Найти бога. Версия от 26.01.14

К сожалению, это работает и в другую сторону — если ты какое-то время не отжимаешься эту свою тысячу раз, то через некоторые время, неиспользуемые мышцы атрофируются и ты снова можешь отжиматься уже не тысячу, а, например, семьдесят-сто раз. Не три, конечно, как когда-то, но после тысячи тоже как-то обидно.

Поэтому пик мышцам мы будем ставить позже — когда организм подрастет. Сейчас же наработаем только уровень выше среднего, иначе, на поддержание их в максимальной форме с самого начала, будет уходить целая прорва времени. Тысяча отжиманий, например, — это около семнадцати минут. Семнадцать минут в день в течение пятнадцати лет — это два полных месяца отжиманий, которые можно смело выкидывать из своей жизни. Поэтому нужно в этот момент заниматься чем-то еще, например что-то обдумывать. В любом случае отжимания — это только одна группа мышц плюс дыхание. А ведь есть еще и другие группы.

Как-то я снова отвлекся, лучше расскажу о другом, тем более, что с моими повреждениями, мне в самом начале было не до отжиманий...

8.

Примерно через месяц, когда я уже смог более-менее нормально, а главное — правильно, двигаться, Нена потянула меня и Назю в гости к другим детям.

Нена наверняка намучилась без своих подружек, приглядывая за мной в этот первый месяц, пока моя рука и ожоги не пришли в состояние, когда за них можно было уже особо не волноваться. Не зажили, разумеется, еще полностью, но взгляд на них уже не вызывал содрогания.

Назя вела меня за здоровую руку — нравился ей этот процесс и на всем протяжении пути туда Нена с Назей о чем-то весело щебетали. Я все еще не понимал о чем, смутно угадывая лишь направление и настроение беседы. Точнее болтали они только до того момента, как навстречу нам не выбежали четверо мальчишек, все возрастом с Нену.

Дети жестоки — им еще не накидали установок, что обижать маленьких и беззащитных нехорошо. Они еще не понимают, что делают кому-то больно, они еще не научились ставить себя на место другого человека. Поэтому дети жестоки.

У Нази был один врожденный дефект — ее глаза были разного цвета. Дети не любят тех, кто на них не похож.

Дети выбежали из-за угла и сразу же начали весело смеяться, показывать пальцами на Назю, дразня ее. Возможно детям хочется, чтобы им уделили внимание, но если со взрослыми вызвать это внимание у них получается совсем неплохо, то со сверстниками — гораздо хуже. Поэтому в ход идут самые простые способы — мальчики, например, дергают девочек за косички, или просто их дразнят.

Назя как-то сразу стушевалась — похоже, что предметом насмешек она была уже не в первый раз. Насмешки продолжались, и через некоторое время Назя начала всхлипывать. Нена начала переругиваться с мальчишками, но это не сильно помогло и Назя разрыдалась навзрыд. Нена как-то угловато, неопытно, пыталась утешить Назю, но это только усиливало плач последней и раззадоривало обидчиков.

Я отпустил руку Нази и медленно пошел к главному из них.

Проблема была в том, что их четверо. Даже в этом теле я мог бы убить кого-то, мог бы вывести его строя, сломав один из суставов, благо особой силы на это не требовалось, требовалось только умение и знание как, к тому же малыши не такие уж и слабые. Пусть эти навыки еще и не забиты на уровне рефлексов, но они есть, и на один-два удара от не ожидающего такой подлянки противника их хватит.

Если бы я сделал это, то остальные бы просто разбежались. Когда дети сталкиваются с чем-то, что выходит за грань их восприятия — они просто бегут. Впрочем, как и большинство взрослых. Но взрослые капитулируют на уровне разговора, на уровне мыслей, дети же — на уроне действий.

Но сильно калечить, а тем более убивать было нельзя — это серьезно бы осложнило мою дальнейшую жизнь в деревне. Если же не задействовать фактор страха, то против четверых в своем нынешнем состоянии я не вытяну — просто не успею увернуться от их ударов, да и каких, в жопу, ударов — мне хватит и одного пропущенного, который гарантированно меня отрубит.

Второй проблемой было то, что я не мог объяснить словами того, что я от них хочу...

9. Нена

Я все еще успокаивала Назю, когда, вдобавок к этой, первой, добавилась еще одна, вторая, проблема — Мун отпустил руку Нази и двинулся к обидчикам.

Мун ведь ничего не понимает, только чувствует что их обижают и реагирует на это с детской непосредственностью. Как бы эти четверо с ним чего-нибудь не сделали...

И что интересно — Мун направился прямо к их главарю — к Демке. Интересно как он его определил? — ведь главарь не самый из них голосистый. Все как и у собак — самая громко лающая не самая сильная, да и лает она только тогда, когда это не опасно.

Подойдя к главарю Мун уставился на него своим тяжелым взглядом. И откуда, спрашивается, у этого малыша может быть такой тяжелый взгляд? Хотя это-то как раз понятно — судя по отсутствующей руке и ожогам совсем недавно ему пришлось очень и очень несладко.

