| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Поглядел и в 'сидор' — на форму. Только мельком — голову повело. Очень меня впечатлил иконостас орденов и медалей, аккуратно завернутый в тряпочку и лежащий на самом верху.
*58-8. Террористические акты, направленные против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций: наказание аналогично статье 58-2 58-2. Вооруженное восстание или вторжение с целью захватить власть: расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнание из пределов Союза ССР навсегда, с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества..
Глава 4.
Если мы проиграем эту войну, я начну другую под фамилией моей жены.
Моше Даян.
А вот первое, что меня поразило в больнице — это то, что здесь были раненые. Обычные раненые с Великой Отечественной... А ведь я почему-то думал, что все давно выздоровели... год ведь с Победы прошел. А тут нате вам — лежат и лечатся. Вот ведь как... — инерция мышления стал быть.
Только на четвертый день я более-менее пришел в себя. Прекратила болеть голова, прекратились приступы тошноты, и я мог хоть как-то ковылять. Посетил меня под утро сон не сон... — муть какая посетила. Взбаламутила все во мне, взболтала... и осела — как оседают песчинки в воде ручейка поднятые неаккуратной ногой. Обрел я наконец, полную ясность и кристальное понимание того, что предстоит мне в ближайшее время.
Я ведь до этого как в тумане ходил. Чего-то там выяснял, слушал. Только теперь понял, что пообещал... что поклялся я парню — отомстить. И ЭТО — ГЛАВНОЕ. Выживу я или нет... как-то оно отошло на второй план. Что жизнь? Вот она была — и нету. Не страшно оказалось умирать. Вот оно как... бывает. И рассказал я сам себе незатейливую и простую историю совершенно обычного парня — старшего лейтенанта Серёги Адамовича. Круглого сироты. Воспитанника Питерского детдома.
Жил-был парень — честный. Комсомолец. В кружки разные ходил. Значок имел — 'Ворошиловский стрелок' и значок 'ГТО'. Потом война началась. И воевал Серёга. Честно воевал. От начала до конца войну прошел.
Таких-то и было пять-шесть процентов от пятнадцати миллионов. В полковой разведке он как не странно служил. Три ранения. Герой. На груди иконостас. Дослуживал в Померании при комендатуре. Вот и приехал он в этот забытый богом О. — за невестой, красавицей Зиночкой. Причем и правда красавицей. Фотография её у меня с документами лежит. Она сюда эвакуировалась. Приехал и не нашел её. Померла она...
Простая история. Обычная. Ничто — на фоне такой трагедии со всей страной. С миллионами смертей. Даже меньше, чем ничто. Поначалу-то ему сказали, что по женским делам она заболела, да от того и померла. Перед самым почти его приездом представилась. На могилке он побыл. Попрощался. Он уж было собрался уезжать, да вот нашлась 'добрая душа' соседка — просветила. Поделилась 'наболевшим'. Не смогла молчать. Ибо праведной жизни женщина. Одна. Одна живет. Одна из многих. 'А Зиночка ить подругой ейной была — задушевной. Поделилась. Поплакала в жилетку. Всплакнула на плече. Так бы она — 'Ну, никогда!'...Но раз уж такое случилось — должен он, знать...!'
Узнал.
Невеста-то его беременна была. И совсем не от него. Он-то в то время в Германии был. Подпоил её недобрый молодец — да воспользовался. День рожденье чьё-то там было. Залетела она. Бывает такое по дурости. А тут письмо — жених приезжает. Встречай, готовься. Кинулась баба к врачу. Только вот невысокого класса этот 'профессионал' оказался.
Здесь ведь как — аборты запрещены. Совсем. Товарищ Сталин заботится о приросте народонаселения. И я его понимаю — такие-то потери. Так вот 'коновал' этот — что-то там лишнего наковырял. Померла она. То ли от кровопотери, то ли от сепсиса.
