Безымянный (черновик).

Глава 3, которая начинается плохо, а заканчивается еще хуже.

День клонился к закату. По дороге в кордегардию, где, по мнению мальчика, должен был находиться Сальс, я осмотрел замок более внимательно. Замок не крупный, высоких башен нет, есть их подобие, башенки несколько выше уровня стен с широкими, защищенными зубцами площадками в местах, где стены сходились углами. На стене есть проход, по которому замок можно обойти по кругу. В центре стоит донжон, большая башня, выглядит как усеченная четырехгранная пирамида. На самом верху оборудована защищенная стрелковая позиция для десятка-другого лучников. Еще для лучников сделано несколько закрытых балконов, опоясывающих донжон и расположенный выше уровня стен.

Выходит, по задумке архитектора, на стенах дерутся преимущественно латники, а лучники, отстрелявшись с угловых площадок на стенах отступают в донжон, откуда прикрывают бой на стенах и истребляют прорвавшихся во двор. Разумно. Меня так и учили — пулеметы стоит ставить на господствующие высоты. Собственно, в подвале этого самого донжона обитаю и я — помещение для слуг именно там. Мальчик идет медленно, в кордегардию ему совсем не хочется, о плетях он, оказывается, знает куда больше меня. Доводилось ему их уже пробовать, прошлый визит к Сальсу, год назад, закончился для моего тела многодневной горячкой и беспамятством.

Тем временем малыш-я обогнул псарню, от которой ощутимо несло псиной, и подошел к сложенному из грубого камня двухэтажному дому. Та самая кордегардия: казарма, тюрьма, арсенал и пост охраны у ворот в одном лице. Тяжелая деревянная дверь, оббитая полосами металла. Узкие окна — бойницы. Тот еще вид, по сравнению с этим домиком гарнизонная гауптвахта выглядит милым, уютным местом. Тяну на себя дверь, открывается с таким же мерзким, как мое настроение, скрипом. Открыл дверь, зашел. Внутри нет никакого коридора, сразу за дверью большая комната, освещенная чадящим светом факелов. В полумраке видны широкие лавки у стен, слева от входа стоит массивный стол потемневшего дерева. За столом двое — Сальс и его помощник, в компании с кувшином вина.

Медленно повернув голову, Сальс уставился на меня немигающим взглядом глубоко посаженных глаз. Лицо его, словно высеченное из грубого камня несколькими скупыми ударами резца скульптора, ничего не выражало. Пауза затягивалась. Мальчишка не мог выдавить из себя ни слова, палач молчал, я не рисковал вмешиваться. Обращусь не как положено, душу вынет, в прямом и переносном смысле. Отхлебнув из глиняной кружки и сыто рыгнув, напарник Сальса, по совместительству ученик в многодостойном деле вытягивания жил, нарушил гнетущую тишину: "Ты зачем здесь? Соскучился по порке?". Мальчик судорожно сглотнул и пробормотал, что господин барон приказал получить пять плетей. Солдат расхохотался, хлопнув себя по бедрам. "Нет, ты это слышал, Сальс? Господин барон сделал тебе подарок".

Теперь лицо Сальса никто не назвал бы бесстрастным. Губы искривились, неверный свет факелов превратил исказившееся в ухмылке лицо в демоническую маску. Повезло мне, мелькнула мысль, попал я по полной программе. Он же больной. Садист, предвкушающий боль, наслаждающийся каждой каплей внушаемого им ужаса.

Саму порку я запомнил плохо. Обжигающие спину удары плети чередовались томительными паузами, ожидание следующего удара было пыткой само по себе. Стиснутые на выданной перед экзекуцией Сальсом палочке челюсти свело судорогой, пальцы впились в лавку до онемения. Пятый удар. Перед глазами все плывет, зрение стало слишком резким, тусклый, багровый свет факелов режет глаза. Лавка покачивается, и комната медленно погружается во мрак.

Отлеживаться без сознания мне не дали. Ведро соленой воды на располосованную плетью спину приводит в чувство лучше любого нашатыря. Встаю, вытираю ладонью залитое слезами и потом лицо. В лицо летит скомканная рубаха.