А главарь-то стушевался — не знает как ему быть. Отступить — не поймут товарищи. Нападать на малыша — не поймут взрослые. Да и те же товарищи тоже, наверное, будут не в восторге. Одно дело — нападать на кого-то своего возраста, пусть даже и гораздо слабее, а совсем другое на того, кто не дотягивает тебе даже до пояса. Но это он сейчас не знает что делать, а когда дойдет до дела, то, в порыве эмоций, может произойти все, что угодно.

А остальные-то тоже затихли — больше не обзываются. Да и Назя перестала реветь — только всхлипывает и с каким-то интересом и затаенной надеждой наблюдает за Муном — вот ведь нашелся, блин, рыцарь-защитник на мою бедную голову!

Так мы некоторое время и стояли — Мун напротив главаря, мы — в нескольких метрах позади Муна, двое остальных обидчиков — по бокам от главаря, и еще один — самый говорливый — чуть в стороне от них.

А Демка-то похоже не дурак — сразу просек всю глубину ситуации, в которой оказался, не знает, только, что делать дальше...

Через минуту, может — две, стоявший в стороне болтун двинулся в сторону Муна:

— Чего это вы с ним церемонитесь? — начал он — давайте отлупим этого однорукого по заднице, чтобы не лез к нам — к взрослым?

А этот у них значит заводила. Но похоже, что не самый умный. Те двое все-таки поумнее будут — сразу почувствовали что Демка в затруднении и что дело с запашком. Они, правда, находятся по бокам от главаря, и им тоже досталось часть взгляда малыша. Чего они замерли-то, все втроем? Ну тяжелый взгляд, но не настолько же, чтобы застопориться. Хотя может он сейчас какой-то другой, мне-то, сзади не видно.

А этот заводила ведь со спины к Муну заходит, и даже руку занес для удара — он ведь и вправду так сделает, и вправду отлупит того по жопе, ну нельзя же так! Я прямо-таки дернулась к ним — не дам.

В этот момент Мун резко развернулся и быстрым, я бы даже сказала каким-то грациозным движением, своей здоровой рукой схватил заводилу за яйца и сильно их сжал. Могу с уверенностью сказать что сильно, потому что заводила резко втянул воздух в себя, а его голова резко пошла вниз — он согнулся в поясе.

Мун так же резко отпустил яйца, и той же самой единственной здоровой рукой ухватил заводилу за волосы, продолжая и усиливая движение головы последнего вниз, и, одновременно с этим двинув навстречу ей свое колено. Что-то громко хрустнуло...

Заводила закричал и упал на колени — из его переломанного носа фонтанировала кровь.

Мун резко развернулся обратно, посмотрел на впавших в прострацию главаря, на двоих других, стоявших у него по бокам, потом развернулся и так же медленно как отходил от нас, подошел к нам обратно. Взяв Назю за руку он двинулся в том же направлении, в котором мы двигались до того, как появились эти четверо...

Вечером пришел отец пострадавшего мальчика и они со мной и моим отцом долго разбирались в том, кто виноват в случившемся. Точку в их споре поставил сам Мун, выбежав к нам. После того, как отец пострадавшего увидел, от кого пострадал его сын — от младенца-калеки, он быстренько свернул разговор и ретировался...

Данный инцидент имел еще одно последствие — начиная со следующего дня Назя сама присоединилась к тем странным физическим упражнениям, которые делал Мун...

10.

Еще через несколько дней я заметил, что возле нашего двора периодически начал ошиваться главарь той памятной четверки Демка. Ошивался он, что странно, один, без остальных троих.

Такое его поведение объяснилось еще через несколько дней, когда он, наконец, обратился к Нене и они несколько минут о чем-то говорили, временами поглядывая на меня.

А потом он меня удивил — подобрал прутик, подошел ко мне и... начал рисовать этим прутиком картинки на земле. Картинки, надо сказать, получались весьма недурственными. Похоже, что Нена объяснила ему, что я еще не говорю, и он решил попробовать поговорить картинками.

Сначала он нарисовал дорогу, проходившую через всю деревню, потом все три десятка деревенских хат, стоявших по обе стороны от дороги — по полтора десятка с каждой ее стороны. Ткнул пальцем на мой дом, затем — в одну из нарисованных на земле избушек, он как бы говорил, что это одно и то же. Потом он начал тыкать в ближайшие дома, тоже показая их на своем рисунке. Я-то понял, что он этим хотел сказать, но он что, и в самом деле надеялся что его поймет годовалый малыш?

Почему годовалый? Потому что оказавшись в деревне я смог точнее определить свой возраст, порасспрашивав в каком возрасте начало ходить и говорить все мое новое многочисленное семейство.

Оказалось, что первые шаги выпали на промежуток между девятью и двенадцатью месяцами, а уверенная ходьба — от четырнадцати до семнадцати месяцев. То есть, если брать за основу этот показатель, то мне от одного до полутора лет.

Осмысленно же болтать девочки начали в промежутке между полутора и двумя годами.

А так как я попадал как раз на переходные периоды между этими двумя этапами — ходьбой и первыми шагами, разговором и молчанием, — то мой возраст можно смело относить к промежутку между одним (если я гений) и двумя (если я тормоз) годами.

