— Я рада, что ты в хорошем настроении, — пропела женщина.
— Вспомнил о Вэл, — признался волшебник.
Может, этого делать и не стоило. Орланда сверкнула глазами не хуже дикой кошки.
— Ты еще и вспоминаешь об этой дряни!? Не волнуйся, скоро мы все от нее избавимся!
Ник не поднялся из кресла. Он знал, что любое покушение на Орланду ни к чему не приведет. Только к ог-раничению его свободы еще больше — цепи, наручники... И ругаться, тоже не стоило. Только... И он самым ехидным тоном спросил:
— А ты никак виделась с моей женой? Сочувствую. Не хотел бы я попасться ей на твоем-то месте!
— Ты женился на отвратительной хамке без рода и без СИЛЫ! — вызверилась Орланда.
— Насчет ее силы мы еще поговорим с твоим отцом, — пожал плечами Ник. — А что это ты такая рас-трепанная? Я так понимаю, что моя жена тебя выкинула из дома?
Орланду перекосило так, что волшебник понял — угадал.
— Я ей за это отомстила!
— Интересно — как? Пообещала зайти еще?
— Я думаю сейчас эта тварь уже в другом мире, — зло расхохоталась Орланда. — И там ее ждет один ма-ленький, но очень удаленький сюрприз!!
Ника пробрало холодом. Вот стерва!
— Если с головы Вэл упадет хоть один волосок — можешь считать, что ты — покойница, — процедил он.
— Не думаю, — рассмеялась Орланда. — Ты забудешь ее, как и всех остальных. Я вижу, ты сейчас не в на-строении? Я зайду попозже, расскажу тебе о смерти твоей благоверной, ... ми-и-илый!
Дверь захлопнулась. Ник вспомнил весь опыт жизни в России и минут десять перечислял всех предков, родственников и знакомых монстров Орланды, живописуя отношения между ними. Но даже мат не от-влек от главной заботы. Вэл, его Вэл, где-то там, совершенно одна, без помощи и поддержки, даже без малейшей надежды на успех, осваивает магию. Интересно, почему? Хотя ответ как раз известен. Они же муж и жена. Если Вэл решила, что таким образом сможет помочь ему — то свернет горы. Подума-ешь там — магия! Вот она и не подумала, прежде чем бросаться в эту авантюру! Да еще Орланда говори-ла про сюрприз! Какой?! Черт, черт, черт!!!
ГЛАВА 2.
— Твою мать!
Это были мои первые слова в другом мире. А как только я смогла дышать, слышать, видеть и говорить, я добавила к ним еще парочку русских народных. Я сидела в здоровенной луже, глубиной мне по пояс, и от любимых, чистых, выстиранных "миф-универсал" и пахнущих стиральным порошком джинсов остались лирические воспоминания. За шиворот тоже текло. С неба моросил мерзкий дождик. Стояла ранняя осень, судя по окраске листьев на деревьях, а осень я просто ненавидела. Это Пушкин мог писать: "Унылая пора, очей очарованье..." Он-то, небось, дома у окошка сидел, а не посреди этого, с позволения сказать, "очар-р-рования", в грязной луже. И штаны он сам себе тоже не стирал, после прогулки в такую очаровательную, мать ее трижды за ногу, погоду. С другой стороны, чего я сижу-то? Что я в этой луже забыла?
— Так, Вэл-не-Килмер, — скомандовала я себе, — Выползай из лужи, и будем с тобой лукать на обстановку.
(лукать — от английского look, смотреть, прим авт.)
Дурные привычки возвращались мгновенно. Еще когда мне было девятнадцать лет, мама вышла замуж в пятый раз, и перебралась к мужу, переписав квартиру на мое имя. До встречи с Ники я жила одна, радио я тихо ненавидела, телевизор смотреть было просто скучно, оставалось только разговаривать сама с собой. Выйдя замуж, я неохотно рассталась с этой привычкой, но, похоже, не до конца. Вот и сейчас, разговари-вая вслух, я незаметно выбралась из лужи. Лужа была, как водится, посреди дороги, дорога посреди поля, а что было вокруг поля, я не видела. Наверное, лес. Он темнел далеко на горизонте. Но в лес мне не нужно.
— А куда тебе нужно? — спросила я у себя, любимой. — А черт его знает. Обещали же какого-то проводника! Вот крокодилы бессовестные!
— Это кто бы говорил о совести! — раздался позади меня скрипучий голос. — Ты еще о Боге вспомни, чудо природы!
— А чего о нем помнить? — спросила я, почему-то не оборачиваясь. — Неужели ему есть до меня дело?
— Ни-ка-ко-го! — ответил тот же голос. — Не забывай, ты теперь начинающая колдунья, точнее вэари, а они вне юрисдикции местных божков.
