— А-а-а, — махнул рукой Шломо, — подмастерье напутал. Дежурный мастер в другом конце был занят. Там меха прохудились. А этот оболтус угля перебрал и жар слишком сильный поднял. Вместо нормальной железной крицы свинское железо получилось, да и то вместе со шлаком спеклось так, что придется печь разбирать. Он у меня теперь лишних два года в подмастерьях ходить будет. Сколько материала угробил. И на своем горбу будет все это на свалку таскать.

— Так можно чушку раздробить, шлак отсеять, а железо опять переплавить — вставил свои пять копеек Костя.

— Зачем уголь переводить, — удивился мастер, — Чугун все равно чугуном останется. Разве что казанок или сковороду отлить можно, но овчинка выделки не стоит. Мы же все-таки оружейники, а не деревенские кузнецы.

— Вовсе даже нет, — уверенным голосом ответил Николаев, — чугун можно в сталь переделать.

Мастер бен Ашер остановился как вкопанный. Друзья, следовавшие за ним, едва успели затормозить, чтобы не сбить его с ног.

— Как? Ты не шутишь? — он схватил Константина за руку, — если вы действительно знаете этот секрет, просите у меня, что хотите.

— Знаем мы секрет, знаем, — Борис похлопал его по плечу. — Но все же давайте не будем это на улице обсуждать.

— Действительно, идемте домой скорее, — кузнец подхватил обоих друзей под руки и буквально потащил их за собой.

Войдя во двор, мастер повел их в прямо мастерскую минуя дом. Кузница-мастерская была пристроена к глухой стене дома, причем сложенная из дикого камня труба поднималась выше второго этажа дома. Под навесом, справа от единственного входа в мастерскую стояли плетенные короба с древесным углем, а слева штабелем были сложены пустые тигли из обожженной глины. В загоне рядом, старая слепая лошадь неторопливо ходила по кругу, приводя в движения кузнечные меха. Внутри, возле одного из двух горнов, пара подмастерьев проковывала на наковальне заготовку для полуторного меча-бастарда. На верстаках вдоль стены было разложено много другого холодного оружия в разной степени готовности. Мастер оставил на пару минут друзей и отошел проверить работу своих помощников.

— Ну что, сейчас ты язык за зубами не удержал, — Борис ткнул друга в бок. — Что просить за секрет будешь?

— Ну-у-у, — протянул Костя, — работой, я думаю, расплатится. Мы же и пушки хотим делать и все твои корабельные причиндалы.

— Так за это ты же планировал рецептом легированной стали расплатиться. Так и так его раскрывать придется. Не сам же ты оружейную сталь варить будешь.

— Тоже верно, — Николаев почесал в затылке, — ладно, подумаем еще над этим вопросом. Не золотом же с него брать.

— Вот-вот, думай. Может таким же умным как его тезка станешь, — Борис подбородком указал на кузнеца, который клещами ворочал светящуюся красноватым светом полосу металла и что-то объяснял подмастерьям.

— Какой тезка? — не понял Константин.

— Шломо — это же Соломон, — пояснил Гальперин. — Я мудрого царя Соломона имел ввиду.

В этот момент мастер, закончив со своими учениками, вернулся к друзьям и жестом пригласил их следовать за ним. Они пересекли мастерскую и через узкую дверь, соединяющую ее напрямую с домом, попали в большую комнату, в которой нетрудно было опознать химическую лабораторию. Как и у них в доме стеллажи и полки были уставлены склянками и горшочками с ингредиентами. Только вместо перегонного куба в углу стоял верстак с различными слесарными инструментами и небольшая наковальня.

Письменный стол с чернильницей и прочими принадлежностями, а также несколько разнокалиберных табуретов завершали картину.

— Так что бы вы хотели за свой секрет? — пригласив друзей садиться, взял быка за рога мастер Шломо.

