Обещай мне вернуться

— Нет, — тут же перебила Майка, толкая его в бок. — Наша мама во-о-он туда пошла, — она неопределенно махнула рукой. — Пирожков купить.

Но тетка не поверила и позвала милицию. В отделении с ребятами долго церемониться не стали. Больше всего досталось Вовчику, потому что он не плакал, а у Майки на щеках виднелись грязные разводы от его варежки и засохших слез.

— Эх ты! Сестренку с собой сманил. А еще пионер, небось!

— Это я его сманила! И я ему никакая не сестренка!

Но ей никто не поверил.

— От прСпасть! — рассердился милиционер. — Еще и заступается! Тьфу ты! Воспитывают ее, учат, хотят человеком вырастить — ан всё одно выходит баба. Эй, Хромченко, сведи этих гавриков домой. А ты, - это уже насупленному Вовчику, - передай отцу, чтоб выдрал тебя хорошенько.

"Драть" их не стали. Вовчика на месяц лишили кино и мороженого. А с Майкой серьезно поговорил отец.

— Что в моряки хочешь — это похвально. Хорошая мечта. Только как же ты собиралась учиться в моряцкой школе, если у тебя по арифметике "плохо"? Хочешь в море — учись, занимайся как следует. В судомодельный кружок запишись. Подрастешь — будешь географию проходить, физику, естествознание. Всё это — очень нужные моряку науки. А удирать из дома — это полнейшая безответственность, Майя. Я не ожидал от тебя такого поступка.

Вскоре Майка по легкомыслию увлеклась чем-то еще. А Вовчик мечту о море не оставил. Закончив школу, он и вправду уехал в Ленинград поступать в мореходку.

Из госпиталя Майку отпустили без всяких проволочек. Старшая сестра почти слово в слово повторила напутствие тети Лены: мол, родителей слушаться надо, а в Алма-Ате тоже курсы есть.

"Пусть будут курсы, но не в Алма-Ате!"

Дома ее ждала сердитая мать.

— Ну? Что надумала? — капризно протянула она. — Поедешь или насильно тебя тащить?

Майка потупилась и кротко ответила.

— Хорошо, я поеду.

И про себя добавила: "Только не с тобой, милый друг маменька".

—

— Майка бежит из дома

В тот день тетя Глаша ушла куда-то, мать поехала в театр "окончательно утрясать вопросы с отъездом", и Майка осталась в квартире одна. "Сегодня! — решила она. — Некуда дальше тянуть".

Девушка металась по комнатам и торопливо собирала оставшиеся вещи. "Всё равно сбегу, всё равно! — твердила она, запихивая в чемодан шерстяное платье. — Сколько можно терпеть! Я не маменькина дочка, я папина дочь... Что бы еще взять? Дневник? Кто ж на фронте дневники ведет? Не положено. Наряды? На что они мне на передовой? Куда я в них ходить буду? Нет, одно платье всё же возьму. Вот это — шерстяное, в бело-коричневую клетку, с пелеринкой. Терпеть его не могу. Сменяю на что-нибудь по дороге. Вот мыло. Да, мыло — обязательно. Чистое белье. Хлеба и сахара в дорогу. Теплую шаль — пригодится. И ехать не с вокзала, а с пригородной станции. Чтобы сразу не попасться патрулям".

Майка подхватила чемодан, сдернула с вешалки в прихожей ватник тети Глаши, в котором та ездила навещать деревенскую родню, замотала голову пуховым платком и захлопнула за собой дверь московской квартиры.

На станции гомонила разношерстная толпа. Никто не знал, будет ли поезд и когда. Но ждали. Столько народу сразу Майке приходилось видеть только на демонстрации. Но там люди были улыбающиеся, нарядные. А здесь — хмурые, озабоченные, злые, плохо одетые. Майку толкнули, отдавили ногу, грубо обругали. Она огрызнулась, пихнула кого-то в ответ, спотыкаясь об узлы, чемоданы и мешки, протиснулась подальше от края. Облокотившись о закрытую будку кассы, девушка с любопытством оглядывалась по сторонам. Вот прошел похожий на профессора дядька в хорошем пальто и шляпе. В одной руке у него маленький узелок, в другой — громоздкий тяжелый патефон. "И на что ему патефон?" — удивилась девушка. Молодая изможденная мать, прикрывшись шалью, кормила ребенка. Старорежимного вида пожилая дама в черном пальто, шляпке с вуалью и черной шали с бахромой и стеклярусом везла в большой птичьей клетке огромного пушистого серого кота. Коту было тесно и неудобно, он дергал передними лапами дверцу и обиженно орал. Дама хмурила седые брови и, не повышая голоса, выговаривала своему питомцу:

