Эхо ее дыхания

— Да. Так вот, Рон был очень близок к тому, чтобы убить вас. Вам невероятно повезло. Нож коснулся тонкой кишки, проткнул диафрагму и задел одно из легких. Когда вас доставили сюда, нож все еще находился в ране. Если бы его вынули, вы, скорее всего, были бы уже мертвы.

— Ого. — сказал я. — Повезло!

Он пожал плечами, не став развивать тему о том, что в этой ситуации можно назвать удачей: — У подобных ранений есть особенность: они представляют серьезную угрозу для жизни, однако после того, как вас залатали, заживают быстро и без особых последствий. Мы оставим вас в палате интенсивной терапии еще на день или два — просто чтобы убедиться, что в рану не попала инфекция. Однако поврежденные ткани восстановятся быстро. К тому же мы использовали саморастворяющиеся швы. В общем, вы будете в порядке уже через неделю, а через месяц и вовсе забудете про ранение.

— Это приятно слышать! — я на самом деле был впечатлен.

— Вы хотите, чтобы мы вызвали кого-то из родственников?

— Нет. Я живу одна.

— Мисс Крёйцер... — начал он.

— Лизель. — я поспешил перебить его, чувствуя, к чему все идет. — Доктор. Я прошу прощения, но я сейчас чувствую себя очень усталой, к тому же вы говорите, что скоро прибудет полиция. Наверное, мне пока лучше отдохнуть.

Он был недоволен. Ему явно хотелось расспросить меня еще. Но он переборол себя и все-таки кивнул: — Да, конечно.

Он встал, задумчиво посмотрел на план лечения над моей койкой и внес туда какие-то пометки. Потом попрощался и ушел.

Итак, стали ясны параметры миссии. Мне предстоит убраться отсюда до того, как копы в штатском придут допрашивать меня, и для этого надо миновать копа в форме, торчащего в коридоре.

На меня не направлены никакие камеры, судя по всему, палата не просматривается. Я ограничен только капельницей на стойке с колесиками. Что ж. Я осторожно сел в постели. Немного потягивает в животе, но в целом полет нормальный. Потом встал, и, опираясь на стойку капельницы, подкатил ее к ширме. Так, неплохо. Судя по всему, это одиночная палата. Я решительно отдернул ткань ширмы — и это был момент, когда я впервые увидел себя в новом облике. В зеркале над раковиной у противоположной стены комнаты.

Я стал... шокирующее другим. Офигеть каким... женским. К черту остальное, этого было более, чем достаточно.

Примерно пять футов семь дюймов, вьющиеся огненно-рыжие волосы... Эти волосы доминировали надо всей моей внешностью — они были пылающими, неестественно ярко-оранжевыми, как раскаленная медь, а брови и ресницы имели такой же жгучий оттенок. Кожа была матово-белой, а глаза светло-голубыми. Лицо — идеальное немецкое лицо: выраженные скулы, резкие черты, но деликатная линия подбородка. Я выглядел на 20 с небольшим — и ничто во мне не напоминало меня прежнего. От Яна Мэттокса не осталось ни-че-го. Ну разве что по-прежнему одна голова, две руки и две ноги. Все это было так странно, что я мог бы пялиться на свое отражение весь день. Всю неделю. Да хоть месяц. Но у меня не было этого времени.

Я подкатил стойку капельницы к окну и выглянул наружу. Третий этаж, карниза нет. Я повернулся и побрел через комнату в поисках хоть какой-то одежды — но ничего подходящего не было. В пластиковом пакете рядом с уборной, помеченном маркером 'Личные вещи', я нашел туфли, чулки, подвязки и лифчик. Лифчик был из тех старых моделей 1930-х годов, которые, кажется, изготавливали из обивочной ткани и стальной сетки. Вероятно, платье срезали с меня в операционной, а плащ остался на месте преступления. Интересно, а где мой антикварный аусвайс, о котором говорил доктор?

