Чертополох. Том 2

— Следуй за мною, Бжестров.

Мало кто из мужчин мог похвастаться тем, что был допущен во внутреннюю, тайную часть Святилища Малики, и теперь следующий за жрицей Ставгар мог лишь молча дивиться узости окутанных вечным сумраком коридоров — из-за массивных стен они казались вырубленными в скале и Ставгару мерещилось, что он очутился в одной из горных пещер или в позабытой штольне... Каменные своды точно давили на него всей своей немалой массой, сжимали в своих неуютных тисках, и Бжестров вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха и света...

— Мужчинам трудно понять... — словно бы ощутив овладевшие молодым воином чувства, Матерь Вериника остановилась, и, повернувшись, к Бжестрову, огладила одну из гладких стен. — Утроба оберегает, хранит и лелеет, во мраке и молчаливом смирении растит в себе будущее. Воинам, привыкшим к непрестанной борьбе, это чуждо, хоть вы и вышли из неё, подобно остальным. Все женщины в той или иной мере носят в себе эту, дарованную Маликой силу. Подумай, сможешь ли ты принять её в Энейре? Как выяснилось, богиня одарила её щедрее прочих!..

Произнеся это не то наставление, не то предупреждение, старая жрица смолкла, а Бжестров упрямо вскинул голову.

— Я люблю Энейру Ирташ... Такой, какая она есть...

Если Хозяйка Дельконы и ожидала иного ответа, то ничем не выразила своего разочарования. Она лишь кивнула головой и, свернув в боковой коридор, произнесла.

— Помни, что обещал молчать...

Бжестров шагнул за нею в боковой проход и уже в следующий миг замер — внезапный широкий поток света после столь долгого сумрака на несколько мгновений ослепил его, но потом он увидел, что стоит в арке, выходящей в небольшой, квадратный, вымощенный плитами дворик. Арка, в которой оказался Ставгар, была полускрыта статуей Малики, а у ног изваяния стояла Энейра в тёмно-сером, украшенном вязью из рун, одеянии послушницы. Льющийся сверху свет отливал янтарём в её русых косах и золотил бледную кожу, но сама молодая женщина будто бы и не чувствовала ласковых солнечных прикосновений — строгая и сосредоточенная, подобно воину перед боем, она молилась, прижав руки к груди. Ставгар видел, как беззвучно шевелятся её бледные губы, как дрожат густые, прикрывающие взгляд ресницы...

Массивная тяжесть камня ещё больше подчёркивала тонкость фигуры Энейры, показавшуюся Бжестрову беззащитной и исхудалой — в безотчётном порыве он сделал шаг вперёд, намереваясь обнять и защитить любимую от всего света, но, вспомнив предупреждение Матери Вериники о том, что неожиданное волнение может навредить Энейре, замер на самой границе света и тени.

На счастье, его движение осталось не замеченным погружённой в молитву женщиной — она не вздрогнула и не обернулась, и застывший безмолвным изваянием Бжестров смотрел на неё до тех пор, пока Матерь Вериника не тронула его за рукав, показывая тем самым, что время короткого свидания вышло. Ставгар беспрекословно отступил в тень привёдшего его в молельню коридора, но когда они со старой жрицей отошли на безопасное расстояние, заговорил.

— Матушка, я сделал всё, как вы сказали, так выполните теперь и мою просьбу. Это важно, прежде всего, для Энейры.

По-прежнему шествующая впереди Ставгара Матерь остановилась и повернулась к Ставгару.

— Чего ты ещё хочешь?.. Сам ведь видел — для иных свиданий время не наступило...

— Просто скажите Энейре, что я сделаю всё, чтобы вернуть честное имя её роду. Добьюсь того, чтобы незаслуженный позор был смыт с её семьи. — Твердо произнёс Ставгар, и старая жрица наградила его долгим, пристальным взглядом.

— Обещания ничего не значат, Бжестров. Твой отец в своё время тоже много чего обещал Мартиару Ирташу, но не сдержал слова...

— Мой отец? — не в силах понять, на что намекает жрица, Ставгар, шагнул вперёд. — О чём вы говорите, матушка? Мы были соседями в Райгро, не более...