— Тише, Пьер. Как вам не стыдно! Будьте мужчиной.

"Вот это образ! — восхитилась Майка. — Жаль, я блокнот с заметками дома оставила. Такие наблюдения надо сразу записывать, а то потом забудешь".

Больше ничего интересного на глаза не попадалось. Поезда всё не было. Майка проголодалась и вспомнила, что с утра не завтракала. Под крышкой чемодана дожидался своего часа сверток с пирожками и яблоками. "А прилично ли будет есть на улице?" — вдруг засомневалась она. Неподалеку деревенского вида деваха, сидя на огромных узлах, лузгала семечки. Шелуха так и летела во все стороны. "Ну, раз ей можно, так и мне можно. Буду некультурной".

Майка достала пирожок с капустой и с удовольствием откусила половину. Вдруг кто-то дернул ее за юбку. Сначала было даже непонятно, кто это — не кот же старухин?..

Перед ней стоял худенький рыжий мальчуган лет четырех-пяти на вид. Когда-то нарядная матросская курточка, слишком легкая для поздней осени, истрепана, покрыта пятнами и пылью. Штанишки коротки, а ботинки, надетые на босу ногу, без чулок, наоборот, велики. На щеках следы грязи и засохших слез. Под мышками завязан дырявый бабий платок. Под носом стерто почти до крови. Малыш умоляюще смотрел на Майку и сглатывал слюну.

— Да-ай! Тетя, да-а-ай! — он ткнул пальцем в недоеденный пирожок.

Майка растерялась. Ей было не жалко, но... разве можно надкусанным угощать? На всякий случай она переспросила:

— Это?

Мальчишка часто-часто закивал и сложил ручонки.

— Дай, тетя, даай!

Девушка отдала ему недоеденный пирожок и в оцепенении смотрела, что будет дальше. Малыш вцепился в него обеими руками и быстро побежал прочь. Споткнулся по дороге о чей-то мешок, упал и выронил добычу в лужу, где плавали окурки и шелуха от семечек.

"Ну,теперь точно есть не станет", — решила Майка.

Как бы не так! Мальчишка ловко выловил пирожок из лужи и подбежал к такой же рыженькой девочке с косичками — сестренке, наверное.

— Мика, и не стыдно тебе клянчить? — упрекнула она. А сама не отрывала голодных глаз от измазанного в грязи пирожка. Мика молча разломил его и отдал половину сестренке. Та схватила свой кусок и сразу же начала торопливо жевать.

Майка смотрела, не в силах сдвинуться с места. "И это у нас, в Советской стране?!"

Майка стряхнула оцепенение, обругала себя последней идиоткой и, укушенная стыдом и жалостью, бросилась догонять детей.

— Эй, ребята, постойте! Вот... Берите всё, — она сунула девочке в руки сверток с едой. — Берите-берите.

Раздался паровозный гудок, и хлынувшая отовсюду толпа скрыла брата и сестру от глаз. Люди штурмовали двери поезда, лезли в окна, висели на крышах вагонов. Майке повезло: толпа буквально внесла ее внутрь и бросила в угол. Девушка сочла за лучшее там и сидеть, а то затопчут. Рядом кто-то швырнул чемодан, сверху узел, другой, третий. Майка сидела на своем чемоданчике и боялась пошевелиться, чтобы вся эта гора вещей не рухнула на нее.

Ехали долго, медленно, останавливались возле каждого столба, пропуская военные эшелоны. Майка даже задремать успела. Спала чутко, часто просыпалась, быстро проверяя, на месте ли документы. В очередной раз ее разбудил шум и суета в вагоне. Мешочники подхватывали свои узлы и быстро исчезали.