Это меня порадовало, но ненадолго. Навалились другие заботы.
— А ты кто?
— А я и есть тот самый проводник, — порадовал меня голос.
Я неосторожно обернулась, захлопала глазами, нога подвернулась, я взмахнула руками и повинуясь зако-ну подлости, грохнулась в ту же лужу, но на этот раз спиной вперед. Теперь меня надо было стирать цели-ком. И лучше не с Миф-автоматом, а с пятипроцентной хлоркой.
— Молодец, — порадовал меня проводник. — Теперь твоя внешняя и внутренняя сущности стали еще больше похожи друг на друга.
— Иди ты знаешь куда, — предложила я. — Свинья безголовая! Предупредить нельзя было?!
— О чем? — невинно хлопнул ресницами проводник.
— О себе.
Я выбралась из лужи во второй раз, и сейчас тихо радовалась, что рюкзак уцелел и сделан из непромокае-мой ткани. А в нем у меня лежат пакетики с отвратительным растворимым кофе "Моккона" и металличе-ская чашка. Хотя хрен мне удастся разжечь костер под таким дождем. Небось, тут все в округе на девять частей состоит из воды! Ну и фиг с ним! У меня еще и фляжка с водкой лежит. Я ее взяла исключительно в лечебных целях, для растирания. Вот и будем лечиться!
— Хороша, — одобрил проводник.
— На себя посмотри, — окрысилась я. — Может, представишься, невежа?
Мое возмущение имело под собой веские основания. Честное слово. Я ожидала многого, но ТАКОГО?! Я биолог и могу отвечать за свои слова. Так вот, передо мной стояла натуральная игуана! Такая симпатичная ящерица, с хвостом в чешуйках, длина сорок сантиметров, форма головы напоминает рыцарский шлем. И сейчас ее морда приобрела явно обиженный вид.
— Меня зовут Ганя.
— Ганя — он или она? — уточнила я.
— Она. У всех женщин проводниками служат только женщины, а у всех мужчин — мужчины. Считается, что они быстрее могут найти общий язык.
Интересно, кто это решил? По-моему с этой ящерицей общий язык могла найти только другая игуана. А я бы предпочла в проводники кого-нибудь посимпатичней и пообщительней. Например, лошадь. На ней еще и ездить можно. А эту ящерицу, чует мое сердце, еще и на себе тащить придется!
— Понятно. Раз ты проводник, давай, объясняй, что мы теперь должны делать?
— По счастью, у нас разные задачи, — фыркнула ящерица. — Ты будешь искать проход в нужный тебе мир, а я буду следовать за тобой, и говорить, что нужно сделать теперь. И не более того.
Эта система мне была знакома. Как говорил преподаватель по высшей математике, я ставлю вопросы, а вы ищете на них ответы. И конкретнее. Хоть вы и биологи, но не растекайтесь мыслью по древу познания.
— Конкретизируйте свои предложения, мадам, — попросила я. Боевой дух куда-то ушел. Наверное, замерз и решил поискать, где потеплее. А у меня хлюпали и кроссовки и нос — наперегонки. Игуана смотрела на меня без всякого сочувствия. Ей-то что, она рептилия. Хладнокровная во всех смыслах этого слова, зараза! А вообще, кажется, ящериц едят! Я плотоядно осмотрела игуану. Жирненькая. Вкусная, наверное. Ящери-ца как-то нервно дернула хвостом и заговорила.
— В этом мире, Валентина, тебе надо забрать учебник магии. С ее помощью ты сможешь открыть дверь в нужный тебе мир. А дальше посмотрим, что будет.
— А где он находится? — прохлюпала я.
— Не знаю.
— А как называется?
— Междумирианник.
— Так и называется?
— Да!
Я почесала репу.
— А где находится ближайший город, ты не знаешь?
— Не могу сказать.
Я развернулась и пошла на восток, не интересуясь, успевает ли за мной ящерица. Шагов через тридцать оглянулась. Игуана, с самой несчастной мордой, шла посреди дороги, обходя лужи и высоко поднимая хвост. Я подождала ее, потом взяла в руки и посадила себе на шею. Ящерица свесила хвост с моего плеча и кивнула.
— Спасибо.
— Всегда, пожалуйста.
Я шлепала по грязной дороге, моросил мерзкий дождик, хлюпали промокшие насквозь кроссовки. В об-щем, настроение было преотвратным. Но надо было как-то разговорить проводника.
— Слушай, Ганя, — неуверенно начала я, — а что ты еще можешь?
— В каком смысле?
— Да в самом прямом! Допустим, я попаду в переплет. Ты мне поможешь?