Но Хозяйка Дельконы ответила на его порыв лишь тем, что холодно взглянула на Бжестрова и тихо произнесла.

— Не меня расспрашивай, а своих родителей... Я же скажу тебе лишь одно — Ни живым, ни мёртвым Ирташам не нужны пустые обещания. Только дела...

Просторный дом, в котором семейство Бжестров обитало во время своих визитов в Ильйо, встретил Ставгара привычным с самого детства уютом — богатым, но не режущим глаз. Затейливая резьба лестниц и дверей, застеленные шкурами полы, натёртая до блеска серебряная и позолоченная утварь на полках в обеденной зале — всё здесь было почти таким же, как в родовом имении в Райгро, лишь цветные витражи на окнах соответствовали царящим в Ильйо вкусам. Но весёлая игра лучей, окрашенных в жёлтое, алое и зелёное, показалась готовящемуся к нелёгкому разговору Ставгару слишком яркой и неуместной...

— Сынок! — Лиадана Бжестров, отложив шитьё, встала из кресла навстречу ещё не успевшему стряхнуть с себя дорожную пыль Ставгару. — Где ты был так долго?

Бжестров поднёс к губам протянутые к нему руки матери и почтительно поцеловал унизанные перстнями пальцы.

— В Дельконе, матушка...

Лиадана с улыбкой взглянула на сына, провела освободившейся рукою по его волосам.

— Попросить Малику о милости можно было и здесь, сынок. Чем храм в Ильйо хуже Дельконы?

— Ничем, но именно Дельконские жрицы считаются самыми сведущими в травах и лечении... — Отступив на шаг от матери, Бжестров снял с пояса кисет. — Я знаю, что Ведена снова ребёнка ждёт, а это тебе — чтоб головные боли не донимали...

Лиадана приняла из рук Ставгара кисет, и извлекла из него крошечный, с нанесёнными тёмной глазурью рунами сосуд из глины. Коснулась пальцем залитого воском горлышка и перевела на сына ставший по-девичьи лукавым взгляд.

— Ты всегда был хорошим сыном, Ставгар, но только ли в лекарствах всё дело?.. Признайся, всему виной некое письмо, которое тебе передала Ведена... Так?

— И это тоже... — Бжестров на мгновение опустил глаза, но потом вновь взглянул на мать и тихо спросил. — Что мой отец пообещал Мартиару Ирташу, мама?

— О чём ты? — Лиадана удивленно взглянула на сына, но её холёные пальцы, сжимающие подарок Ставгара, дрогнули, а всё ещё красивое лицо в одно мгновение словно бы постарело, и от внимания Бжестрова эти признаки не ускользнули. Он шагнул к матери, положил руки ей на плечи...

— Несколько дней назад меня упрекнули в том, что Бжестровы не держат слова...

Лиадана, не выдержав пристального, ищущего взгляда сына, опустила глаза и прошептала.

— Тот, кто сказал тебе такое, был пристрастен. Твой отец просто ничего не мог сделать... Незачем ворошить...

Ставгар видел, как от щёк матери отлила кровь — ей было невмоготу говорить о давних делах, и это значило лишь одно — намёки жрицы были справедливы, и в прошлом его семьи действительно есть пятно... Хорошо скрытое, но от этого не менее позорное. В эти мгновения Бжестрову было жаль в один миг осунувшуюся, словно бы испуганную мать, которая наверняка потом сляжет с головной болью, но он сознавал, что если он не узнает всего сейчас, то потом уже не добьётся ответа... Ставгар чуть сильнее сжал плечи матери.

— Просто скажи мне, мама, что было между Мартиаром Ирташем и моим отцом?.. Или мне об этом у него спросить?..

При последнем вопросе сына Лиадана вздрогнула, а потом подняла на сына усталые глаза...

