповеди аль-Махди.'

Такие аргументы на первый взгляд кажутся убедительными. Однако с тем же основанием можно сказать, что аль-Махди гораздо чаще говорил о мужестве и героизме, к которым призывал воинов Ислама. Из этого никак не следует, что мы не нуждаемся в том и другом. А вот доктрина 'истинно то, что полезно Исламу', проводимая в Халифате с железной последовательностью, весьма напоминает рассуждения наших самозваных 'охранителей'.

При этом я согласна с тем, что истина может быть разрушительна — как для отдельной личности, так и для коллективов людей и для общества в целом. Сомнения в правоте наши предков и предшественников довольно быстро оборачиваются сомнениями в собственном праве на существование. С другой стороны, неспособность сомневаться в себе и правильности своих действий оборачивается слепым следованием единожды проложенному курсу, который может остановить только катастрофа.

Исходя из этого, мы возьмём для нашего рассмотрения относительно маловажный, но символически нагруженный миф — так называемый 'подвиг Малера и Зарифуллина'.

IV. Подвиг Малера и Зарифуллина: от легенды к фактам

Как известно, Полдень начался с ядерной атаки джихадистов в Атлантике. Однако его подлинным началом была cкрытая атака на техносферу Запада.

Джихадистам удалось разрушить, вывести из строя или захватить целый ряд инфраструктурных объектов, от работы которых зависело обеспечение безопасности. Речь идёт об информационных узлах, искусственных спутниках, радиостанциях, телецентрах, военных базах, центрах управления и т.д. Всего в операции было задействовано рекордное количество агентов — по современным оценкам, до трёхсот тысяч. Ставка была сделана не на лиц, принимающих решения, а на технический персонал, имеющий непосредственный доступ к оборудованию. Это оказалось крайне эффективным и не требующим существенных затрат и сложного оборудования решением. Например, региональное оперативное управление армии США на Ближневосточном ТВД было парализовано одним-единственным агентом, техником-наладчиком Саидом Галустяном, который вывел из строя сверхзащищённый компьютерный центр, использовав для этого молоток, зубило и водопроводный шланг. Космическая станция 'Блэк Бриллиант' была, в свою очередь, разрушена самодельной бомбой из сахара и металлического порошка, изготовленной прямо на борту смертником-джихадистом Фаридом Брауном. Разумеется, это единичные случаи: обычно использовались более продвинутые технические средства.

Одним из типов объектов, подвергнутых особенно жестокой атаке, были передатчики эталонных сигналов времени и частоты. Практически все страны западного блока тратили недостаточно сил и средств для охраны этих элементов глобальной инфраструктуры. Джихадисты, напротив, уделили им повышенное внимание. Более того, именно в отношении этих объектов террористические атаки прошли с практически стопроцентным успехом.

Так, в первой же фазе развёртывания операции 'Джихад' — за полчаса до начала ядерной атаки — был полностью выведен из строя европейский центр в Майфлингене (Германия, земля Гессен) с длинноволновым передатчиком DSF77, обеспечивавшем работу европейских систем телеметрии. Следующие удары были нанесены по территории Ресурсной Федерации. Ядерный боеприпас малой мощности был взорван над пос. Менделеево Московской области, где располагался Федеральный научно-исследовательский институт физико-технических и радиотехнических измерений, являвшийся держателем государственных эталонов времени и частоты. Несколько ранее исламисты уничтожили радиоцентр в Талдоме и китайский метрологический центр в Урумчи. Центры в Глазго, Хартуме, Минске и другие также подвергались атакам, более или менее разрушительным. Наконец, вывод из строя спутниковых группировок (операция 'Меч Пророка') положил конец спутниковой связи.

По указанным причинам после событий 13 марта единственным функционирующим источником сигналов точного времени на территории бывш. РФ и значительной части Восточного полушария в целом стал г. Петропавловск-Камчатский. Поблизости от него (в т.н. Чертоплешино-4) размещался филиал ФГУП 'ВНИИФТРИ', метрологический центр с атомными часами и комплекс длинноволновых передатчиков, чьи сигналы устойчиво принимались в Восточной Сибири. Комплекс был создан в рамках оборонного проекта 'Торманс', имел аварийную запитку от РИТЭГов типа ИЭУ-8М и отличался высоким уровнем автономности.

К сожалению, электромагнитный импульс от взорванного над Петропавловском-Камчатским ядерного боеприпаса повредил электронику комплекса. Кроме того, индуцированная радиация привела к гибели всех сотрудников центра. Дольше других прожили двое — Аркадий Зарифуллин и Генрих Малер. Они успели починить большую часть аппаратуры и запустить передачу сигналов. Единственное, чего они не смогли или не успели сделать — корректно перезапустить таймер, работавший в среде TUX2030, операционной системы с UNIX-ядром. В результате настройки таймера были сброшены до заводских, то есть до 1 января 1970 года (т.н. 'эра UNIX'). Это привело к знаменитому 'сообщению от второго января тысяча девятьсот семидесятого года' и в дальнейшем — к установлению эры Ʉ.

Такова официальная версия событий, принимаемая без критики до сих пор.

Для начала отметим, что она сложилась в первый же год Ʉ. Так, например, 29 июня 1971 Ʉ[4] Зауральским Советом Народных Комиссаров было принято единогласное решение о воздвижении временного гипсокартонного монумента Малеру и Зарифуллину 'на месте совершения подвига'. Разумеется, оно не было исполнено, да и не могло быть исполнено в условиях войны. Однако сам этот факт свидетельствует о том, что представление о совершённом Зарифуллиным и Малером подвиге уже устоялось и стало общим местом.

Я попыталась найти первое упоминание об этом событии. Контекстный поиск по уцелевшим материалам — включая записанные обрывки радиопередач — показал следующее. 28 февраля 1970 года в утренней радиопередаче 'На волнах молодости нашей' неизвестная радиоведущая сказала буквально следующее: 'нам, комсомольцам, освещают дорогу свершения Яшина и Кашина, самопожертвование комсомолки Митиной, подвиг Малера и Зарифуллина'. Из перечисленных фамилий нам известны только двое последних. Кто такие были Яшин и Кашин, установить не удалось: несмотря на частые в то время ссылки на какие-то их 'деяния и свершения' таковых, о них не сохранилось ни одного документа, в котором упоминались бы хотя бы имена героев. О Митиной удалось выяснить только то, что она была комсомолкой и погибла во время то ли расчистки, то ли зачистки (разные источники говорят разное) местности в районе реки Илим. Однако, судя по всему, слушателям передачи все перечисленные фамилии были хорошо знакомы. Из этого следует, что 'подвиг Малера и Зарифуллина' уже имел статус общеизвестного.

На быстрое — можно сказать, стремительное — сложение мифа о 'подвиге Малера и Зарифуллина' (в дальнейшем — ПМЗ) указывает и само название события. Обычно фамилии в любом списке указываются в алфавитном порядке, если нет веских причин его нарушать — например, в том случае, если младший по алфавиту более известен, имеет более высокое звание или должность и т.п. В данном случае таковые причины отсутствовали (о чём см. ниже). То есть — ПМЗ должен был бы называться 'подвиг Зарифуллина и Малера'. Тем не менее, формулировка 'подвиг Малера и Зарифуллина' дожила до наших дней. Вероятнее всего, тот, кто изобрёл — или употребил впервые — это выражение, вспомнил фамилию Малера раньше (возможно, потому, что она совпадает с фамилией известного дополуденного композитора). Выражение было подхвачено и очень быстро приобрело статус устойчивой синтагмы, языкового штампа, воспроизводимого целиком и без изменений[5].