Город Эйч

— Эй! — возмутился Рони, оборачиваясь — что за ...

— Езжай! — крикнула неожиданная пассажирка ему прямо в ухо — Езжай, езжай! — в этот момент светофор все-таки сказал свое зеленое "можно" и Рони тронулся с места, справедливо рассудив, что разобраться со странной девушкой он сможет и на той стороне Розенкрац, а иначе придется стоять в пробке снова выжидая светофора, да и водитель красной тойоты прямо за ним уже настойчиво просигналил свое "двигайся же наконец парень!".

— Только не останавливайся! — крикнула пассажирка, когда они поехали — я тебе заплачу! Мне нужно на Портовую семьдесят два! Срочно! — и она сунула за пазуху Рони две бумажки по сто кредитов.

— Портовая семьдесят два? — спросил Рони, выжимая рукоятку газа. Двести кредитов! Почти месячная зарплата! Черт, он отвезет ее на Портовую, он отвезет ее куда угодно, мало ли какие причуды бывают у молодых богачек, а деньги он упускать не может. В зеркальце он увидел как красная тойота повернула в сторону, а за ними бегут четверо людей в черных костюмах, но движение на Десятой и Розенкрац завертело их в своем вихре и вот они уже скрылись из виду. Рони поддал газу и ловко перестроился с полосы на полосу. Портовая? На обратном пути он успеет завезти посылку старушке Моб.

— Можно быстрее? — спросила пассажирка. Рони немного поколебался прежде чем ответить. С одной стороны Маргарет он всегда отвечал что быстро только кошки трахаются, но с другой стороны — это же не Маргарет. Наверняка обучалась во всяких там колледжах и тому подобное, и поди обидится, если он, Рони скажет ей про кошек.

— Нет, мисси. Это же мотороллер. — сказал Рони, подумав.

— Хорошо. Давай... следующие ее слова Рони не услышал, потому что в них на огромной скорости направилась громада грузовика-дальнобойщика "Манхетенн". Рони крутанул руль, бросая мотороллер поперек дороги и прибавляя газу, чтобы убраться с пути этой махины. Сотня тонн полированного металла и раскаленной резины пронеслись мимо, дохнув на Рони своим смрадным дыханием. Он даже не успел испугаться, просто руки сами сделали свое дело, прибавляя газ и унося их оттуда. В зеркальце он увидел, как грузовик разворачивается поперек дороги и из под его колес ветер рвет белый дым раскалившихся покрышек.

— Так. — сказал он сам себе, поворачивая в переулок.

— Это Портовая? — спросила его пассажирка, когда они остановились.

— Нет. Это улица Северная. Извините, мисси. — он полез за пазуху и достал оттуда свернутые бумажки — но я не смогу вам помочь. — сказал он. Рони умел думать и смотреть, чтобы там не говорил старый Эмилио. И он понимал, что кто-то очень не хочет чтобы мисси добралась до Портовой семьдесят два.

— Мне нельзя останавливаться. Мне нужно попасть на Портовую семьдесят два до полудня.

— У вас еще валом времени, мисси. А мне нужно развозить почту. — насчет времени Рони покривил душой, времени было в обрез. Но это было его время. И он не собирается, черт возьми...

— Банг! — в переулке хлопнул выстрел и над головой Рони осыпалась штукатурка. Двое в черных костюмах! Пассажирка взмахнула рукой и один из них упал на спину, схватившись за горло. Рони дал газу, втайне надеясь, что та упадет с седла, но она держалась как влитая. Еще два выстрела прозвучали им вслед, пока они не вылетели из переулка на предельной скорости, которую только мог развить мотор "Стардекса".

— Да что же это делается! — заорал Рони.

— Жми на полную! На Портовую!

— Хрена!

— Дурак я же и для тебя стараюсь! Ты же верующий, верно?! Крестик я видела!

— Ну и что?!

— А то, что Добро и Зло должны выяснить свои отношения сегодня на Портовой семьдесят два! И если одна из сторон не придет вовремя, то победит другая. Поэтому они и не хотят позволить мне... — она прервалась на секунду, когда мотороллер вспрыгнул на бетонный бортик.