— Не надо... Вы снова поссоритесь, как тогда, когда ты отказался жениться на Вилле... Вы ведь даже не попрощались, хотя ты должен был под княжеские знамёна стать... — Мать вздохнула и заговорила. Тихо, с трудом подбирая слова. — Мы должны были породниться с Ирташами и даже составили договор. После возвращения Мартиара из Реймета, Ведена должна была стать невестой его сыну — они лучше всего подходили друг другу по возрасту, но ты сам знаешь, что случилось той зимою... За мёртвого невозможно выйти замуж... Никто не виноват.

— Значит, мой отец не вступился за честь сродственника... — медленно произнёс Ставгар, а мать лишь тихо всхлипнула ему в ответ... Бжестров прижал её к себе — слабую, поникшую.

— Прости, матушка... Я не хотел тебя огорчать...

— Очень своевременное замечание, сын... — обернувшись на голос, Ставгар увидел стоящего в дверях отца. Бажен Бжестров — рослый, широкоплечий, с изрядно выбеленной сединою гривой русых волос, был мрачнее осенней ночи. — Не далее, как позавчера наш Владыка сказал мне, что я не умею воспитывать сыновей. Зачем ты вообще вспомнил при нашем князе о Мартиаре Ирташе?.. Сам знаешь, что его имя даже в храмах не поминают...

Ставгар гордо вскинул голову и с вызовом взглянул на своего родителя.

— Знаю... Но не ты ли, отец, говорил мне, что всё, в чём обвиняют Ирташа ложь? Тебе давно пора было обелить Мартиара от навета...

— Опять дерзишь? — Бажен шагнул вперёд, прожигая Ставгара гневным взглядом. На несколько мгновений сын и отец застыли друг напротив друга: одинаково гордый разворот плеч, выраженье на лицах — точно отражение в зеркале... Различны лишь возраст и сложение: если Бажен был тяжеловесен, словно тур, то стройный, поджарый Ставгар казался молодым волком. Уже клонящаяся к закату сила старшего Бжестрова неожиданно обнаружила, что ей противостоит как-то незаметно выросшая ровня...

Лиадана перевела взгляд с сына на мужа и невольно всхлипнула: Бажен тут же повернулся к ней, умудрившись при этом помрачнеть еще больше.

— Это ты его надоумила?.. За моей спиной?!

Из-за прозвучавших в голосе мужа громовых перекатов Лиадана испуганно прижалась к Ставгару, а он обнял её, прикрывая плечом от отца, и спокойно сказал.

— Я был в Дельконе, отец. Там мне сказали о договоре...

— Делькона?!! Вот ведь змеиное логово! — Бажен, что было силы, стиснул кулаки. Казалось, он вот-вот бросится на сына, но через невыносимо долгое мгновение старший Бжестров тяжело вздохнул и уже более спокойно сказал. — Что ж, я всегда подозревал, что рано или поздно кто-нибудь решит сыграть на этом... Странно, что произошло это лишь теперь...

Кивнув каким-то своим мыслям, Бажен двинулся к лестнице, заметив.

— Пойдём, сын. Разговор нам предстоит долгий...

Ставгар задержался лишь на миг: поцеловав в висок испуганную и растерянную мать, он без слов направился за отцом.

Оказавшись в своей комнате, Бажен подошёл к стоящему в углу сундуку и, извлёкши из него длинную деревянную шкатулку, вернулся к столу. Тяжело опустившись в кресло, старший Бжестров, поставил шкатулку перед собой, и, подперев кулаком подбородок, погрузился в молчание.

Замерший у стола Ставгар, невольно вспомнил свою предшествующую размолвку с отцом — тогда всё тоже произошло в этой же комнате, да и сам Бажен так же молчал, собираясь с мыслями, чтобы потом оповестить сына, что перед походом на Лакон он должен обвенчаться с Виллой Джеррев — ей семнадцать, она хороша собой, здорова и благонравна, а самое главное — это выгодный союз для семьи, и с отцом девушки уже всё обговорено... Бажен сообщил о грядущей свадьбе так, словно это дело было уже давно решённым и не стоящим особого внимания, а потому сильно удивился, когда сын — видевший подобранную ему невесту всего раза два и то издалека — и спокойно заметил, что грядущую свадьбу, прежде всего, следовало обсудить с ним самим, а на Вилле он не женится ни до похода, ни после...