А узнать, кто с невестой переспал — труда не составило. Соседки её — просветили. Начальник ОРСа это был. Холостой. И при должности. И врача подсказали — кто 'лечил'. Бабы они ведь все знают. Добрые... нашептали. Не она одна такая была. Со многими он спал. Мужики-то все — почитай наперечет. Я губы их презрительно поджатые видел. Памятью Серёги и теперь моей — видел. Это нам в душу плюнули. Это нам в ухо шептали, вздрагивая от плохо скрываемой зависти и радуясь от чужого несчастья. Бабы. Чего уж тут. Они пострашнее мужиков в некоторых вопросах будут. И что жестче — точно. Осуждали они Зиночку... А Серёга её любил. До беспамятства. Вот и ударила парню кровь в голову.
Молодой, горячий. Как узнал — так жизнь и кончилась. Собрал вещмешок и рванул. Рассчитаться. А потом на сесть на поезд... и поминай как звали. Может и пронесет.
Не пронесло. Он дурак через станцию на разборки рванул. Кровавая муть в глазах стояла. Не с холодным расчетом, как в разведке, пошел. На чувствах. Да ещё и выпивши. Итог конечно не закономерен, но ожидаем. Отвлекли его на секунду. Он повернулся, а ему кирпичом и прилетело. Ограбить хотели. Шпана. Не рассчитали только. Помер Серёга. А вот на его месте я оказался.
Вот такая вот простая и обычная история. Никаких вселенских трагедий. Ерунда.
Мелочь. Бытовуха...
Но вот только кому как...
А я — что я? Лечусь вот. Уже считай неделю, бока отлеживаю. Обещали скоро выписать. А провалы небольшие в памяти — это ничего. Бывает. Руки ноги на месте? А голова — она того, на гражданке жить не мешает. Обещают вскорости выписать. Я вот газетки читаю. Запоминаю — кто есть кто. Лозунги впитываю, правильные слова запоминаю. Я ведь старый. Пусть тело у меня и молодое. Сейчас. А вот мозги у меня холодные. Совсем. Как у рыбы... у пираньи например. Я ведь торопиться не буду. Мне осмотреться надо. Наше кровавое телевидение да книжки разные с сериалами — они многому научить могут. Если вдумчиво смотреть. Нет торопиться я не буду. Не тот случай. Может мне и тут удастся немного пожить. Может это тот самый — заветный. Второй шанс. Я ведь только сейчас понял. Тут. Отчего все попаданцы так по-дурацки себя ведут. Отрываются на полную катушку. Странно оно. Там он 'офисным планктоном' был. А тут вдруг крутым 'спецназером' стал. Не бывает так — и оттого не верится. Они главное ухватили — эти писатели. Дальше может таланту не хватило правильно-то написать.
Так вот, как не крути, а все вокруг воспринимается — как некая игра. Жизнь, опасности — они, как не настоящие. Есть этот налет игры. Ненастоящности. Он в душе. Там в глубине. Он есть, и намертво присутствует. Страх пропадает. Не совсем, не очень намного. Но боишься, отчего гораздо меньше. Вроде как перезагрузиться можно. Пройти уровень ещё раз.
Хотя... Может это — только у меня? Не знаю. Я пока многого не знаю. Но вот то, что лично ты считаешь правильным или справедливым... это — значит здесь и сейчас для меня очень многое.
Ты один. И если что — один и ответишь. Никого за собой не потянешь. 'Каждый умирает в одиночку' — уж не помню, кто это сказал. Но и это правда. А когда страха меньше — жить проще.
Это как в 'Иване Васильевиче':
— Как они кричат...!
— А... Они не могут кричать, они уже давным-давно покойники!
[тут в них стреляют из луков]
— Видали, как покойнички-то стреляют?
Так вот это вот — как-то присутствует... будто и ты участвуешь в какой-то постановке.
А я сижу себе спокойно газетки почитываю. Вот 'Правда', за пятницу 3 мая 1946 г. стоимостью — 20 коп. Статья на первой странице — 'Надежная опора интересов Советского Союза'.
