| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— В чем причина произошедшего вчера малоприятного события? — патетически обратился к аудитории Леха и выдержал паузу, сделавшую бы честь всему МХАТу во главе со Станиславским и Немировичем-Данченко.
— Да-да, Попов, — откликнулась Светлана Ивановна. — Как же ты мог сказать такое?
В ее голосе сквозила даже некоторая доброжелательность — она явно полагала, что Леха с места в карьер начнет каяться, посыпать голову пеплом и выклянчивать прощение. Merde! Гвардия умирает, но не сдается! И Леха ринулся на прорыв!
— Нас с детства учили глядеть в суть вещей, видеть, в первую очередь, не форму, а содержание. И это правильно! Вот Лев Толстой ходил в простой крестьянской одежде, а был великим писателем с мировым именем!
— При чем здесь Толстой? — спросила несколько сбитая с толку Светлана Ивановна.
— А при том, — пояснил Леха, — что нельзя судить о внутреннем мире человека по его одежде!
— Да при чем тут одежда! — хлопнула по столу ладонью Светлана Ивановна. — Одет ты в школьную форму, как и положено, а вот оброс как какие-нибудь "биттлзы"! А когда завуч сделала тебе замечание, ты позволил себе оскорбительный намек в адрес великого Карла Маркса!
— Вот именно! Великий основатель единственно верного учения Карл Маркс носил длинные волосы! Длинные волосы носили также руководитель штурма Зимнего дворца Антонов-Овсеенко и сподвижник вождя кубинской революции Фиделя Кастро — Эрнесто Че Гевара! Кстати, на городском конкурсе комсомольско-молодежной песни мне доверена честь представлять нашу школу и я буду исполнять песню про Че Гевару. Собственно, я волосы отрастил для того, чтобы получить внешнее сходство с великим революционером! Поэтому я так обиделся на оскорбительный эпитет от завуча — не за себя, а за великого человека, в образ которого я так вжился!
— Что за чушь? При чем тут Гевара? Конкурс какой-то! — возмутилась было Светлана Ивановна, но Ируська мастерски ее срезала.
— Не какой-то, а городской конкурс комсомольско-молодежной песни! — назидательно заметила Ируська. — Не каждой школе доверена честь участвовать в этом конкурсе! Кандидатов тщательно отбирали и Попов оказался в числе участников. Наш директор Пал Палыч придает огромное значение конкурсу как важному идейно-политическому событию! Мы даже писали две характеристики на Попова — одну от школы, а другую — от нашей комсомольской организации. Вот, кстати, у меня есть копия характеристики, утвержденной комсомольским собранием!
И Ируська огласила документ, в котором Леха характеризовался как "идейно выдержанный комсомолец, активно участвующий в общественной жизни школы, добросовестно выполняющий общественные поручения и неоднократно поощрявшийся администрацией школы и комитетом комсомола". Короче говоря, с такой характеристикой Леху можно было смело отправлять в Высшую партийную школу или в тыл к врагу!
— Такую же характеристику подписал директор и отправил в штаб конкурса! — торжествующе сообщила Ируська. — Предлагаю приобщить данную характеристику к протоколу собрания. Кто за? Прошу голосовать! Принято единогласно! Кто еще хочет выступить? Светлана Ивановна?
Куда там! Та лишь отрицательно помотала головой, — она никак не могла решить, каким будет мнение директора по данному вопросу, а потому мудро решила затаиться. В конце концов, это комсомольское собрание, так пусть сами комсомольцы и окажутся между молотом и наковальней! То есть — между директором и завучем.
Слово взял Ленчик Капустин.
— По-моему, все предельно ясно! — сказал он. — Предлагаю данное происшествие считать недоразумением!
Ируська тут же поставила предложение на голосование. Его, разумеется, приняли единогласно и я вписал столь оригинальное решение в протокол собрания.
— Повестка исчерпана, предлагаю считать собрание закрытым!
Магическая фраза вызвала, как всегда, дружное одобрение. Светлана Ивановна вышла из состояния грогги и озабочено спросила:
— Я должна что-нибудь подписывать?
— Совершенно необязательно! — заверила ее Ируська и Светлана Ивановна, облегченно вздохнув, торопливо удалилась.
— К Двуногой Смерти побежала, зараза! — сквозь зубы процедил Ленчик.
— Двуногой Смерти сейчас не до Светланы, — сказал Леха. — Она в данный момент с моими предками беседует.
— Мироныч, быстро пиши копию протокола! — распорядилась Ируська. — Я сейчас же отвезу его райком комсомола! А там — пусть бесится!
— Здесь опасно! — возразил я. — Вдруг Двуногая Смерть припрется!
— Логично! — согласилась Ируська. — Поедешь со мной в райком и там напишешь. Ладно?
Таким образом, в тот же день протокол собрания оказался в райкоме комсомола. А на следующий день, прямо с утра, в класс буквально ворвалась Двуногая Смерть.
— Веселова, где протокол собрания? — зловеще пророкотала завуч.