— Это не входит в мои обязанности.
— Но и запрета на это нет?
— Но и у меня нет желания помогать тебе!
— Лучше бы оно появилось.
— Зачем?
Замерзшие мозги работали плохо.
— Со мной весело. Со мной гораздо веселее, чем со всеми остальными колдунами!
— Не обольщайся.
— Ладно, с этим мы выяснили. Помощи от тебя не дождешься. А что ты еще обязана делать?
— Опекать тебя, пока ты не вступишь в полную силу, подсказывать и направлять. Но не
помогать.
Я кивнула. Все ясно. Ладно, чешем к городу на горизонте. Тут-то и пригодилась моя дальнозоркость! Да-же из той лужи я видела что-то похожее на башни. До города я добралась только к вечеру. Устала, про-мокла, вымоталась, и была зла, как сорок дюжин цепных собак на дележке одной кости.
Город был обнесен огромной каменной стеной, высотой аж в четыре моих роста. И дорога вела прямо в высокие деревянные ворота. А к воротам была длинная такая очередь... Ящерица посоветовала мне ждать и нырнула в рюкзак. Стоять мне не хотелось, и я цапнула за рукав одного деревенского парня.
— Слышь, что здесь происходит?
— А то не видишь? Стоим, пока стража поклажу осмотрит и пошлину соберет. Живодеры проклятые!
— А его величество сейчас в городе? — спросила я, прикидывая в уме, как пройти без очереди.
— Не-а, короля сейчас нет, только принц Аррен, — ответила деревня.
— Мерси, — ответила я, и отвалила.
— И тебя туда же, — напутствовал меня парень.
А город-то на холме построен. Я улыбнулась. Ну, как кстати! И рванула в гору так, словно за мной черти гнались. Хм, кажется, я себя переоценила. Но так правдоподобней будет. К воротам я подлетела вся в мыле и с высунутым языком. Ну, ничего, зато согрелась. И вообще, бег полезен для фигуры! И я, начхав на стражу, попыталась вбежать внутрь.
— Стоять, бродяга! Куда прешь!? — один стражник лениво загородил мне дорогу.
Я перевела дыхание, сфокусировала на нем расползающиеся в разные стороны глаза, и заорала на весь город, совсем как в институте на своих студентов:
— Ты кого задерживаешь, чувырла!? Я тут бегу, блин, последние три часа, чтобы доставить новости принцу Аррену, коня загнала, на фиг, а в меня всякий воротный столб будет копьями тыкать!? Да я принцу скажу, он из тебя фундамент сделает, чтобы ты, дубина, важных гонцов не задерживал!
Стражник захлопал глазами, и я поднесла к его носу маленький, но крепкий кулачок, украшенный перст-нем-печаткой с рубином. Подарком мужа. Это решило дело. Он посторонился, и меня пропустили в воро-та, кстати, не взяв ни монетки пошлины. И я взяла с места в карьер. Был соблазн потребовать лошадь, но тогда мне могли бы навязать сопровождение, чтобы ценное имущество не заиграла, а это было вовсе ни к чему. Я завернула в какой-то проулок, и потеребила рюкзак:
— Вылезай, чуня!
— Не Чуня, а Ганя, — поправила меня ящерица, высовывая голову.
— Да хоть Ваня или Маня, — фыркнула я. — Слушай, расскажи мне о политической обстановке в этом мире, а?
— Зачем?
— Но я должна знать, у кого мне предстоит выцарапать этот путеводитель, как там бишь его — Марьиван-ник?
— Междумирианник, — отчеканила ящерица, — ладно, слушай. Сейчас здесь процветает христианство, почти как у вас несколько веков назад. Общий лозунг: "Загнать всех в рай", для непроникшихся — с добавлением: "любыми методами". К методам относятся пытки, казни, очищение водой и костром, а также искоренение всех иных форм жизни, то есть оборотней, вампиров, эльфов, гномов, в общем, всех, кто больше одарен природой. Но они, не проникшись почему-то всей святостью инквизиции, как могут, сопротивляются бла-гому делу. Кто-то бежит, кто-то сражается, кто-то в темпе вальса маскируется под местное население. На-пример, эльфы, дня за два до твоего приезда, принимали у себя священника. Но идеи христианства при-шлись им не слишком по вкусу. Они решили проверить священника на благочестивость, связали его и пус-тили по речке без лодки. Тот, естественно, утоп. Чем и доказал свое благочестие. Но эльфов не убедил. А остальное посольство эльфы выкинули за дверь, и принялись эвакуироваться. Кстати, отец принца Аррена, король Кастариен очень активный христианин и сейчас собирается двинуть войска прямо на эльфов, тем более, что его государство граничит с эльфийским лесом. А все магические книги стаскиваются к главно-му очистителю для уничтожения. — И Ганя хитро подмигнула мне.
