К началу Гринэя Кайдус уже вовсю ползал, но разговорчивей от этого не стал. Теперь, требуя еды, он больше не кричал, а лишь нетерпеливо дергал мать за край юбки. Стоило ей на мгновенье отвернуться, как он исчезал. Но она не волновалась, зная, что всегда сможет найти сына на небольшой лужайке, расположенной позади дома. Там он любил подолгу сидеть, смотря вдаль ничего не видящим взглядом.
Иногда Адалинде казалось, что сын понимает все, что она ему говорит. А говорила она с ним довольно часто. Рассказывала обо всем, что только могло прийти ей в голову: о том, как правильно ухаживать за домашними животными, о том, насколько остро заточен ее кухонный нож. О жизни на отцовской ферме, и сборе корений и лекарственных трав в соседнем лесу.
А порой они с сыном играли. Он указывал пальчиком на какой-нибудь предмет, а она говорила его название.
К концу Гринэя Кайдус начал понемногу ходить и полностью отказался от ее молока. Как и прежде, он выказывал свой голод дерганьем за юбку, но тянулся теперь не к ее груди, а к пище, стоящей на столе. Из-за этого ей пришлось готовить для него пюре из питательного корня Дерлит, которое он с аппетитом съедал.
* * *
За день тяжелой работы в поле, Адалинда получала всего 5 эрн. Вообще-то, обычно за такую работу платили пятнадцать, но женщина соглашалась и на пять, так как желающих ее нанять с каждым днем становилось все меньше. Однажды, возвращаясь домой с работы, она повстречала на своем пути охотника, умудрившегося подстрелить очень редкого в этой местности чешуйчатого зайца. Каким-то невероятным образом ей удалось уговорить мужчину продать ей четвертину зайца всего за 2 эрна.
Ей не было жалко этих денег — она хотела побаловать сына, которому сегодня исполнялся год.
Используя множество различных трав и корений, она приготовила для сына мясное рагу. Тщательно остудив, поставила перед Кайдусом большую миску, отложив себе лишь небольшую часть.
Мясо не было редкостью в доме Адалинды — Трой, возвращаясь со службы, всегда подстреливал в соседнем лесу какую-нибудь живность или дичь. Но чешуйчатые зайцы, мясо которых считалось редким деликатесом, ему ни разу не попадались. Их можно было встретить только в конце Аливея, когда они, в поисках пары, поднимались на поверхность. Остальное время эти животные проводили в норах, уходящих глубоко под землю.
Закончив есть, Адалинда посмотрела на сына и только сейчас заметила, с каким интересом он за ней наблюдает.
— С днем рождения, сынок, — улыбнулась она ему.
Кайдус всегда был спокойным ребенком. Он никогда не капризничал, и плакал, только когда хотел есть. Когда она, не в силах вынести призрения односельчан, отчаянно плакала, он смотрел на нее так, словно хотел хоть чем-то помочь, но не знал, как это сделать. Он никогда не заставлял ее волноваться, внимательно выслушивал все, о чем она говорила, при этом, даже не пытаясь, что-нибудь сказать в ответ.
"Такой замечательный ребенок, не может быть демоном. Как жаль, что я не могу оградить его от всей этой ненависти. Не могу даже в день рождения, подарить ему что-то большее, чем обычная еда. Мне так жаль, но я ничего не могу ему дать".
От этих мыслей по ее щекам потекли слезы.
Именно в этот момент Кайдус открыл рот и очень четко произнес:
— Почему ты постоянно плачешь?
"!!"— От удивления Адалинда потеряла дар речи.
Глава 4.
Утечка маны.
Адалинда, конечно, переживала, что Кайдус никак не начнет говорить, но не подозревала, что первыми словами, которые он произнесет, будет вопрос о ее слезах.
Женщина и раньше понимала, что ее малыш отличается от других детей, но не думала, что настолько.
"Это демон!!" — Зазвучали в голове слова повитухи.