Вряд ли я гений, и, тем более, тормоз, так что мне скорее всего года полтора.

Ну да ладно... Все-таки мне было интересно, что еще ему (Демке) от меня нужно. Поэтому я кивнул головой, и уставился на него в ожидании дальнейшего.

А далее он нарисовал четыре человечка с рожицами. Человечки были мальчиками, на что неоднозначно указывала одна деталь у каждого из этих нарисованных человечков. Все человечки были с одной стороны улицы. Ткнув пальцем в себя, он указал на самого большого из нарисованных. Ага, понятно, это, значит, ваша банда с тобой во главе. Ну, и дальше что? Я снова кивнул.

Дальше он нарисовал еще пятерых мальчишек с другой стороны дороги. Эти были поменьше первых четверых. Потом он показал пальцем сначала на одну группу, затем — на вторую, а затем сжал свои руки в кулаки и ударил этими кулаками друг об друга.

Ага, получается у вас тут в деревне две стороны дороги и две мальчишеских банды, дерущихся друг с другом непонятно за что. Кажется, я начинаю догадываться, о чем он меня сейчас попросит. Но пусть уж доводит свою просьбу до конца — так мне будет больше преференций — я снова выжидающе посмотрел на него.

Он показал пальцем на меня, и быстро нарисовал еще одного, совсем крошечного, мальчика без одной руки рядом со своей бандой. Снова показал на обе банды, теперь уже в равных составах — пять на пять — и снова ударил кулаками друг об друга.

Хочешь чтобы я помог тебе разобраться с конкурентами? А что мне за это будет? Ты об этом подумал?

Отвернувшись от него, я поискал несколько маленьких камешков и складировал их в небольшую кучу. Показал на эту кучу, потом — на него. Фух, кажется тот понял и начал помогать собирать камни. Интересно, он догадается, или нет?

Когда куча достигла внушительных размеров, я поднял камень из нее, вручил его Назе, и показал ей, чтобы она бросила этот камень в меня. Еще некоторое время ушло на то, чтобы добиться от нее правильной скорости кидания как самих камней (не слишком быстро, но и не слишком медленно), так и интервалов между бросками (не слишком короткие, но и не слишком длинные). Начинать нужно с малого, развиваться физически — постепенно.

Назя с энтузиазмом занялась этим делом. И ведь работает с полной отдачей, нет чтобы делать часть бросков мимо цели, вот ведь плутовка. Мне-то так даже лучше, но, если честно, не ожидал от нее такого. Я то надеялся, что она проявит обо мне заботу, хотя, с другой стороны, получается, что она лучше всех остальных, каким-то своим внутренним чувством, понимает, что так я становлюсь сильнее.

После того, как камни закончились, я начал следующий комплекс тренировок с Назей, краем глаза наблюдая за все более и более офигивающим от такой наглости Демкой.

Демки хватило еще на час, после чего он самым наглым образом снова подошел ко мне, и начал тыкать в сторону нарисованной им картины. Ну что же, его хватило даже на дольше, чем я от него ожидал.

Я нарисовал солнце, его закат, потом луну, потом восходящее солнце, потом ткнул в рисунок его банды и пальцем указал вниз, на место где я сейчас стоял. Он кивнул, развернулся, и медленно поплелся в ту сторону, откуда пришел сюда больше полутора часов назад. Надеюсь, что он понял, что я хочу, чтобы он снова явился сюда завтра со своей бандой.

11. Демка

Когда я, вместе с остальными, явился к нему на второй день, то этот мелкий снова заставил меня таскать свои камни. Причем куча из них получилась в три раза больше, чем вчера. Слава богу, что собрали мы ее все равно быстрее, ведь сегодня нас было на три человека больше.

А потом он заставил нас кидаться в него, и в эту его разноглазую, которую он защищал, камнями. Ну это мы с удовольствием — за то, что он дал нам такую возможность можно его и простить за неудобство со сбором камней. Так я вначале подумал. Но рано я радовался — не просто так куча была не в два, а в три раза больше, чем вчера — нашего забияку со сломанным носом он поставил кидать камнями в меня — вот ведь зараза! Блин, больно же. И этот забияка тоже зараза, нет чтобы войти в положение и побольше мазать...

Я решил не повторять вчерашних ошибок, и не дожидаясь целого часа, сразу же после того, как камни закончились подошел к шкету. Даже не намекая, а прямым текстом, точнее жестами, говоря о том, что неплохо было бы уже нам и помочь — выполнить мою просьбу.

Но этот однорукий снова потребовал от нашей четверки прийти завтра.

А на следующий день случилось это...

* * *

Во первых я решил не париться со сбором камней — я знал, где мелкие камни и так валяются как грязь под ногами, так что я мотнулся туда и быстренько загрузил их в предусмотрительно захваченную мною котомку.

Когда я с победоносным видом выгрузил камни перед мелким, то он лишь одобрительно мне кивнул, никак больше не отреагировав на мою маленькую победу. Я растерялся — он так высоко меня ценит, что другого меня и не ожидал? Нет, понимать это приятно, но как-то неожиданно — я невольно улыбнулся.