— Понимаете уважаемый бен Ашер, — начал Борис, — мы вообще-то много секретов знаем. Не только как чугун в сталь переделать, но и рецепты стали, которая много лучше, чем все что в Европе, да и на Востоке делается. Мы из такой стали собираемся пушки сделать на корабль, который мы сейчас строим. И кое-что еще.

— Но пушки же из бронзы льют, — удивился мастер, — сталь ковать надо.

— Лить сталь тоже можно, а также катать и тянуть, — Взглянув на изумленную физиономию кузнеца, Костя тут же поправился, — Нет, катать у нас сейчас не получится, да и тянуть можно разве что проволоку.

— Костя, не гони лошадей, — осадил друга Борис по-русски, после чего обратился к мастеру на ладино, — Мы вам многое покажем и расскажем, но нам бы не хотелось, чтобы эти секреты расползлись. Вы нам дадите клятву, что не раскроете эти секреты по крайней мере в течение трех лет?

— Ни гильдии, ни подмастерьям? — мастер удивленно поднял брови. — Но я же не могу все делать сам, помощники-то мне нужны, а глаза у них есть. И гильдия меня оштрафовать может если узнают, что я устав нарушил.

— Так, это если узнают... И вообще, дон Ицхак рекомендовал вас как экспериментатора. Вот пускай и считают, что вы что-то новое пробуете, а результаты им показывать пока не будем. Тем более, что и у нас не все сразу может получиться. А подмастерья — ну отберите парочку толковых и не болтливых и пусть они тоже клятву принесут. И во все детали их посвящать не будем. Объясним только то, что им знать будет необходимо.

Обговорив все детали, они зафиксировали соглашение на пергаменте, и мастер Шломо скрепил его своей подписью и персональной печатью, которую ставил на выделанные им клинки.

После чего мастер проводил друзей к месту их будущего проживания. Флигель в углу усадьбы им понравился. Две довольно просторные комнаты и кухня были расположены в виде буквы "Г", примыкая к забору так, что образовывали маленький дворик с облетевшим и заиндевевшим розовым кустом в углу.

— Донья Серафима любила сидеть здесь летними вечерами. У нее ноги к концу жизни отказывать начали. Она уже с трудом передвигалась, но очень хотела моих внуков дождаться. Не успела, к сожалению, — сказал Шломо с тоской в голосе. Видимо он искренне любил свою кормилицу.

Оставив друзей устраиваться, кузнец ушел, сказав, что распорядится принести вторую кровать и пошлет слугу за их вещами к дону Ицхаку. Договорились также, что пока родственники жены не уедут, Борис с Костей будут столоваться у себя в комнате.

— Ну как тебе тут? — Гальперин широким жестом обвел комнату.

— Вполне прилично, мне нравиться, — пожал плечами Костя, — во всяком случае просторней и уютней чем в той таверне в Кордобе. Я уже не говорю о всех постоялых дворах по дороге.

— В Кордобе-то мы меньше недели жили, а тут несколько месяцев провести придется.

— Ну ты разбаловался. Понятно, у нас в особняке места намного больше. Ты свою квартиру в Хайфе вспомни, да и я с Диной, пока в Воронеж не переехали в двушке хрущобной жили, поменьше этой.

— Да я даже не о тесноте. Просто там мы как-то обжились, а здесь все с нуля надо налаживать. Ладно, давай устраиваться.

— А чего там устраивать особенного? Спать будем в той комнате, а здесь у нас рабочий кабинет будет.

— Ну раз рабочий, то нужен письменный стол и, желательно, большой, чтобы мы оба за ним поместиться могли. Кроме того, ширма нужна, чтобы если кто зайдет вдруг, не видел, что мы за тем столом делаем.

— Это у тебя уже паранойя, — усмехнулся Константин.

— Может быть, но как сказал один умный человек: "Если у вас паранойя, это не значит, что за вами никто не следит". Кто-то же донес на тебя в инквизицию.

— А ты уверен, что кто-то донес? Может сам Шимон решил сплавить нас подальше, чтобы супердоходный бизнес к рукам полностью прибрать. Процесс-то налажен, дальше и без нас справиться могут.