На Адалинду внезапно нахлынул страх. Колени предательски подогнулись, и она упала на землю, где долгое время не могла прийти в себя.
— Что с тобой? — Обеспокоенно спросил Кайдус, подбежав к матери.
Взглянув в невинное личико сына, она, отбросив прочь сомнения, с улыбкой произнесла:
— Я переживала, что ты никогда не заговоришь. А если это все же случиться, думала, твоими первыми словами, будут мама или папа. Но никак не вопрос о причине моих слез. А теперь я чувствую себя на редкость глупо.
Она старалась не думать о том, почему годовалый малыш разговаривает с ней, как взрослый.
— Прости, — услышала она в ответ.
Честно говоря, она не была уверена, что все это не бред ее больного воображения.
— Как давно ты начал понимать, что я тебе говорю? — Пытаясь окончательно все прояснить, спросила Адалинда.
— С тех пор, как начал ползать.
— Невероятно! Но тебе ведь было всего шесть месяцев! — Не поверила Адалинда.
Она разговаривала с ним практически с самого рождения, и не могла поверить, что он ее почти все время понимал. От понимания, что это все неспроста, ее душу снова обуял страх.
— И все же, почему ты, так часто, плачешь? — Повторно заданный вопрос Кайдуса привел ее в чувства.
* * *
И Адалинду словно прорвало.
"Это я во всем виноват. Из-за меня жители деревни ненавидят мою семью. Из-за меня страдает мать". — Вдруг понял Кайдус.
— Думаю, это можно исправить, — Кайдус закрыл глаза, сосредотачиваясь.
Серебристый цвет волос постепенно мерк, уступая место черным и белым прядям. Затем потемнели и они, приобретя черный, такой же, как и у матери, цвет.
А Адалинда, сидя на полу, с изумлением наблюдала за происходящим.
Только открыв глаза, Кайдус заметил, насколько испугана его мать. Так и смотрели они друг на друга в течение нескольких минут, не зная, что сказать.
— Так ты... — Адалинда испуганно замолчала, поняв, что едва не сболтнула лишнее.
— ...? — Наклонив к плечу голову, Кайдус смотрел на мать.
— Я не поняла, что ты сделал со своими волосами, — чувствуя неловкость, произнесла женщина.
— Моя мана, по чуть-чуть, постоянно утекала в пространство. Я просто перекрыл канал, по которому она уходила. — Услышала она в ответ.
— Мана? — Шокированно переспросила Адалинда.
То, что он, в столь юном возрасте, разговаривает, как взрослый человек, еще можно было принять. Но владение маной и умение ею управлять, было за гранью ее понимания.
В ее голову вновь закрались сомнения, которые она все это время старательно гнала прочь. Со стародавних времен наличие у человека маны считалось божьим даром, но с каждым веком количество тех, кто ею владел, стремительно сокращалось.
В настоящее время маной владели единицы и практически все они, входили в состав знати.
Адалинда не знала, были ли среди ее предков или предков мужа маги. По крайней мере, ни ее родители, ни Трой, никогда не упоминали ни о чем подобном.
То, что в обычной семье родился ребенок с даром, не было чем-то из ряда вон выходящим. Но даже у одаренных детей способности не могли проявиться сразу, на их развитие нужно было время. Не говоря о том, что такие дети встречались не чаще, чем один на миллион.
А ее ребенок, мало того, что знал, что такое мана, так еще и умел ею пользоваться.
— Почему цвет моих волос так раздражает местных жителей? — Спросил Кайдус еще не отошедшую от шока Адалинду.
— Что?
— Ты говорила, что все наши проблемы из-за цвета моих волос. Я не понимаю, что с ними не так.
И Адалинда все рассказала, хотя изначально и не собиралась.
* * *
Давно ушедшая в небытие религия, давно умерший демон, давно забытая легенда.