Внезапно дверь открылась, и вошел новый санитар, кативший перед собой тележку с едой. Я оторвался от пакета с остатками одежды и вопросительно посмотрел на него. Он уставился в ответ. Это был мускулистый смуглый мужчина лет за тридцать с волосами цвета 'соль и перец' и солдатской стрижкой. Он выглядел удивленным. Мы глядели друг на друга несколько секунд, пока я, наконец, не решил прервать молчание: — Чем могу помочь?

— Сорри. — ответил он. — Никогда не видел ни одну из вас живой.

В этот момент я понял, что лучшей тактикой будет подождать, пока он подойдет поближе, а затем пробить ему череп тяжелым каблуком одной из туфель, лежавших в пакете. Он насторожился — видимо заметил легкие изменения моей позы — и поднял вверх руки: мол, сдаюсь, не бейте.

— Я не знаю, кто ты. — продолжил он. — Но одно я знаю точно: ты не Лизель Крёйцер.

Я сощурил глаза и решил выждать еще немного.

— Это может звучать странно... даже безумно, но мужчина, который пытался убить тебя, — он убивал Лизель Крёйцер много раз. Я знаю минимум 10 случаев за последние 70 лет. И всегда та же самая женщина, того же возраста, в той же одежде, с той же раной, в комнате какого-то отеля. С промежутком в несколько лет. И часто примерно в то же самое время где-то поблизости исчезал человек, которого не будут особо искать. Обычно какой-то нищий или нелегал. Проститутки. Бродяги. А самую первую Лизель Крёйцер убили в отеле в Кливленде в 1936 году. Я мог бы показать тебе полицейский отчет, но сейчас нужно вытащить тебя отсюда, пока копы не заявились на допрос.

— У меня нет никакой одежды.

Он сдвинул боковую стенку тележки и достал спортивную сумку. — Я читал десять отчетов о твоем вскрытии. Я знаю твои размеры.

— Всё это звучит пи#$ец как стрёмно. — сказал я

— Да, прости. Я сейчас, когда говорил, подумал то же самое.

Он опустил сумку на пол и подтолкнул ко мне носком ботинка. Я подобрал ее, не отрывая от глаз от лже-санитара. Мысль пойти переодеться в уборную я отмел сразу. Мне надо было держать его под контролем.

— Отвернись. — скомандовал я.

Он послушался, хотя явно опасался поворачиваться спиной. Я открыл сумку и заглянул внутрь. Джинсы, нижнее белье, лифчик, пара носков, футболка, пара простых белых кроссовок, серая худи и... очки?

— Мне нужны очки? — удивился я.

— Насколько я знаю, нет. — ответил он, не оборачиваясь. — Это чтобы немного изменить твою внешность. И худи тоже. Эти твои волосы — они слишком выделяются.

Я стащил с себя больничную сорочку и натянул трусы и джинсы. Джинсы были хоть и тесные, но удобные. Я поймал свое отражение в зеркале и не смог удержаться от соблазна поглазеть на рыжую красавицу, позирующую для меня топлесс. Потом я тряхнул головой и вытащил из сумки лифчик.

— Как ты планируешь выбраться из комнаты? — спросил я своего гостя.

— Одевайся скорее, а потом я вывезу тебя из комнаты в тележке. Мы завернем за угол и доберемся до помещения, где хранят продукты. Там ты выберешься из тележки, я сниму больничный прикид и мы двинемся дальше.

У меня ушла минута на то, чтобы надеть лифчик, и еще минута, чтобы пристроить его поудобнее. Не уверен, что все сделал правильно, но так это хотя бы было можно носить. Потом я надел футболку и худи и водрузил на нос очки без диоптрий.

— Можешь повернуться. — сказал я, натягивая новые кроссовки. Он не заставил себя просить дважды.

— И все-таки это так странно — видеть, что ты живая и двигаешься. — повторил он снова после паузы.