— И у кого же тогда паранойя? — Борис толкнул дверь и, подхватив Константина под локоть, вывел его во внутренний дворик флигеля.

— Смотри, — продолжил он, остановившись напротив розового куста, украшенного кое-где красноватыми плодами. — Если бы у него такие мысли были, то совсем не надо нас отправлять куда-то. Намного проще нам на месте несчастный случай организовать, или несварение желудка от полуметра хорошо заточенной стали в кишках. А так, мы же можем вернуться и спросить за разводку. Если уж мы сюда благополучно добрались, то скорее всего ничего подобного он не замышлял. Может мысль подобная у него и мелькала, но ходу он ей не дал. Он же и так две трети прибыли имеет. Стоит ли из-за оставшейся трети грех на душу брать. Впрочем, смотря для кого. Кто-нибудь недалекий, наверное, пошел бы на это. Но Шимон мужик умный, хотя своего не упустит. Резать курицу, которая золотые яйца несет он точно не будет. Меньше чем за полгода мы ему производство зеркал, гелиограф, калейдоскоп и стеклянные окна наладили. С каждого, он очень неплохую прибыль имеет. Кроме того, он перед самым отъездом у меня интересовался, нет ли у нас еще каких-либо интересных проектов. Я ему сказал, что есть, конечно, но идеи должны созреть. Так он выразил надежду, что к нашему возвращению они созреют. Значит он рассчитывает на наше возвращение, и хочет поучаствовать в развитии новой технологии и поиметь с этого свой гешефт.

— Наверное ты прав, — Костя почесал в затылке, — Чтобы всю механику поддерживать, одного Хозе маловато будет, особенно когда износ накопится. Он, конечно, парень толковый, но я ему еще не все рассказал, а сам он так быстро не дойдет. К тому же, я надеюсь, тебя эти оба медика в обиду не дадут. Они тебя еще не до конца высосали.

— Вот именно. А тебя сейчас мастер Шломо высасывать будет, и пока не опустошит, охранять будет как зеницу ока.

В этот момент дверь приоткрылась и во дворике появился вышеупомянутый мастер.

— Вторую кровать поставили, за вещами послано, — сообщил он, — обед служанка принесет часа через полтора. Нужно ли вам что-либо еще?

— Стол письменный нам побольше нужен, — стал перечислять Гальперин загибая пальцы, — кресел парочку еще, а то тут только одно, пару табуретов на кухню, ширму... Да, еще бумаги побольше и лампу.

Мастер Шломо вытащил из-за пояса кусок пергамента и угольный карандашик, и стал записывать требования.

— О, и карандашей таких пару штук, медной проволоки побольше, и еще..., — Борис порылся за пазухой и вытащил кошелек. Отсчитав полтора десятка золотых монет, он протянул их кузнецу, — будьте так любезны поменять их на серебро и медные монеты. Причем мне нужно их одинаковое количество тех и других и, желательно, одного размера.

— А когда же вы мне расскажете, то что обещали? — поинтересовался мастер Шломо, пряча пергамент и монеты в собственный кошель.

— После обеда подходи, начнем рассказывать, — вступил в разговор Костя, — только учти — это рассказ не на один час, а вернее даже не на один день.

Мастер ушел, пообещав прислать все заказанное.

— Пошли во дворик, разомнемся перед обедом, — сказал Борис, когда за Бен Ашером закрылась дверь, — а то мы сегодня зарядку пропустили.

— Пошли, только зачем тебе медь-серебро?

— Как зачем? Вольтов столб делать буду. Ноутбук запитать надо же. Он у меня в Кордобе совсем разрядился. Я же этому астроному в университете все навигационные таблицы северного полушария вручную переписывал с экрана для сверки.