— Вот, пожалуйста! — с готовностью протянула копию протокола Ируська.
Завуч взяла листок и несколько раз перечитала его, не веря своим глазам. Затем она выпрямилась и, глядя в упор на Ируську, медленно разорвала протокол пополам.
— Сегодня же проведете новое собрание — в моем присутствии! — медленно отчеканила Железная Люба.
— Это невозможно, Любовь Тимофеевна! — вежливо, но твердо заявила Ируська. — Протокол собрания уже в райкоме комсомола, а вы порвали всего лишь копию! Как мы будем выглядеть, если за два дня по одному и тому же вопросу проведем два собрания с диаметрально противоположными решениями? Такое может позволить себе только сборище беспринципных и безответственных людей, а не комсомольская организация! Я, как комсорг, не могу этого допустить, а вы не имеете права, как завуч, оказывать давление на комсомольскую организацию!
Железная Люба полным боли и негодования взглядом сверлила Ируську — так, должно быть, смотрел на Брута продырявленный кинжалами заговорщиков Цезарь перед тем, как прохрипеть легендарное "И ты, Брут!".
— Вы и есть сборище беспринципных и безответственных людей! — прошипела Железная Люба. — И, как секретарь парторганизации нашей школы, я подниму вопрос об этом змеином гнезде антисоветчиков, скрывающихся под личиной комсомольцев!
Она резко повернулась и чуть не налетела на директора, который, появившись по своему обыкновению незаметно, внимательно выслушал весь разговор. Он озабоченно посмотрел вслед разъяренной Железной Любе и повернулся к нам:
— Всех попрошу в класс, — звонок уже прозвенел!
Директора школы Пал Палыча Червонникова мы за глаза звали, естественно, "Червонец" — и почти любили. Да и как было не любить, постоянно сравнивая его с Железной Любой! Он никогда не повышал голос, никогда не позволял себе оскорбительных высказываний в адрес учеников — вещь, согласитесь, сама по себе весьма необычная для советского педагога! Однако он имел очень опасную для нас привычку незаметно и неожиданно появляться в самые неподходящие моменты в самых укромных местах.
Например, соберутся ученики спокойно покурить в тиши туалета, только задымят украденными у отцов и старших братьев сигаретами, только завяжется интересная беседа, и тут — бац! Вдруг как из-под земли вырастает Червонец! Тут только и успеваешь спрятать руку с дымящейся сигаретой в карман пиджака! А Червонец, зараза этакая, остановится перед тобой и с вечной благостной улыбкой на устах начинает душеспасительную беседу.
— Здрасьте, Пал Палыч!
— Здравствуйте, здравствуйте! А кто это тут накурил так, хоть топор вешай — уж не вы ли?
— Да что вы, Пал Палыч! Как можно! Мы и в рот не возьмем эту гадость! Да это военрук с трудовиком заходили, они и накурили!
— А-а, ну и хорошо! А то ведь как эта гадость здоровье подрывает — это ж страшное дело! Я вот сколько прожил, а ни одной папиросы не выкурил. А сколько людей в моем возрасте из больниц не вылезают — и все из-за курения!
— Да-да, верно, Пал Палыч! — нетерпеливо поддакиваем мы, с ужасом чувствуя, как проклятая сигарета прожигает подкладку пиджака. Наконец, Червонец неторопливо удаляется и возле умывальников возникает давка — незадачливые курильщики торопливо заливают дымящиеся карманы пиджаков. Позже некоторые не в меру бдительные родители обнаружат прожженные в пиджаках дыры с характерным табачным запахом, который не способен заглушить даже ядовитый как иприт одеколон "Шипр", — и устроят воспитательную Варфоломеевскую ночь своим великовозрастным чадам!
Во всех прочих случаях наведение дисциплины Червонец поручал проверенному блюстителю коммунистической морали — Железной Любе. Она "приводила в чувство" не в меру разыгравшихся на перемене первоклашек, а также при содействии милиции отправляла в колонию неоднократно пойманных на воровстве и вандализме "отморозков". Последние, впрочем, не вызывали сочувствия даже у нас — некоторые из жертв юных последователей Аль Капоне и Диллинджера даже сожалели, что Железная Люба не имеет полномочий расстреливать всем надоевших обалдуев перед строем на школьной линейке!
Как и положено крупному руководителю, Червонец занимался стратегией, доверяя тактику преподавательскому коллективу во главе с Железной Любой и вмешивался лишь в исключительных случаях. Его внеплановое появление в нашем классе говорило о том, что такой случай наступил!
Каждый человек имеет свою миссию на земле. Как полагал Червонец, его миссия — сделать нашу школу самой образцовой школой страны, а может быть (чем черт не шутит!) и всего мира! Ко времени описываемых событий он добился признания школы лучшей в районе и активно готовил почву для присвоения школе звания лучшей в городе. Учитывая тот факт, что школа находилась на окраине города, задачу следовало признать почти невыполнимой!