— Пошел вон, — тихо цедит Сальс.

Ноги сами несут меня к черному входу. Солнце почти село, вечерняя заря красит горизонт в багровые тона. Несу рубашку в руках, пытаясь добиться от своего альтер-эго ответа, есть ли в замке врач. Хотя бы коновал. Мальчик в недоумении, как это такая мысль вообще могла прийти ему в голову — врач нам явно не светит. Не положено крепостным тревожить господина лекаря. Господин лекарь, он для семейства Талле, дружины и старших слуг. Прелестно. Промыть рану, в которую превратилась моя спина, я сам не смогу, перевязать, тем более. Пытаюсь прояснить вопрос, можем ли мы с малышом кого-то просить о помощи. Ответ не утешает — просить мальчонке некого. В лучшем случае его отругают. В худшем, добавят.

Да гори оно синим пламенем, накаркал. Сейчас Дарг со своими младшими братьями будет мне разъяснять, как я был не прав тогда, у колодца. Стоят в тени конюшни, ждут. Попытка убежать на заплетающихся ногах ни к чему хорошему не привела, догнали. От сильного толчка в растерзанную спину выпадаю из реальности. К сожалению, быстро прихожу в себя. Я фактически вишу на руках у братьев Дарга. Сильные руки держат меня за предплечья, завернутые за спину.

-Ну что, поговорим?, — произнес Дарг, глядя мне в лицо. Разговор вышел недолгим. Бить противника, которого держат с двух сторон, одно удовольствие, не правда ли? После третьего удара в голову сознание поплыло, и в памяти остались только тупые удары, невнятные звуки и мягкие, уютные каменные плиты двора, на которых так приятно лежать. А потом все растворилось в темноте.

* * *

Третья стража. Час волка. Отраженный ущербной луной свет окутывал двор замка призрачным сиянием. Сменившиеся со службы солдаты брели на кухню. В подвале донжона их ждало холодное мясо, хлеб и порция эля, уже приготовленные сонной кухаркой. На тело младшего конюха, лежащее в пыли, они наткнулись, в общем-то, случайно.

— Ты живой вообще? — эта фраза сопровождалась выплеснутой из ведра водой. Ледяная вода из колодца вернула сознание мне, но мальчик по прежнему ни на что не реагировал. И не позволял что-либо произнести мне. Тело было совсем чужим, лицо, маячившее перед глазами двоилось. Десятник тяжело вздохнул.

— Берем, парни. Оттащим его, и ужинать. Я не собираюсь торчать тут всю проклятую ночь.

— Куда понесем, Варс? — задал вопрос один из солдат.

— Ха, у тебя что, есть варианты? В их клоповник.

В четыре руки меня переворачивают на спину, подхватывают за руки и ноги. Мир сузился до собственного тела, сейчас напоминающего мешок, набитый тяжелыми, острыми камнями. Дорога почти не запомнилась, у малыша начался бред. Нахлынули пронизанные нереальностью происходящего видения, тело двигалось словно под водой, звучали искаженные голоса.

Сознание стремительно проваливается в мерцающую всеми цветами радуги воронку. Я, совсем маленький, на руках у матери, сидящей в кресле. Комната, едва освещенная пляшущими в камине языками пламени, углы комнаты окутаны мраком. Звучит негромкий разговор, из-за плотно закрытых ставнями окон слышится шум города. Большого города.

— Дорогой, если ты не жалеешь меня, подумай хотя бы о сыне, — в тихом голосе женщины звенят не пролитые слезы, серые глаза закрываются, веки напряжены, нижняя губка прикушена. Бедная женщина едва сдерживается.

— Велона, милая. Если не поеду я, приедут ко мне. Я расплачусь с долгами и вернусь., — говорит невысокий, опершийся на стену рядом с камином мужчина, фигура которого выступает смутным силуэтом во мгле, окутавшем комнату. Это... отец? — Поверь, убежать мне никто не даст, нас уже выследили.