Мастер Шломо появился через пару часов, когда друзья уже прикончили обед и успели разобрать свои, принесенные ранее, дорожные сумки. Он принес с собой приличную стопку плотной, желтоватой бумаги, карандаши и большой кошель с монетами. Все остальные заказанные вещи были доставлены еще раньше.

Друзья уселись по обе стороны кузнеца за массивный письменный стол и процесс обучения начался с урока химии, поскольку Бен Ашер, видимо желая показать, что и сам он не лыком шит, принес также свиток с каким-то алхимическим трактатом, описывающим превращения сущностей.

— Забудь, — отрезал Николаев, — всю эту Аристотелеву чушь по поводу земли, воды, огня и воздуха. На самом деле элементов не четыре, а около сотни, и они друг в друга никогда не превращаются, но могут соединяться и смешиваться.

— Смотри, — Борис выписал на листе бумаги символ "Fe", — так мы обозначаем железо. Оно само по себе элемент, но в земле оно находится связанное с другими элементами. В основном с кислородом и серой. Кислород — это то чем мы дышим и то, что вызывает ржавление железа. Ты же знаешь, что железная руда — красноватая. Это потому, что там много ржавчины, — он выписал на следующей строчке формулы окиси железа и железного колчедана.

— Когда ты греешь руду с углем, — продолжал он, выписывая символ "С", — то он отнимает кислород и серу у железа. — Последовавшая затем запись восстановительной реакции заставила мастера Шломо запустить обе пятерни в свою густую шевелюру, на которой каким-то непонятным образом держалась маленькая замшевая кипа.

Часа через три с небольшим мастер совершенно обалдел от объема свалившейся на него информации, но, кажется, начал что-то понимать.

— Я думаю, что на сегодня хватит, — сказал Гальперин, зажигая масляную лампу. Ранние зимние сумерки уже затопили дворик и сквозь слюдяное окошко уже почти ничего не было видно.

В этот момент раздался стук в дверь.

— Отец, ты здесь? — Раздался из-за двери звонкий голосок и дверь слегка приоткрылась.

— Здесь я, заходи — машинально ответил Шломо не отрывая взгляда от покрытой формулами бумаги.

Друзья повернулись к двери. Из-за ширмы показалась тонкая девичья фигурка.

— Я тебя в мастерской искала, а ты тут, — сказала она, подходя ближе. — Мать ужинать зовет.

Едва лицо ее оказалось в пятне света, у Константина перехватило дыхание. Ему показалось, что он вернулся в Одессу на десять с лишним лет назад, когда встретил у ворот дома свою будущую жену. Те же смоляные кудри, спадающие из-под мантильи крупными кольцами на плечи, тот же самый абрис лица, точенная шея, глаза под опахалом густых ресниц.

— Дина, — еле слышно выдохнул он.

— Это моя вторая дочь, Шошанна, — не глядя представил девушку мастер Шломо.

— Меня зовут Барух бен Йохим, — Гальперин поднялся со стула и слегка поклонился, — а это мой друг Константин. Он настолько поражен вашей красотой, что у него язык отнялся.

Девушка улыбнулась, обнажив ровные жемчужные зубки, и чуть кокетливо наклонила голову.

— Костя, не спи — замерзнешь, — Борис толкнул друга коленом, но тот продолжал сидеть, не отрывая глаз от девушки. При детальном рассмотрении он начал замечать различия. Глаза у Шошанны были не карие, а серые, немного другой разлет бровей, чуть более пухлая нижняя губа. Тем не менее сходство было поразительным.

Под пристальным взглядом Кости девушка смутилась и, отступив в тень, потянула отца за руку. Мастер Шломо поднялся, по-прежнему рассматривая исписанные листы.

— Да-да, — он наконец оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на друзей. — Мне надо все это обдумать. Продолжим завтра. Я сейчас пришлю служанку с ужином.

Когда отец с дочерью уже стояли в дверях, Борис, еще раз поклонившись, сказал: "Уважаемая сеньорита, я буду вам бесконечно признателен, если вы не будете никому о нас рассказывать".