— Что ты мне мозги пудришь! Битва Добра со Злом! Бог и Дъявол! Ты еще скажи, что ты Иисуса видела! — проорал Рони, останавливаясь и соскакивая с седла, чтобы наконец посмотреть в глаза этой "чокнутой побрекитос". Он встретился глазами со своей пассажиркой и ругательства застряли у него в горле.

— Видела. — просто ответила девушка и Рони вдруг поверил. Действительно видела. Вот этими самыми глазами.

— И... и как он? — в горле у Рони вдруг пересохло и он судорожно сглотнул — ну, то есть...

— Нормально. Почти пришел в себя.

— А...

— Ты пойми, это не первая битва, это уже в который раз, но всегда побеждали мы, всегда-всегда. — говорила девушка, смотря ему прямо в глаза — нам никак нельзя сейчас проиграть, Рони, весь этот мир, все что есть сейчас, это все может в одночасье пропасть, ты же не хочешь этого, верно?

— Ну...

— Думай скорей, идиот!

— Аа, Санта-Мария, матерь божья! — сказал Рони, вспрыгивая в седло — Держись крепче!

— Держусь... — мотороллер поскакал по брусчатке мостовой. До Портовой путь неблизкий, но если срезать, если поехать через косые переулки с натянутым над ними выстиранным бельем, через мокрые от выплеснутых помой закоулки, по пахнущим рыбой и морем деревянным мосткам, прокинутым над самыми безнадежными местами — тогда можно успеть! И никто на свете не знал этот город и этот район так хорошо как Рони, и никто не умел так как он пронестись лавируя между столиками с пиноколадой и холодным мороженым, не сбив ни одного стула и не уронив ни одной салфетки! И вот, наконец все его умение понадобилось. Сзади снова появилась черная машина, но на этот раз у нее не было шансов, на этот раз Рони знал, что ему надо делать.

И ровно в одиннадцать пятьдесят восемь мотороллер влетел на территорию заброшенного склада, что по Портовой семьдесят два. Девушка соскочила на землю и выпрямилась, приветствуя фигуру, идущую к ним из глубины склада.

— Я успела. — сказала она.

— Я вижу. — ответил ей голос.

— Спасибо, за то, что подвез, Рони... но мне нужно заняться кое-какими делами... — сказала она, скидывая куртку и поднимая над головой длинное узкое лезвие.

— Подожди нас снаружи. — и над ее противником также взвилась в воздух стальная лента клинка. Рони пулей вылетел из помещения и уселся снаружи. Двери с грохотом захлопнулись и стало тихо. Прошло почти полчаса и он уже начал жалеть, что не вытащил из багажника мотороллера посылку старушке Моб (как раз успел бы донести!), с другой стороны, если сейчас Зло победит, то все пойдет прахом и можно будет не нести посылку все равно, поэтому он мог позволить себе сидеть тут, раскинув ноги в стороны.

Потом двери раскрылись и оттуда вышла девушка. Лезвия у нее больше не было. Она села рядом с Рони и попросила закурить. Рони дал ей свои "Лаки Страйк" и она откинулась назад и выпустила дым вверх.

— У тебя кровь идет. — сказал Рони.

— Пустяки. — ответила та, затягиваясь.

— Ну, что? — спросил Рони через некоторое время — мы победили?

— Ага. — кивнула девушка — еще как победили. Я эту суку на десять тысяч маленьких... — она наклонилась вперед и ее вырвало.

— Эй, ну ладно. — Рони приобнял ее за плечи, чувствуя что она дрожит крупной дрожью — все теперь хорошо и наш мир останется таким, какой он есть. Ведь Добро победило...

— Что? — девушка отстранилась и посмотрела ему в глаза — Я же сказала — МЫ победили. И все останется как есть. Как и было все это время, Рони. МЫ всегда побеждали, Рони. С чего ты взял, что победило Добро?

— Но...

— Посмотри на этот мир, дурачок. Разве в мире, где победило Добро было бы столько боли? — девушка встала и улыбнулась ему сверху вниз.

— Но ты сказала, что если бы победило Добро, то этот мир исчез бы...

