Глава 15

Но, Зиновьев быстро развеял радужные мечты Шмакова, наставил его на 'путь истинный' и, возвращая рапорт, клятвенно заверил, что ему еще представится случай поквитаться с врагами. И для этого не обязательно идти в пехоту, а будет намного лучше, если он соберется, выбросит всякие глупости из головы. И поможет отыскать тех самых 'проклятых фрицев', которые, не далее чем вчера, убили наших товарищей.

— Ты пойми, Игорь, вся штука в том, что шпионов этих видели только мы трое: я, Андрей и ты. Куда они направились и что могут еще натворить, никому не известно. Андрей и я, столкнулись с первой группой, и тех двух диверсантов, которым удалось уйти, запомнили очень хорошо. При встрече опознать сможем. Ты, по видимому, столкнулся вчера со второй частью этой группы. Хоть и в сумерках, но ты их видел, слышал их голоса и, наверняка, тоже сможешь узнать этих гадов. И, поверь мне, от этого будет намного больше пользы чем, если ты просто сложишь свою голову на той стороне Дона. Это всегда успеется. Лично я, на тот свет не тороплюсь, и вам не советую.

Сержант притоптал окурок, посмотрел на часы и продолжил:

— Теперь, слушайте меня оба, очень внимательно, и запоминайте. Пошел уже третий час, как мы входим в состав оперативной группы, занимающейся розыском вчерашних диверсантов. Возглавляет ее старший лейтенант Владимиров, и подчиняемся мы непосредственно ему. Все его приказы, необходимо исполнять беспрекословно и быстро. Он, хоть и добрый человек, насколько мне известно, но дурацких шуток не понимает, и при необходимости, спросить может по всей строгости. Это я к вопросу о дисциплине. Андрей! Ты меня слышишь? Тебя это тоже касается. Никаких отлучек, без моего ведома, и без разрешения старшего лейтенанта. Кто и чем будет заниматься, доведет до вас сам Владимиров. Шмаков! У тебя вещмешок где? Во взводе? Очень хорошо! А у тебя Андрей? Там же? Просто замечательно! Да ты у нас еще и не вооружен. Придется кому-то во взвод скакать, причем рысью, и я даже догадываюсь кому.

' -Шутник, однако! Смотрит-то на меня. Теперь я тоже знаю, кто поскачет во взвод. Туда налегке, а вот обратно: с автоматом и двумя вещмешками на горбу. Даже, может быть, что и с тремя. У самого сержанта, я что-то сидора не наблюдаю. Так что, скорее всего, с тремя вещмешками скакать придется. Благо расстояние не очень большое, дотащу уж как нибудь'.

— Андрей! — обратился ко мне Зиновьев. — Ну, в общем, ты понял. И, еще. Мой вещмешок, тоже прихвати. Пожалуйста, не в службу, а в дружбу. Неизвестно ведь, где и, главное, сколько, мы будем находиться. Я, вчера еще, как знал, запасся кое-чем. На всякий случай. Но, этот вопрос, мы с Владимировым согласуем, обязательно. Мы теперь без его приказа и шагу ступить не можем. Такие, брат, дела. Ничего не попишешь.

— Это понятно, — успокоил я сержанта. — Сказано будет, пойду и принесу, все что нужно. Меня сейчас другой вопрос интересует. Как же так вышло, что Анна уехала и даже адреса своего не оставила?

— Хватит тебе, ерундой всякой, голову забивать! — почему-то недовольно пробурчал Зиновьев. — Война идет, и некогда нам отвлекаться по пустякам. Нужно о деле думать, в первую очередь, а потом, уже про все остальное, если время останется.

Я хотел было пригорюниться, от таких его слов, но не успел, потому что из штабного блиндажа вышел старший лейтенант Владимиров, с ним двое незнакомых мне командиров и пошло — поехало:

— Становись! — подал команду Зиновьев.

Мы дружно вскочили, заправились и приготовились внимательно слушать нашего нового командира в оба уха.