По мере слов сына, удивление Бажена переросло в ярость — доселе пестуемый им, ни в чём не знающий отказа сын и наследник разом оказался, по словам отца, непонятно что возомнившим о себе, негодным и глупым щенком. Когда же Ставгар, несмотря на родительский гнев, так и не переменил своего решения, Бажен указал ему на дверь со словами: " Ну, коли война для тебя — лучшая невеста, то и ступай на неё. Можешь на ней же, и остаться — грустить не буду!"

Последующие три дня по-прежнему гневающийся отец не перекинулся с сыном даже парой слов, а когда пришла пора прощаться, Бажен и вовсе ушёл к себе в комнату, позвав за собою исплакавшуюся за эти дни, тщетно пытающуюся примирить отца и сына Лиадану — даже в прощании с матерью непокорному отпрыску было отказано...

Так что не было ничего удивительного в том, что Ставгар покидал свой дом с тяжёлым сердцем: последние слова отца легли на плечи молодого воина непомерным грузом, на душе царила тоска, а смотря на знакомые улочки Ильйо, он мнил, что видит их пестроту и оживление в последний раз... Именно это всё более усиливающееся предчувствие заставило Ставгара сделать на своём пути изрядный крюк: вначале он заехал к сестре и попросил Ведену о заступничестве для лесной травницы, а потом, едва ли не опустошив лавку с игрушками, Ставгар отправился к уже хорошо знакомому ему лесу под Эрглем. Пусть Эрка и не прольёт по нему даже единой слезинки, но зато окажется под защитой, и не будет считать его позабывшим о своих же словах Высоким, которому попросту надоели их разговоры и возня с малышкой. Тогда это казалось Ставгару очень важным...

Зато теперь, стоя перед погружённым в молчание отцом, молодой Бжестров не испытывал ни волнения, ни страха, хотя и понимал, что сейчас услышит нечто такое, по сравнению с чем негаданная свадьба — действительно безделица, недостойная внимания...

Бажен же, тяжело вздохнув, провёл широкой ладонью по дереву шкатулки, и произнёс:

— Хотя этот договор уже утратил не только силу, но и смысл, я всё же сохранил его — во избежание кривотолков и досужих сплетен. Теперь вижу — не зря. — И отец, отрыв шкатулку, вынул из неё пергамент и подал его сыну. — Читай.

Ставгар медленно развернул коричнево-жёлтый лист. Пробежал глазами по ровным строкам:

"В праздник Свечей Бажен Бжестров и Мартиар Ирташ смешивают кровь и дают клятву перед всей Семёркой помогать друг другу и защищать семью кровника, как свою.

В подтверждение и укрепление данного ими слова Бажен Бжестров и Мартиар Ирташ заключат союз между своими детьми, когда они войдут в надлежащий для брака возраст".

Чуть ниже под, скупыми строками текста, дата договора, витиеватые подписи и оттиски приложенных печаток — Беркут со стрелой — Бжестров, рвущий узду конь — Ирташ...

Увы, короткие и ясные слова договора не объясняли ни его причины, ни последующего клятвопреступного бездействия старшего Бжестрова...

Ставгар, оторвавшись от документа, взглянул на отца. Бажен, поймав его взгляд, чуть качнул головой.

— С помощью этого договора Ирташ мог бы из меня верёвки вить, но Мартиар не был жаден до княжеских милостей и никогда не просил у меня помощи, предпочитая все свои дела решать самостоятельно. Я лишь пару раз помог ему деньгами, когда в Райгро два года подряд были неурожаи из-за дождей и града... Наше кровничество осталось в тайне и, если бы не свадьба, договор бы меня совсем не тяготил...

Услышав слова отца, Ставгар нахмурился:

— Правильно ли я понял тебя, отец? Ты заключил с Ирташами союз, сам не желая этого? Но почему?

Бажен, услышав слова сына, откинулся к спинке кресла и сложил руки на груди.

— Причина этого очень проста, сын — она в тебе!

До этого момента Ставгар думал, что его уже ничего не сможет удивить, но теперь он только и смог, что изумлённо взглянуть на отца, а Бажен, качнув головой, продолжил.