— Что такое милосердие? Пристрелить загнанную тварь, Рони... — в ее руке появилось узкое лезвие и красная полоса разверзлась перед Рони...

— Все-таки она сдохнет. — сказал старый Эмилио. Рони сидел рядом с ним, вытянув ноги и отдыхая. Минутка передышки. Можно поговорить со старым придурком о том и о сем.

— Вовсе нет. — лениво ответил ему Рони. Они смотрели на старую суку, лежащую под деревом. Ее правая передняя лапа была изломана под странным углом и почернела. Если хорошенько приглядеться, можно было увидеть белые личинки мух в ране. Сука лежала и монотонно скулила, вытягивая одну и ту же тоскливую ноту.

— Она не может вытянуть долго. — сказал Эмилио: — и тебе бы лучше заняться своим делом.

— Я и так занимаюсь своим делом. — ответил Рони, протягивая Эмилио конверт: — распишись.

— Что это? — спросил старик.

— Не знаю. — пожал плечами Рони: — я не читаю чужие письма.

— Это судебная повестка. — сказал Эмилио: — они снова хотят вызвать меня в суд.

— Распишись. Иначе я не вручу ее тебе.

— Ну и пусть. Плевал я на судебные повестки. Передай Карлосу, что он может поцеловать меня в жопу. Да, прямо в мою черную, немытую жопу. — с удовольствием повторил Эмилио, зажмуриваясь и потягивая дым из своей трубки. Рони вздохнул и спрятал конверт в сумку. Он уже устал говорить, что не знает никакого Карлоса. Этот конверт он носил старку Эмилио вот уже два года. За это время он протерся и засалился. Старик не принимал конверт, и Рони относил его обратно на почту.

— Наверное я ее пристрелю. — сказал Эмилио, посасывая трубку: — не дело смотреть, как тварь господня мучается.

— Не нам решать, жить ей или нет. — ответил ему Рони, вставая — лучше присмотри в доме дощечку, я ей лапу примотаю, да в ветеринарную клинику свожу.

— Ты думаешь? — прищурился старик Эмилио.

— Конечно, перец ты старый. Вот на тебя самого без слез не взглянешь, а пристрелить себя из милосердия ты не дашь. Что же ты за других решаешь, а?

— Что же... наверное ты прав. И жизнь у меня одно расстройство, и спина ноет, и Карлос со своими прихвостнями достал, но это моя жизнь и это моя боль. Пойду принесу тебе дощечку. — старик скрылся в доме, а когда появился, то помог Рони примотать ногу у собаки.

— Что, письмо так и не возьмешь? — спросил Рони, уже уезжая.

— Нет. Не дело традиции нарушать, сынок. Да и потом — если возьму, то ты уже завтра ко мне не приедешь, верно? — старик улыбнулся и помахал рукой на прощанье.

А дробовик с потертым прикладом так и остался в доме.

Крупная рыба.

На окраине города, там, где стояли старые уродливые здания, давным-давно приговоренные мэрией к сносу, в одном из таких зданий жил-был Морж. Здесь было дно города и те, кого жизнь, тщательно прожевав между коренными все-таки выплевывала — они приволакивали свои несчастья и тела сюда. Здесь никто не спрашивал ни о чем, здесь все были равнодушны к бедам и горестям.

Они слетались как мухи на мед только в случае нечаянной радости — редкого зверя в трущобах. И их глаза горели, когда они смаковали подробности и ненавидели везунчика. Везунчика, как правило, находили потом где-нибудь в канаве, а то и он сам, не выдержав этих взглядов со всех сторон, вешался в дешевом гостиничном номере после ночи с одной из девочек Бэт.

Бэт только головой качала. "Не в коня корм" — говорила она, поводя широкими плечами, она говорила, что уж если бы ей выпало что-то подобное, то вот она бы ... и вообще удачу нужно ловить за хвост. В свое время она была, да, вы не поверите, кем она была. Танцевала на сцене лучших театров, и однажды к ней даже подошел тот самый режиссер и сделал предложение... — что за предложение, Бэт никогда не рассказывала. Она вдруг оглядывалась и видела тупые равнодушные лица окружающих ее людей, вздыхала и шла в свой номер, где выпивала почти полную бутылку абсента, после чего ее рвало всю ночь в заботливо подставленный девочками тазик. А на следующее утро она снова стояла за стойкой, оглядывая свои владения.