Командир пограничников, лейтенант Тихонов, тоже подошел к нам. Владимиров сдвинул фуражку на затылок и сообщил следующее:

— Думаю, сержант Зиновьев успел сообщить вам, кто я такой и какие у меня полномочия. На данный момент я назначен старшим оперативной группы по розыску вражеских агентов, проникших в наш тыл. Сержант Зиновьев, бойцы Калмыков и Шмаков, поступают в мое распоряжение, вплоть до окончания розыскных мероприятий. В группу, так же входит отделение 7-й заставы 98-го погранполка войск по охране тыла фронта. Командует им лейтенант Тихонов. Вы трое, — он обратился к нам, — пройдите для получения документов, удостоверяющих вашу личность. Вот: начальник оперативного отдела — капитан Недбаев и уполномоченный особого отдела 622-го стрелкового полка — старший лейтенант Храпов, снабдят вас всеми необходимыми бумагами. Так как, вы уже не являетесь бойцами 300-й стрелковой дивизии, а временно будете зачислены в разведроту 622-го полка 124-й дивизии. Вопросы есть? Вопросов нет. Далее. Вам, также, выдаются удостоверения бойцов оперативной группы особого отдела НКВД 21-й Армии. Документ это серьезный и дает вам особые полномочия, но подробно об этом, чуть позже. Теперь, главное. После получения документов, Калмыков, в сопровождении автоматчика, доставишь приказ о вашем зачислении в оперативную группу, своему непосредственному начальнику. Затем, с оружием и вещами, ждешь нас здесь. Сержант Зиновьев и боец Шмаков, отправляются с лейтенантом Тихоновым к месту вчерашнего боестолкновения с диверсантами. Ваша задача: обследовать там все как следует, по возможности установить пути отхода вражеских агентов. Я, со старшим лейтенантом Страховым, займусь осмотром трупов. Сбор здесь, — он посмотрел на часы, — ровно через три часа, то есть, в семнадцать ноль-ноль. У меня все.

Да. Вопросов ни у кого не возникло. Владимиров вручил нам удостоверения бойцов оперативной группы, которые, при ближайшем рассмотрении, оказались обыкновенными листками бумаги. Я сунул свое в карман, не разглядывая, потом как нибудь посмотрим, что там у нас за особые полномочия. Затем, буквально за десять минут, нам выдали новые красноармейские книжки и какие-то бумаги от особого отдела 622-го стрелкового полка. Снабдили нас, что и говорить, основательно. Теперь никаких недоразумений не могло возникнуть в принципе.

Когда мы вышли из блиндажа, Владимирова уже и след простыл. Тихонов выделил, для моего сопровождения или охраны, среднего возраста, огненно-рыжего пограничника-автоматчика, а сам, вместе с Зиновьевым и Шмаковым, повел свой отряд на проческу местности.

— Ну, будем знакомы. Шумков Константин, — рыжий красноармеец, приветливо глядя, протянул мне руку.

— Калмыков Андрей, — представился я. — Двинули что-ли? По дороге поговорим.

А сам подумал: 'Хорошо, что его мне выделили. Поможет мне вещмешки тащить'. И мы поспешили в разведвзвод. В кармане лежали новые документы, приказ для Александрова, переданный мне Владимировым, а на душе скребли кошки. Что теперь будет с моими друзьями? Мы по лесам будем шарить, в поисках диверсантов, а мужики завтра в наступление пойдут. Может мы их и не найдем, шпионов этих, а ребята мои могут голову сложить на той стороне. От этих мыслей стало совсем тошно. Что я без них делать буду? Впервые в жизни я понял, как они мне дороги.

Шумков, глядя на меня, видимо понял, что я немного не в себе и спросил, добродушно улыбаясь:

— Что с тобой? На тебе лица нет.

Я, прогоняя мрачные мысли, тряхнул головой и улыбнувшись ему в ответ, сказал, как можно веселее:

— Ничего, Костя! Все будет в порядке.

* * *

Дошли довольно быстро. Первым делом решил посетить командира взвода. Сунулся в землянку и слегка обалдел от увиденного. Народу там набралось — яблоку упасть негде, Александров проводил не то инструктаж, не то общее собрание. Присутствовал весь личный состав, брат с Витькой сидели в правом углу за столом, рядом с ними лейтенант Смирнов и сержант Тимофеев, остальные бойцы расположились кто где. Александров и старший политрук Семенов стояли посредине землянки, возле стола, на котором горела керосиновая лампа. Политрук держал в руках листок бумаги и видимо, что-то читал красноармейцам. Командир взвода, посмотрев на нас, приложил палец к губам и махнул рукой, мол, вы тоже присаживайтесь и послушайте. Ну, если недолго, послушаем, хотя, судя по серьезным лицам разведчиков, я догадался, что именно читает им Семенов.