Однако Червонец свято верил в свою миссию и в правильность избранных методов, и с упорством монаха-отшельника шел по предначертанному пути. А методы его заключались в следующем.
В любом классе с течением времени определяется балласт в виде безнадежных в плане учебы и поведения учеников — обычно это либо заслуживающие сочувствия абсолютно неспособные к учебе люди, либо заслуживающие пожизненного заключения абсолютно асоциальные типы. Такой балласт катастрофически сказывается на среднем балле выпускников школы, являющемся одним из основных показателей качества обучения. Поэтому Червонец решал проблему просто и эффективно.
Перед началом учебного года он вызывал к себе на беседу родителей подобных "подарков", дотянутых за уши до восьмого класса благодаря советскому всеобучу, и ставил вопрос ребром — либо родители дают торжественное обещание освободить школу от своего чада взамен на обещание Червонца выдать означенному чаду свидетельство об окончании восьми классов, либо... Впрочем, до последнего "либо" дело обычно не доходило, — весь район знал, что идти наперекор Червонцу не просто бесполезно, но и опасно: горе-ученик в таком случае поручался непосредственной опеке Железной Любы, а родители получали соответствующие письма по месту работы и жительства, после чего становились объектами пристального внимания парткомов, месткомов и участковых. В случае же принятия предложения: на год учебы в восьмом классе отщепенец и его родители со вздохом облегчения просто забывали о школе, а школа — о них; и трудно сказать, чей вздох облегчения был более глубоким!
Другим важнейшим направлением деятельности Червонца являлось создание образцово-показательных кабинетов. В то время таких кабинетов было несколько: кабинеты химии, физики, биологии и военного дела. На очереди стояли кабинеты английского и литературы, но тут дело шло туго по независящим от Червонца причинам. Даже несмотря на то, что финансирование школы находилось на высоком уровне (лучшая школа района!), "пробить" в роно современный лингафонный класс Червонцу пока не удавалось — не английская спецшкола, видите ли! Ну, а создавать "несовременный" класс Червонец считал ниже своего достоинства (и ведь был прав, как ни крути)!
Что касается кабинета литературы, то тут непреодолимым препятствием являлась наша Баронесса — со своим аристократическим вкусом! Она, видите ли, полагала, что в принципе не существует образцовой и необразцовой литературы, а есть лишь Литература и Макулатура — третьего не дано! Ученики должны читать великие литературные произведения, а не таращиться на портреты классиков! С Баронессой было трудно спорить — среди ее воспитанников (как следовало из содержимого стенда "Наши достижения") числилось два члена Союза писателей, семь журналистов и один член-корреспондент Академии Наук! Ну, о стенде следует рассказать отдельно, а пока остановимся подробнее на существовавших образцовых кабинетах.
Обычно отвечавший за образцовый класс преподаватель набирал себе двух-трех внештатных лаборантов из числа старшеклассников. Как правило, один раз в два-три года Червонец "бухал" большую часть школьных денег на организацию нового или модернизацию старого учебного кабинета. Выглядело это следующим образом: преподаватель со своими внештатными лаборантами ехал в магазин школьных принадлежностей и по "безналичке" выгребал все мало-мальски пригодное для кабинета оборудование. Затем лаборанты-старшеклассники грузили все это хозяйство в машину, затем — из машины в кабинет, затем демонтировали старое и устанавливали новое, и так далее... И все — после уроков!
Зачем подобные мучения — спросите вы? Во имя чего?!
Ну, разумеется не во имя торжества науки или построения коммунизма! Бесплатный труд хорош раз в год на субботнике по уборке мусора, но для серьезного дела и работы с дорогостоящим оборудованием — ни в коем случае!
В добровольцах для лаборантов — внештатников никогда недостатка не было, поскольку для них существовал целый ряд льгот и привилегий. Приведу пример — вот, мы с Ленчиком Капустиным числились внештатными лаборантами у нашего физика Михаила Соломоновича (в просторечии — "Соломон").
В наши обязанности входило: выполнение всех работ по оборудованию и переоборудованию кабинета, мелкий ремонт и наладка лабораторных приборов, изготовление небольших самодельных приборов и подготовка лабораторного оборудования к занятиям. Из всех этих пунктов только последний требовал практически ежедневных затрат времени — полчаса, максимум — час после уроков или перед уроками. Это вовсе не было для нас обременительно, — ведь среди физических приборов встречались довольно занятные штуки! Например, ультразвуковой генератор, смешивающий в суспензию масло и воду, а на пределе мощности — и воду со ртутью! Или терменвокс — как электроорган, только не жмешь на клавиши, а просто двигаешь рукой в воздухе!
Все измерительные приборы — вольтметры, амперметры, омметры и даже осциллограф, — были в нашем с Ленчиком распоряжении. Именно в кабинете физики Ленчик собрал для Лехи Попова ревербератор — предмет зависти всех окрестных бардов! А однажды Соломон разрешил Ленчику взять себе старый списанный тестер, который Ленчик сам отремонтировал.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