— Драпайте! Патрули щас пойдут! — крикнула румяная тетка в ватнике.

Майка осталась сидеть — она не боялась патрулей. К ней подошли два парня, с виду ее ровесники, курсанты артиллерийского училища.

— Ваши документы, гражданочка, — строго хмурясь, потребовал тот, что постарше.

Майка спокойно предъявила свои бумаги. "Хорошо, что мама не догадалась метрику спрятать. А то так бы и сидела я в Москве".

— Куда направляемся?

— На фронт! — громче, чем следовало, ответила Майка.

Ребята переглянулись. Вернули Майке документы.

— А направление от военкомата у вас имеется?

— Н-нет... — растерялась Майка. Она не думала, что еще и направление понадобится.

Подошли еще четверо мальчишек, тоже с артиллерийскими петлицами, ведя под конвоем не успевших улизнуть мешочников. Заговорили негромко с теми двумя:

— Этих субчиков — в отделение. А с вашей красавицей что делать?

— Я на фронт еду!! — возмутилась Майка. — Отпустите!

— Ладно. Сашко, сведи ее в комендатуру, там разберутся.

Майку вывели на платформу. В глаза бросилось название станции — Реутово. "Полдня ехала, а доехала всего-то... тьфу", — разочарованно подумала она.

...В кабинете какого-то начальника Майка расчихалась от висевшего в воздухе густого табачного дыма. "Хоть бы иногда проветривал, что ли... — тоскливо подумала она. — Неужели так теперь будет всегда? Что ж, придется привыкать".

— Вот, товарищ капитан. На фронт рвется. Документы вроде в порядке, а что с ней делать?

— Еще одна... Медом вам там, что ль, намазано? — ворча, усталый капитан развернул Майкины бумаги и присвистнул.

У девушки упало сердце. Мелькнула глупая мысль:

"А вдруг он папу знает? Сейчас скажет: а ты не того ли самого Соколова дочка?"

— Тю! — сказал капитан. — Да тебе ж всего семнадцать лет. Марш домой — в куклы играть! А тебе, Савельев, на будущее: таких сразу в отделение, пущай там разбираются. Мое дело — ловить тех, кто от фронта бегает, а не на фронт. Понял?

— Так точно, товарищ капитан. Только как ее в отделение-то, со всяким сбродом? Жалко ведь. Девчонка приличная.

— Р-разговорчики! А тебе, краса ненаглядная, я сейчас пропуск подпишу — и катись колбаской назад к мамке.

"Вот так всё и кончится. И вернут меня домой с позором. Стыдоба. Нет, надо что-то делать..."

Майка сперва хотела зареветь, но тут же передумала: не поможет. Лучше так, как маменька, когда с кем-то ругается...

— Немедленно направьте меня к коменданту. На фронте медсестер не хватает, а вы обученную сестру с опытом работы в тыл отсылаете! Как ваша фамилия, товарищ? Я сообщу куда следует.

Капитан, не меняясь в лице, сунул Майке пропуск и махнул рукой Савельеву:

— Убери ее отсюда.

— Ну чего? К коменданту пойдешь? — необидно усмехнулся парень.

"Вдруг поможет? Ему ж самому через месяц-другой на фронт", — осенило Майку.

— А куда?

— По коридору налево, потом вверх по лестнице. Только я тебе ничего не говорил.

— Спасибо!

Еще один прокуренный кабинет. На столе — два телефона, пепельница, полная окурков. За столом — серолицый пожилой человек с черными кругами под глазами. Похоже, несколько суток не спал.

— Здрасте, мне бы коменданта, — заявила Майка, просунув голову в дверь.

— Ну, я помощник коменданта. Что вам от меня...

Майка скороговоркой выпалила заранее заготовленные слова:

— Работала в эвакогоспитале. Вот справка с места работы, паспорт, комсомольский билет... На фронт хочу.

— Все хотят на фронт, — медленно произнес помощник коменданта. — И всех ведут ко мне. Погодите-ка...

Он неожиданно легко поднялся, быстро пересек кабинет и выглянул в коридор.