Морж частенько заходил к ней, у них были общие дела, кроме того, она приводила его в восхищение своим странным ароматом властности. Он называл ее Королевой Червей и смеялся над своей двусмысленностью. Девочки Бэт обижались. Однажды одна даже залепила Моржу пощечину. Бэт, конечно, заставила дуреху извиниться, да только Моржу это было все равно. Он и не обиделся. Он знал, что у девочек есть причины не любить его. Да только было поздно. Да, было уже поздно.

Все дело в том, что Морж обладал талантом. Многие люди обладают талантами. Одни умеют играть на скрипке, другие умеют вышивать крестиком и петь в церковном хоре. Морж умел находить упавших на дно города. Маленьких, недавно оказавшихся на улице, симпатичных устриц. Они запирались в свои раковинки, в свои внутренние хрупкие мирки и многие из них погибали в переулках — кто от передозировки наркотиков, кого-то находил Грендель, а кто-то и сам погибал — от отчаянья. Но самых симпатичных и самых удачливых находил Морж. Он чувствовал их по запаху. Запах отчаянья. И глаза...

Морж знал свое дело. Он начинал издалека, осторожно, чтобы не вспугнуть добычу. Он знал свое дело. Плотник всегда смеялся над ним. Плотник делал все проще и быстрее. И вообще Плотник был деловым человеком. А Морж начинал издалека. Он знал — тем, кто отчаялся не нужен хлеб. Не нужен ночлег или деньги. Им нужна надежда. И он давал им ее. А потом он отводил их к Бэт. Морж имел все основания гордиться собой, ведь в заведении Бэт всегда было чисто и уютно и, во всяком случае, это было лучше, чем улица. Грендель продолжал выходить на охоту, и полиция тут была бессильна — только время от времени то там, то здесь находили его жертвы. Поэтому и еще потому, что Бэт в обмен на новеньких давала ему пять сотен — Морж имел все основания гордиться собой.

— Смотри, — говорил он Плотнику, вернувшись от Бэт: — Я опять заработал деньги.

— Хорошо, — отвечал Плотник: — Иди и купи чего-нибудь выпить, — и Морж шел и покупал, а потом они с Плотником до утра сидели в синеватом дыму пьяного угара. Под утро Морж начинал плакать и жалеть всех подряд, а Плотник только мрачнел с каждой выпитой рюмкой.

— Подумать только, — всхлипывал Морж, не донеся до рта вилку с нанизанным на нее соленым огурцом: — Эта девочка мне доверилась, а я продал ее в публичный дом! Какая же я все-таки сволочь... — и он опускал вилку и грустно смотрел на нее. Плотник молчал.

— Как ты думаешь, дружище — спрашивал Морж через час: — они будут меня ненавидеть, а? Ведь я спас их от Гренделя, и спас их от улицы.

— Я ведь делаю это не ради денег, — разглагольствовал он спустя еще час: — Я ведь делаю всем добро. Я — добрый человек, дружище. Вот, посмотри — он откладывал вилку и начинал загибать свои толстые как сосиски пальцы: — Девочку с улицы вытащил? Вытащил. Можно сказать — спас человеческую жизнь. Это раз. Бэт довольна, что у нее новенькая, значит, и ей добро сделал. Это два. И ты, тебе, вон выпить купил, правда? Тоже добро. Значит, кругом я творю добро! — и он ронял голову на стол.

Плотник к тому времени уже похрапывал стойким сном завзятого алкоголика. А утром Морж умывался, одевал те из вещей, что еще не успели сноситься до дыр, и шел в город. На промысел. Он зашел к Бэт и пропустил рюмочку-другую, потом зашел к Осе Циммерману и попытался выторговать у него вставную челюсть за две сотни, но плюнул и решил обойтись старой. Ося только глаза прищурил вслед. День решительно не задавался и Морж уже было решил идти и сыграть с дружками в пульку, как вдруг на углу Пятой и Портовой он почувствовал ЕЕ.