— А кто такие очистители?
— Типа ваших инквизиторов.
Учитывая, сколько я читала об инквизиции, меня Очистители не вдохновили.
— Добрые, значит, дяди.
— Об их доброте все наслышаны... кто удрать успел.
— Значит надо попасть к главному очистителю, — почесала я в затылке. — Он гостей не принимает?
— Принимает. В пыточных камерах.
Туда мне еще было рано.
— Ладно, заползай обратно, а я пока поброжу по городу. Мне надо поужинать, вымыться и выспаться.
Ящерка понятливо нырнула обратно. Я вышла из тупичка и пошла, куда глаза глядят. Глядели они в ос-новном по сторонам и под ноги, так что монаха в грязно-коричневой рясе я заметила, только крепко столкнувшись с ним лбами.
— О, темная сила!
— Чтоб тебе пусто было! — взвыли мы в два голоса, и монах рассерженно уставился на меня.
— Куда несешься, наглец!?
— Сам смотри, куда лапти ставишь, чучело бритое, — не осталась я в долгу. — Последние фары церковным кагором залил, что ли?
— Да как ты смеешь, мерзавец!?
Отдавленная нога болела все сильнее, так что благоразумие отошло на задний план, и не высовывало но-са, чтобы по нему сволочизм не врезал. Обстановка накалялась.
— Ты, козел недобритый, сам смотри куда прешь, — взвилась я. — Думаешь, раз юбку надел, и живот отрас-тил, как у беременной, так тебе и дорогу уступать будут!? Лучше натужься и роди себе хорошие манеры, урод паршивый, евнух добровольный!
— Что-нибудь случилось, святой отец, — в нашу мирную беседу вмешались два стражника.
— Да, случилось! — взвился этот свин с тонзурой. — Это ведьма!! Арестовать ее!!!
— Слушай, не верещи, как кот, которому яйца дверью прищемили! — поморщилась я, понимая, что назре-вают некоторые осложнения.
В следующий миг мне в зад уперлись два довольно острых копья. Нет, я могла бы посопротивляться, но зачем? Так или иначе, мне нужно попасть к верховному очистителю, а меня туда буквально тащат! Может, еще и покормят? Хорошо бы. Пока мы шли по городу, я рассматривала архитектуру, людей, но тщательнее всего — дорогу. Падать еще раз в лужу не хотелось. Выводы были грустными. Архитектура убогая, зданий из камня — минимум, то есть те, без которых не обойтись. Королевский дворец, церковь, тюрьма. Осталь-ные — деревянные дома, изредка на каменном фундаменте. Люди меня тоже не впечатлили. Одеты все крайне убого. Мужчины — в лосины и грубые рубахи до колен, кое-кто в плащах. Женщины — в те же руба-хи и длинные юбки. Головы у всех женщин покрыты платками. На их фоне я, в своих относительно гряз-ных джинсах и куртке смотрюсь, как африканец в тундре. Одно хорошо. Я как сникерс: под толстым-толстым слоем, только грязи. Так что необычность моей одежды в глаза не бросалась. Дороги тоже от-вратные. Лужи по колено, грязь — по пояс. Оказывается не только в России беды — дураки и дороги. Тюрьма меня тоже не впечатлила. Тоже мне, стены! Если я из такой тюрьмы не убегу — это позор для всей России-матушки в целом, и для моих предков — в частности. Они ж в гробах перевернутся, а потом ко мне каждую ночь являться будут, ежели я нашу семью опозорю! Я хорошо знала историю своего рода. Мама рассказы-вала, что моим прапрадедом был Валентин Хромая Нога — человек выдающейся биографии. Шесть дока-занных грабежей с убийствами, около пятнадцати недоказанных, три ходки на Сахалин, и, соответственно, три побега. В последнюю, четвертую ходку он встретил там мою прапрабабку — Аньку-Модистку. Анечка промышляла более изящно. Нанималась служанкой в богатые дома, а потом там разные ценности пропа-дали. Убийств на ее совести не было. Но в Валентина она влюбилась по уши. И он в нее. Сладкая парочка в четвертый раз сделала ручкой каторге, грабанули машину инкассаторов, то есть карету казначейства, как она тогда называлась, поделили честно добычу — на всех четверых подельников, и осели в деревне под Псковом. Жили, как говорится, не тужили, трех сыновей родили, двух дочек... Так неужели я с такой ме-лочью, как средневековая тюрьма не справлюсь? Смешно. Но повели меня не сразу в тюрьму. Стражники затащили меня в комнату, где сидел монах вдвое толще первого.