— Не вернешься, — всхлипывает она, — никто еще не возвращался из..., — начавшую говорить Велону резко обрывает мужчина.

— Молчи! И у стен есть уши. Солнце мое, сделаем вот что. Сейчас я уеду. Слежку почти наверняка снимут, им нужен только я. После этого ты уедешь на север, в Тарэй, это небольшой город на границе с империей Лоар. Остановишься в гостинице "Золотой олень", хозяин будет предупрежден.

— И что будет потом, когда ты не... — голосом, полным тоски и отчаянья спрашивает молодая женщина.

— Я вернусь. Я обязательно вернусь. Разве можно не вернуться к тебе? — веселым голосом отвечает отец. — Ну же, улыбнись. Все будет хорошо.

— Хорошо, Терс, — тяжело вздохнула Велона, и встала. Ого, похоже моему отцу нравились высокие девушки. Она же выше его на голову. -Уговорил. Я отпущу тебя, и останусь с сыном. И я не буду больше требовать, что бы ты взял меня с собой. Но запомни, Терс. Если...

Мужчина не дал ей договорить. Быстрым, текучим движением он скользнул к креслу и бережно прижал нас к груди. Посмотрел на меня и улыбнулся. Только теперь я смог рассмотреть его глаза, на которые упал отблеск пламени из камина — в золотисто-коричневой радужке были узкие, вертикальные зрачки. Потом он просто растворяется в темноте, негромко скрипит дверь. Туман бредовых видений вновь окутывает меня.

Холодно. Первая своя мысль за неизвестно сколько времени. Озноб сотрясает все тело, зубы выбивают мелкую дрожь. Тюфяк, на котором лежит моя полубесчувственная тушка, промок от пота. Руки поджаты под себя, в тщетной попытке согреться. Запах... Наверное, так пахнет в подвалах, всю зиму оккупированных стаей бомжей. Тяжелая вонь кислого пота от множества немытых тел забивается в нос, испариной оседает на коже. От широкого бака несет нечистотами. Хороший тут у них "ночной горшок", ничего не скажешь. Комната для крепостных слуг барона, минус второй этаж донжона. Глубже только погреба. Постепенно становится легче, молодой организм берет свое, и я проваливаюсь в глубокий, похожий на обморок сон без сновидений.

Глава 4. Кто ходит в гости по утрам...

Рассвет... Он прекрасен. Далекие горы, окутанные дымкой утреннего тумана, плавно выступали из мглы на фоне светлеющего неба. Со смотровой площадки на вершине угловой башенки открывался прекрасный вид на окрестности. Замок был построен на вершине небольшого холма, у подножия которого протекала неширокая река, огибавшая холм. На берегу реки раскинулась большая деревня, вдаль змеилась лента идущей от замка дороги. Темная стена леса начиналась в нескольких километрах, отделенная от деревни ровными прямоугольниками полей.

Шел третий день, с момента как я познакомился со своим новым телом. Большую часть времени я отлеживался в забытьи после своих вечерних приключений, несколько раз меня будили, вливая в рот мерзкий на вкус, вяжущий, как неспелая хурма, отвар. Разок приносили плошку с местным "супом дня", который был не чем иным, как переваренными в котле остатками вчерашней трапезы. Голод не тетка, приходилось есть что дают.

Сегодня утром я проснулся раньше прочих. Жутко чесалась спина, осторожно пощупав которую я обнаружил заросшие пленкой свежей, тонкой кожи шрамы. Хотя, обильно загрязненные пылью раны от плети должны были нарывать и гноиться. К моему удивлению, больше проблем со здоровьем не было. Не так давно разбитое в кровь лицо было гладким, осторожное ощупывание мест, куда пришлись тяжелые удары не показало ни одной гематомы.

Еще более странным было ощущение пустоты, где обычно находился колючий ежик из ощущений малыша. Сознание подростка, в тело которого меня забросила судьба, больше никак себя не проявляло. Мальчик исчез, оставив мне в наследство теперь ставшее окончательно моим тело и память, за три дня забытья и бреда слившуюся с моей. От чужих чувств, эмоций и воли, способной контролировать тело без моего вмешательства не осталось и следа. Теперь следовало торопиться — без помощи местного жителя вероятность нарваться на что-то похуже порки существенно возрастала, мне же совсем не хотелось радовать Сальса видом корчащегося на колу тела.