— Я раздраженно глянул на него, ожидая подвоха. Но он, судя по всему, имел в виду именно то, что сказал. Ну а что, если ты расследуешь убийство десяти женщин, которые выглядят близнецами... или скорее расследуешь убийство одной и той же женщины десять раз, — то видеть ее живой должно быть довольно странно.

— В чем твой интерес в этом деле? — спросил я в лоб.

— Я что-то вроде... охотника на призраков. Да, типа того. Ты когда-нибудь видела телешоу 'Сверхъестественное'?

— Угу. — я и в самом деле посмотрел несколько передач еще когда торчал в родительском доме.

— Ну вот я как некоторые парни из этого шоу. А историю Лизель Крёйцер я изучаю уже несколько лет. Были и другие охотники, которые интересовались. Но между убийствами обычно проходит лет десять, а то и больше, фактов мало, так что все воспринимают это дело скорее как корпоративную легенду. Но мне все равно было интересно. Я запустил в сети программку-бот, которая фиксирует каждое упоминание Лизель Крёйцер, так что когда в базе NYPD (*New York Police Department) снова всплыло твое имя, я среагировал быстро.

— Стало быть, мне опять повезло. — я поднялся и медленно подошел к нему. Он полностью отодвинул боковую панель тележки. Я еще раз пристально посмотрел ему в глаза и забрался внутрь, прихватив пустую сумку. Что ж, по крайней мере мое новое тело оказалось гибким. Швы, удерживающие края раны, натянулись, но не порвались. Мой странный спаситель задержался на несколько секунд, чтобы задернуть ширму вокруг кровати и поставить на тележку пустые тарелки — их содержимое он выбросил в унитаз.

— Ну что, готова? — спросил он перед тем, как задвинуть панель.

— Угу. — ответил я, поудобнее сворачиваясь внутри тележки.

Он задвинул панель, глубоко вдохнул, затем распахнул дверь и выкатил тележку в коридор. В щель между панелью и рамой тележки я мог видеть полицейского на его посту. Он сидел на металлическом стуле рядом с дверью. Полицейский кивнул охотнику на призраков, и тот ответил кивком. Потом мы проехали по короткому белому коридору и повернули. А через несколько секунд повернули еще раз. Тележка остановилась, щелкнула дверь, мы снова продолжили движение, чтобы тут же остановиться снова. Стало темно. Потом вспыхнул свет и панель открылась.

— Я выкарабкался наружу, запихнул волосы под худи и надвинул капюшон на глаза.

— Так нормально? — спросил я, поворачиваясь к охотнику.

— Почти. — ответил он и протянул руку к моему лицу. Я инстинктивно отдернулся, и он замер. Тогда я кивнул, и он заправил под капюшон две выбившиеся на свободу рыжие пряди. Потом он снял с себя больничную униформу, явив миру потертые джинсы и поношенную футболку.

— Пошли. — сказал охотник, снова открывая дверь. Он выждал пару секунд, хорошенько оглядевшись по сторонам. Потом кивнул и пошел вперед расслабленной походкой. Я двинулся вслед за ним, стараясь не отставать и не обращая внимания на покалывание в боку.

Погрузив руки в карманы и низко наклонив голову, я пересек вслед за ним широкий холл. Мы остановились у лифта. Он нажал кнопку и примерно две тысячи лет мы ждали, когда двери откроются. Затем мы спустились в лобби и вышли наружу. Делов-то!

Мы были рядом с Граунд Зеро (*место, где стояли Башни-близнецы), так что я сразу понял: меня держали в Госпитале Нью-Йорка. Логично. Ближайшая клиника к тому месту, где Лизель пырнули ножом. Мы направились на восток, и я старался не смотреть по сторонам, пока мы не удалились на несколько кварталов. Тогда я наконец откинул капюшон — мне очень не нравилось, что он затрудняет боковой обзор.

— Как тебя зовут? — спросил я охотника.

— Боб Уитлок. — сказал он. — Рад знакомству.

— А я — Ян. Но, думаю, теперь придется привыкать к тому, что я — Лизель.