Несколько тысячелетий назад в этот мир пришел жестокий демон. Создав могущественную армию, он завоевал один из семи континентов, убив правящего там императора, и уничтожив всю его семью.
Остальные шесть континентов, дабы уничтожить это зло, собрали огромную армию. Они боялись, что демон, не удовлетворившись тем, что имеет, отправится завоевывать и остальной мир.
Семь дней и ночей длилась битва, и не было ей ни конца, ни края. И вот, на восьмой день, на поле боя пришли Герои. Именно они смогли запечатать силу демона, и убить его самого.
После этого орден издал указ — любого человека, имеющего серебристые волосы, надобно лишать жизни, невзирая на возраст. Ибо все среброволосые — демоны.
После этого на земле начался крестовый поход. Было уничтножено очень много детей, большинство из которых владело магическим даром.
Прошло немало лет. История стала легендой. Легенда — мифом. А все это потом нарекли темными временеми.
И хотя орден, издавший указ, к этому времени давно исчез, а место его заняли иные религии, мысль, что все сереброволосые люди — демоны, накрепко засела в головах.
* * *
Большая часть истории, рассказанной Адалиндой, была чистым вымыслом, но Кайдус знал, что есть в ней и доля правды.
Очень хорошо знал, так как история эта повествовала о его прошлой жизни.
Возможно, орден догадывался, что их печать не сможет его вечно удерживать. И именно на этот случай была придумана эта легенда.
"Ну, теперь хоть что-то стало проясняться". — Подумал Кайдус, вспомнив обо всех своих, закончившихся неудачей, попытках перерождения. Еще он понял, что со времени исчезновения ордена Хейла, прошло невероятно много лет.
"Почему я оказался здесь именно сейчас? В чем мое предназначение?" — Задавал он себе вопросы, ответов на которые никто не знал.
Но Адалинде не стоило знать о том, что сейчас творилось в его голове. К тому же, он не хотел вызвать у нее еще большие подозрения.
— А иметь ману, это хорошо или плохо? — Задал он самый наивный вопрос, какой только мог придумать.
— Конечно же, хорошо. В этом мире слишком мало магов и все они очень востребованы.
— Значит, теперь у нас не будет больше проблем?
— Я не знаю, сынок. Понимаешь, людей очень трудно переубедить. И даже известие о том, что ты будущий маг, не сотрет их воспоминаний о твоих серебряных волосах.
— Прости меня за все неприятности, которые на нас обрушились по моей вине.
Не успел он договорить фразу, как оказался в крепких объятиях матери.
На душе у Кайдуса потеплело.
— Все будет хорошо, — шепнула ему на ухо Адалинда.
Она, не обращая внимания на то, чему недавно стала свидетелем, взяла сына на руки. Демон он или нет — ей уже было все равно. Печаль, промелькнувшая в его глазах, когда он извинялся, ее поразила. Печаль, совсем не свойственная столь юному возрасту.
— Неважно, насколько ты отличаешься от других, в этом нет твоей вины.
* * *
И вновь потянулись обычные серые дни. Единственное, что изменилось, так это взгляды, бросаемые жителями деревни на маленького мальчика.
Жители с недоверием косились на ребенка, волосы которого внезапно стали черными.
"Это краска?"
"Разве могут себе позволить такие, как они, купить дорогую краску?"
"Как долго его волосы будут оставаться такими?" — Шептались жители.
Дешевую краску было очень легко достать, но она была некачественной и очень быстро смывалась. А семья Палтос уж точно не могла себе позволить купить дорогую краску и жители деревни прекрасно об этом знали. Они решили, что таким образом демон пытается отвлечь от себя внимание и вписаться в ряды жителей деревни. Это вызвало еще большую ненависть и страх.
И даже люди, раньше сочувствовавшие Адалинде, от нее отвернулись.
* * *
Вернувшись домой со смены, Трой обнаружил возле своего дома толпу рассерженных односельчан.