'Враг бросает все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется вглубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге и у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Части войск Южного фронта, идя за паникерами, оставили Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.

Население нашей страны, с любовью и уважением относившееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию. А многие проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама бежит на восток.

...Мы потеряли более 70 млн. населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет теперь уже преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину...

Из этого следует, что пора кончить отступление.

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый кусочек советской земли и отстаивать его до последней возможности.

Не хватает порядка, дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток.

Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину.

...Паникеры и трусы должны истребляться на месте.

Отныне железным законом для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования.

Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины...

Верховное Главнокомандование Красной Армии приказывает:

1. Военным советам фронтов, и прежде всего командующим фронтами:

а) безусловно, ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда;

б) безусловно, снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования фронта;

в) сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить свои преступления против Родины.

2. Военным советам армий и прежде всего командующим армиями:

а) безусловно, снимать с постов командиров и комиссаров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования армии, и направлять их в военный совет фронта для предания военному суду;

б) сформировать в пределах армии 3-5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (по 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной;

в) сформировать в пределах армии от пяти до десяти (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной.

3. Командирам и комиссарам корпусов и дивизий:

а) безусловно, снимать с постов командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа командира корпуса или дивизии, отбирать у них ордена и медали и направлять их в военные советы фронта для предания военному суду;

б) оказывать всяческую помощь и поддержку заградительным отрядам армии в деле укрепления порядка и дисциплины в частях.

Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах.

Народный комиссар обороны И. Сталин'.

Когда Семенов закончил читать, стало так тихо, что было слышно, как сумасшедшая муха жужжит вокруг лампы и глухо бьется о стекло. Приказ ?227 произвел сильное впечатление на всех, кто находился в землянке.

Молчание нарушил политрук:

— Товарищи! Над нашей страной нависла смертельная опасность, и в этот грозный час мы должны, повинуясь приказу товарища Сталина, все, как один, встать на защиту Социалистического Отечества! Каждую секунду быть готовыми, отдать свои жизни за свободу и независимость нашей Родины!

И так далее, и тому подобное. Минут десять мы, с пограничником Костей и все кто были в землянке, внимательно выслушивали 'пламенные речи' политрука, затем, я вспомнил о приказе, который нужно было передать командиру взвода. Этот замполит может полдня ораторствовать без перекура, а нам нужно пошевеливаться, однако.

— Товарищ старший политрук, — перебил я Семенова. — Разрешите обратиться к лейтенанту Александрову?

Он так взглянул, будто хотел испепелить меня своим взглядом, но ответил все же вежливо, хотя, и не без доли ехидства:

— Если вам не интересен приказ Народного комиссара обороны товарища Сталина, что же, обращайтесь, но учтите, что с вами лично, у меня будет отдельный разговор!

Брат мой Колька, за спиной Семенова, приставил указательный палец к виску и несколько раз покрутил. Мол, ' ты совсем не в себе что ли, с политруком спорить в такой момент'. Да, неуважение к товарищу Сталину, в данный момент, может быть чревато последствиями. Но время поджимало, и я решил, не портя отношений с замполитом и Наркомом обороны, как-то вежливо извиниться и сделать то, зачем я был послан сюда:

— Мне очень интересен приказ товарища Сталина. Прошу прощения за то, что перебил вас, но у меня приказ из штаба армии для лейтенанта Александрова, который я должен вручить ему, как можно скорее.

— Товарищ политрук, продолжайте, пожалуйста, — вовремя вмешался командир взвода. — Мы выйдем на свежий воздух, чтобы не мешать вам.

Семенов, видимо, был удовлетворен моими извинениями не совсем, потому что смотрел на меня по-прежнему — 'как Ленин на буржуазию'. Я понял, что этого случая он мне не забудет. Ну и ладно, как нибудь переживем.