— Товарищ доктор, товарищ доктор! Секундочку!

Обернулся к Майке, сунул ей документы.

— Вот доктор, ступайте к нему, он вас определит.

"Ишь ты, прямо сияет весь — так рад от меня избавиться..."

В коридоре Майка догнала долговязого военврача лет сорока. "Циркуль. Или журавль", — подумала девушка, разглядывая его. Врач прислонился к стене и молча смотрел на Майку, ожидая объяснений.

Не откладывая дело в долгий ящик, она в третий раз протараторила:

— Работала. В Москве. Эвакогоспиталь номер... На фронт.

— Работали? — переспросил военврач. — 2027-й? Общая хирургия. Неплохо. Что ж вы так поздно явились, товарищ сестра? Личный состав госпиталя почти набран.

— Я только что приехала, — честно призналась Майка.

— Только что? Так-так... Подождите-ка здесь.

И он скрылся за одной из многочисленных дверей. Порядочно уставшая девушка уселась у стены на чемоданчик и стала ждать. За дверью раздавалась ругань: доктор что-то кому-то доказывал, чего-то требовал. "Меня отстаивает?" — Майка тут же отогнала дурацкую мысль: "Ну уж нет. Не до тебя тут. Будешь как все".

Наконец военврач вышел и сказал:

— Идемте.

Здание бывшей больницы, когда-то желтое, а теперь — рябое. Краска кое-где отлетела, в кирпиче — щербины от осколков. На крыльце разбиты ступени. Двое рабочих сооружают временные, деревянные. Еще один разгружает с телеги доски. Серая лошадь уныло жует пучок пожухлой осенней травы. Табличка "Городская больница" — буквы еще виднеются из-под новой фанерной вывески, на которой масляной краской от руки написано: "Эвакогоспиталь N..." "Как в Гражданскую!" — невольно подумалось Майке.

В длинном широком извилистом коридоре доктор поймал за рукав пробегавшую мимо долговязую некрасивую девицу в белом халате.

— Пополнение вам привез, Наталья Андреевна. Уже обучена, опыт есть.

Та критически осмотрела "пополнение".

— А чего только одну?

— Уж сколько дали. Забирайте.

— Ладно, идем, — бросила та девушке. — Звать как?

— Майя Соколова.

— Какие курсы окончила? РОКК или настоящие?

— Я... Я еще не окончила. Только собиралась.

— Выходит, обучать надо? А я-то уж обрадовалась. Зря мне только Владимир Иваныч голову морочил...

— Я в Москве почти полгода в госпитале санитаркой отработала, — поспешила оправдаться Майка. — У меня отличная характеристика. На курсы хотели послать, да не успели.

— А что помешало?

— Отец на фронте, мать в эвакуацию собралась. А я не поехала...

— Восемнадцать есть?

— Через полгода будет.

Наталья только тяжело вздохнула. Новенькая, похоже, сильно разочаровала ее.

— А как бы мне на курсы? — осмелела Майка.

— У нас при госпитале тоже курсы организуются. Для себя кадры ковать станем. Посмотрим, как себя покажешь, может, и возьмем. Пришли, — Наталья толкнула дверь с табличкой "Отдел кадров". — Заходи.

Внутри оказалось еще более тоскливо, чем снаружи. Голые коричневые стены украшал только один плакат: "Враг будет разбит! Победа будет за нами!"

За столом, заваленным бумагами, сидела усталая коротко стриженная тетка: мешки под глазами, седина, морщины у крыльев носа. В уголке, примостившись на тумбочке, старательно что-то писала рыженькая кудрявая девушка в форменном платье. "Моя ровесница, — решила Майка. — Интересно, а где все остальные? Заняты, наверное... Какие же у меня тут будут подруги?"

Наталья быстро объяснила кадровичке суть дела и ушла. Майка отдала свои документы и отправилась заполнять анкету на тумбочку, к рыженькой. Та бросила на новую соседку быстрый любопытный взгляд.

— Как пишется "не состояла"? — громким шепотом спросила она. — СостОяла или состАяла? Вместе или раздельно?

— СостОяла и раздельно, — ответила Майка, про себя удивившись такой безграмотности.