Тут в начале мая шли подряд четыре важных советских праздника: 1 мая с традиционными демонстрациями и парадом на Красной площади, 5 мая — 'День Печати' и праздник газеты 'Правда', 7 мая — День Радио и 9 мая — День Победы. По ассоциации 7 мая сразу ассоциировалось со знаменитым спектаклем — 'День Радио'. О, задушевная такая и правдивая статья — 'Парад союзных войск в Берлине'. А вот 'О присвоении звания Герой Советского Союза — офицерскому и сержантскому составу'. От 8 мая 1946 года. Это — как-то поразило. В списке 5 человек и первым идет капитан Давыдов. Потом только Егоров и Кантария — про которого, недавно видел кино с попаданцами. Я думал им в реальности ещё в сорок пятом 'Героев' дали. А приказ этот подписали Председатель Президиума Верховного Света СССР — Шверник и Секретарь — Горкин. О как. Про Шверника — что-то слышал, а вот про этого Горкина — никогда Тут же в газете цитируют речь товарища Сталина: 'Товарищ Сталин в своем обращении к народу 9 мая 1945 года напомнил о сумасшедшем бреде Гитлера — кровавом бреде, который пытались сделать реальностью немецко-фашистские захватчики. Они ставили своей целью расчленение Советского Союза, отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей'. На нашей памяти бред Гитлера был осуществлен именно теми политиками, которые поддерживали антисталинскую пропагандистскую кампанию... Ню-ню... Здесь же следом указаны и слагаемые Победы: 'Стойкость и мужество советского народа, героизм и военное мастерство Красной Армии, гений нашего вождя и полководца товарища Сталина...'
Ага, и далее: '...великая победа... есть прежде всего победа нашего общественного и нашего государственного строя, есть результат мудрой и дальновидной сталинской политики большевистской партии, подготовившей страну к активной обороне и создавшей могущественную Красную Армию, вооруженную передовой военной наукой и передовой техникой'. Таким образом, советский строй, и партийное руководство рассматриваются как факторы не военной победы, но успешной подготовки к войне.
Подготовились они... от той 'подготовки' поэтому кровушкой и умылись. 'Малой кровью — могучим ударом...!'. Вон в конце статьи и дифирамбы мудрому и всезнающему — Главнокомандующему: 'Эта беспримерная в истории войн победа есть результат мудрого военного, государственного и политического руководства нашего великого вождя товарища Сталина'.
Пропаганда рулит!
Сложное у меня отношение к Сталину. С одной стороны вождь. С другой... горец.
Горец — он горец и есть. Хрен ты менталитет сменишь. Уж это-то я точно знаю.
Понасмотрелся. На интернационал.
А вот без единоначалия тогда совсем худо бы было. Гораздо хуже. Да — 'Принял с сохой, оставил с атомной бомбой!'. Но вот только методы. Не исключено, что и я вскоре и на собственной шкуре узнаю о них. Ну вот что я могу совершенно достоверно знать о тех пауках в Кремле? НИ-ЧЕ-ГО... Факты ведь, и так — и так, подогнать можно. И плюсы есть и минусы. Коба у нас кто? Кто — бандит. 'Эксы' все эти его — обычный разбой. Очень четко трактуемый — любым УК. Вот у нас сейчас кто у власти — 'цеховики'. А тут — бандиты. Вот почему за дурацкий колосок люди десятку огребали — на раз-два? На общак покусились. Может такое быть? Ещё как может! А за ограбление магазина — два. Ибо социально близкие. Вполне я себе так думаю, что и по менталитету и по замашкам...
Да ну её — эту чертову политику, ещё там надоело. Тоже мне рисуют многознающего и мудрого 'Иисусика'. У нас вон нигде 'не пёрнешь' — без разрешения сверху. Можно подумать, что тут по-другому. Ага, главное — верить. Отсюда ноги растут.
Нет ни — белого, ни — черного. Нет. У каждого — своя правда. И вот за эту правду люди и готовы резаться насмерть.
А насчет главнокомандования ещё Наполеон I отлично сказал, тот который Бонапарт: 'Один плохой главнокомандующий лучше двух хороших'. Вот так! И я с ним абсолютно согласен. Хорошо ли — плохо ли, но вершине должен быть — один. А не свора ни за что не отвечающих чиновников.