— Уходите прочь из деревни, лжецы!
— Демонопроклонники!
— Вы думали, мы обо всем забудем, только потому, что его волосы потемнели?
Трой быстро забежал в дом, где нашел свою жену и ставшего черноволосым сына. Он сразу обо всем догадался. Понял, что люди решили, будто он пытается таким образом скрыть от окружающих необычность своего ребенка. Скорее всего, именно это их и разозлило. Люди решили, что женщина не смогла бы такого придумать, поэтому накинулись с обвинениями на него.
— Что произошло? — Строго спросил Трой.
Адалинда тщательно подбирала слова, не зная, как объяснить произшедшее.
— Мне кто-нибудь обьяснит, что здесь произошло. Что случилось с его волосами, что жители деревни пришли в такое бешенство? — С подозрением смотрел на жену Трой. Со стороны ему казалось, что сейчас она пытается придумать внятное объяснение произошедшему.
— Прости, это все из-за меня. Не надо винить маму. — Ответил Трою совершенно незнакомый голос. Голос, наполненный кротостью и смирением.
Трой, не поняв, кто с ним говорит, обвел глазами комнату, но никого постороннего в ней не обнаружил. И тут до него дошло.
"Мама" — Сказал голос.
Он пораженно уставился на малыша, спокойно сидящего на коленях матери. Потом посмотрел на Адалинду, которая в ответ на его невысказанный вопрос, просто кивнула головой.
— Что за чертовщина здесь творится? — Снова спросил Трой.
* * *
— Мой ребенок родился с маной! — Страх, удивление, радость, недоверие. Все эти эмоции сменяли друг друга, отражаясь на лице Троя.
Это было невероятно, что его ребенок, до этого столько времени молчавший, внезапно заговорил, и вдобавок ко всему, еще и владеет маной.
Если бы о таком ему рассказал кто-то другой, он бы, признаться, не поверил. Но в данной ситуации у него не могло возникнуть сомнений.
Его сын, которого он считал немым от рождения, сейчас на удивление рассудительно, объяснял ему события прошедших месяцев.
"Выходит, его волосы были такими из-за потери маны. Но стоило ее вернуть, как они стали обычными. Но это не обьясняет, почему он, в таком возрасте, рассуждает, почти как взрослый. Может, это тоже из-за маны? Никто ведь не знает, откуда береться эта мана и куда уходит. И почему, лишь единицам, она дается при рождении. Может, она ускоряет развитие детей? Я никогда ни о чем подобном не слышал, но это не значит, что такого не может быть".
Чем больше Трой думал, тем больше вопросов возникало в его голове. Единственный человек, владеющий маной, которого он знал, был капитан отряда наемников.
Но магические способности капитана были совсем незначительными, из-за чего использовал их он довольно редко. А еще реже кому-нибудь о них рассказывал.
"Может, это все же не мой ребенок? Откуда у него мана? И что мне с ним теперь делать? Или он все-таки демон?" — Каждая последующая мысль Троя была мрачнее предыдущей.
"Все, хватит". — Наконец отбросил он в сторону все свои сомнения. — "Надо решать, как нам жить дальше".
* * *
После того, как Кайдус уснул, Трой и Адалинда смогли спокойно поговорить. Он расспросил ее о том, что произошло за время его отсутствия. О том, какого будущего она хочет для их сына, и вообще, что она о нем думает. Долго проговорив, они в итоге решили, что их сын настолько умен именно из-за маны. После чего Трой, взяв перо и чернила, отправился в гостиную, писать письмо своему бывшему капитану.
Хотя Трой больше не был наемником, капитан часто присылал ему весточку и он практически всегда знал, где в это время квартирует отряд.
Он собирался со следующим торговым караваном, идущим в город, покинуть эту деревню. Он знал, что его раненое плечо уже никогда не будет таким, как прежде, но, не смотря на это, надеялся, что сможет еще на что-то сгодиться.