Покинув вонючую конуру, в которой жили обслуживающие замок крепостные мужики, я проскользнул на кухню. Мне повезло. Там стоял дым коромыслом, поварихи начали подготовку к приезду старшего сына барона, и им было не до меня. Поэтому мне всучили миску с солидной порцией горячей каши из дробленного зерна, чуть сдобренной маслом, выдали кусок хлеба с отрубями и чашку холодного травяного отвара. В вдогонку было высказано пожелание, что бы я не путался под ногами и не мешал.

Присев за сколоченный толстых досок грубый стол, я с жадностью, обжигаясь, ел и мотал на ус, которого у меня больше не было, разговоры стряпух. По всему выходило, что после десятидневного отсутствия в замок возвращался старший сын барона, Валлерт, вместе со со стаей товарищей из окрестных замков охотившийся на опушке Мрачных Лесов. Ожидался грандиозный ужин, переходящий в не менее грандиозную пьянку. Перепиться должны были все, потому как в большом зале, где будет проходить мероприятие, за длинными столами, расставленными рядами, помещалась вся дружина барона. Для благородных же были отдельные столы, расставленные буквой "П" на возвышении у стены, на которой был развешано устрашающее количество отнюдь не декоративного оружия.

Сыто вздохнув, я допил остатки травяного отвара. Собственно, это называлось чаем, хотя ничего общего с привычным мне напитком не было. Тем не менее, чай прекрасно утолял жажду и неплохо взбадривал. Какие именно травы заваривались я не знал, мальчик, чью память я эксплуатировал, на кухне делами не занимался. Его участие в готовке сводилось максимум к чистке всяко-разных корнеплодов и сливу в выгребную яму за конюшней помоев из многочисленных кухонных ведер.

Итак, я сидел между зубцами башенки, свесив ноги вниз, и ждал, пока окончательно рассветет. В этот момент должны были открыть ворота, и у меня появилась бы возможность сбегать к речке. Окунуться хотелось нестерпимо, тело чесалось и ныло. Привычки цивилизованной жизни, чтоб им. Душа тут не предвидится, греть мне воду зимой никто не будет. И что я буду делать? Нырять в прорубь?

Сзади раздались легкие шаги, кто-то поднимался на башню. Я успел привыкнуть к мысли, что удар может последовать в любой момент, спина напряглась в ожидании. Раздался смешок: "Ты никак выспался, малец?". Повернув голову, я увидел знакомое уже по этой жизни лицо.

— Доброго вам утра, десятник Варс, — я сделал попытку встать и поклониться. Мелькнула мысль, что нужно поблагодарить его, не бросившего мое избитое тело валяться во дворе.

— Сиди, мелкий, — на плечо опустилась тяжелая рука.

— Господин десятник, позвольте поблагодарить вас за...

— Довольно, — поморщился Варс. — Вижу, уже оклемался? Живуч ты как кот, парень. Я думал, будешь лежать пластом не меньше декады, старина Сальс постарался на славу. Не говоря уж о том, как тебе добавили.

— Скажите, господин десятник, а вам не доводилось видеть людей со странными глазами, — раз уж Варс готов пообщаться с парией, грех не выдоить из него толику информации. Источников данных много не бывает.

— С какими это странными, — ухмыляется Варс, — квадратными? С квадратными и выпученными видел не далее как три дня назад, у колодца. Когда одну нашу дубинушку знатно вываляли в пыли посреди заднего двора.

Мечтательно улыбаюсь, воспоминания как бальзам на душу.

— Не-а. Глаза обычные, круглые. Но, с вертикальными, как у змеи, зрачками. Желто-коричневая радужка, сами глаза чуть вытянутые, миндалевидной формы. — пальцы лежащей на моем плече руки чуть сжались.