Вон взять хоть эти же теперешние газеты? Чего уж тут — 'Собака лает — ветер носит'. Мне ли про газеты и пропаганду не знать? Учили меня именно этому — четыре долгих годика.
Прогулялся я, наконец, и во двор. Меня, как героя, халатиком больничным — 'осчастливили'. Дефицит. Забытое слово... М-да... даже ностальгия какая-то. Только с этой 'ностальгией' мне теперь жить придется. А больничка наша — в два этажа. Дом кого-то из 'бывших'. Пара флигельков, морг-барак. Во дворе несколько мелколистных корявых карагачей. Железка неподалеку и 'шоссе' — грунтовка мимо.
И уже позабытый ветер. Ветер, дующий несколько дней подряд из степи. Тюльпаны уже отошли. Море их в степи было — помню. Красота... Вдалеке — трубы дымят. Из достопримечательностей я тут помню только абсолютно дебильную планировку города. Несколько промышленных районов разнесенных в виде лучей звезды. И попасть из одного места в другое только через центр. Трамвай был, помню. Да ещё вечно враждующие районы с блатной и приблатненной шпаной. 'Мясокомбинатовские' против 'Форштадта' или 'Первомайских'. Я ведь это уже и позабыл совсем. Стерлись воспоминания, поблекли, подернувшись темной водой сиюминутных забот.
А тут сейчас, наверное 'Старый город' стоит против 'Нового'. 'Новый' — это правая сторона Урала. 'Старый' — левый. Река делит город пополам. В старой части города живет множество казаков атамана Дутова. Генерал-лейтенанта. При мне жили дети и внуки. Вот только сейчас сдается мне, это вполне себе справные казаки. Пускай только и в душе. А в остальном — тихие и мирные. Потому что власть кругом наша — советская. И казаков она не очень любит... или очень сильно не любит. Это как посмотреть. Кто ж любит по зубам-то огребать? То-то, что никто. Потому и враги они. Не смирились, а сдачи дали.
Я понюхал воздух и прижмурился. Забыл... Экология-то тут — совсем дрянь. Хотя тут и слова-то такого большинство наверняка не знает. Это у нас на этом все помешаны. Да на экологически чистых продуктах. Вон тут — все продукты экологически чистые. Только нет их — совсем. Голод.
Ага, вот так брякнешь про экологию — и все. Спалился. Даже феня тут другая... наверное. А экология? Что при мне дрянь была, что сейчас. Сваливать отсюда надо — 'в темпе вальса'. Вот это я совершенно точно знал. Перспектив никаких нет и не будет.
'А где будет?', — задал сам себе вопрос.
'А черт его знает... Родной Питер — в руинах. Если только на 'малую родину' — в Белоруссию? Сколько лет там и служил, и жил. Надо подумать над этим вариантом. Поплотнее. И чем вообще я могу тут заняться...?'.
Вот с делами управлюсь, и буду сваливать отсюда. Есть у меня ощущение, что ничего хорошего меня здесь не ждет.
Глава 5.
Когда нравственный человек и человек безнравственный — вступают в борьбу, то безнравственный при прочих равных условиях — имеет больше шансов на победу. Вильгельм Виндельбанд.
Пачка разномастных денег, фотокарточки, книжка офицерская, партбилет, выписка...
Одел я форму с нашивками. Три их. Потертые. Две красные — за легкие ранения и одна золотистая — за тяжелое. На щитке галун повыцветший, затертый. Тяжелое, это судя по хорошо зажившим кривым шрамам — в живот. Собрался, подпоясался и в путь.
Документы я изучил. Подробно запомнил. Выписали меня. И милиция больше не беспокоила. Рейд у них был оказывается — против распоясавшихся бандитов. Поэтому и ко мне заходили. В основном других опрашивали — вдруг, что и всплывет. Тут УгРо всерьез работало. Да и патрон в карман никто не засовывал для палок. В голову никому не приходило. Милиция пьяных не шмонала. Отзывались мужики о них милиционерах вполне себе уважительно. 'Наша милиция'. Надо же? Выветрилось у меня такое отношение за многие годы. А вот про воров и бандитов наслушался вволю.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