— Ян? — переспросил он, глядя на меня со странным выражением.

— Проблемы? — ответил я.

— Нуу... Скорее у тебя, чем у меня.

— Да уж. — согласился я. Несколько минут мы шли в молчании.

— Слушай, Боб. — сказал я наконец. — Это твое телешоу. 'Сверхъестественное'. Если я правильно помню, охотники там в основном живут в своих тачках, имеют дюжину-другую фальшивых паспортов и мотаются по стране, сражаясь со злом. Ты тоже этим занимаешься?

— Ну да. — кивнул он. — Более-менее. И я надеялся, что ты подскажешь мне, где найти парня, который сделал это с тобой. Десять убийств, и ни одной стоящей улики. И никаких свидетелей — до этого момента. Скажи, ведь ты сможешь рассказать мне что-то интересное об этом парне, чтобы мы смогли выяснить, кто он на самом деле?

— Да. — ответил я. — Но у меня есть одно условие.

— ???

— Я тоже буду участвовать в охоте.

* * *

Вопреки моим ожиданиям, у Боба не было могучего маслкара (* просторный тюнингованный авто с усиленным мотором). У него была тачка, которая отлично подходит для похитителя детей: минивэн Шеви восьмидесятого года в грузовой комплектации безо всяких окон сзади. Он припарковал его в нескольких кварталах от госпиталя. Внутри был матрас, спальный мешок, рабочая станция с мощным компьютером и небольшой арсенал.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь? — спросил я, когда мы забрались в кузов. Он пристроился за небольшим столиком у задней двери, а я уселся на матрас, скрестив ноги.

— Я мародерствую. — ответил он. — Забираю вещи. Деньги. Артефакты. Что придется. Иногда эта работа позволяет раздобыть что-то действительно ценное. Иногда у твари, которую тебе приходится прихлопнуть, бывает порядком денег. Я рассудил так: поскольку я охочусь на них НЕ РАДИ денег, значит мои заработки — это кармическое вознаграждение.

— У тебя сейчас найдутся деньги, чтобы купить немного одежды?

— Да, валяй.

По выражению его лица и языку тела я видел, что у него проблемы. Он не понимает, что со мной делать. Или что чувствовать по отношению ко мне. У него такой бизнес, которым непросто заниматься в одиночестве, и компаньон ему не помешал бы. А если компаньон еще и рыжеволосая красотка — это просто мечта, которая стала явью. Но когда красотку зовут Ян... Не знаю, почему его мысли были для меня так просты и очевидны. Наверное, потому, что сам он был прост и очевиден. А может быть, потому что и я бы на его месте думал точно так же.

Хотелось бы мне выложить ему всё это. А потом сказать, что тело ничего не значит, что я был и всегда во всем буду мужчиной. Но я не был уверен, правда ли это. Я уже давным-давно, много лет как перестал понимать, что все это значит, — кем-то быть. Да, сейчас я, по крайней мере, был живым, но по-прежнему чувствовал себя каким-то контуженным. Кем я был до этого? Я же жил на улице. А раньше у меня и жизни-то никакой не было вне армии. Не было даже постоянной подруги. Несколько шлюх в кратковременных отпусках и несколько свиданий с нормальными девчонками — причем весь опыт не со шлюхами был еще во времена старших классов. То есть, считай что в другой жизни. Моя семья не знала, что делать со мной. Я утратил связи со всеми старыми друзьями, когда поступил на службу, а потом и связи с армейскими друзьями, когда ушел в отставку. Ну, с теми немногими из них, кого еще не убили. Так что, если подумать, превратившись в кого-то другого, я потерял не так много. Вот так и будем на это смотреть. Да, так будет лучше.

— У тебя есть щипцы для ногтей? — спросил я.

Он полез в сумку, стоявшую рядом с откидным столиком, и вытащил из нее сумку поменьше, с молнией. Он протянул ее мне. Внутри была бритва, полувыжатый крем для бритья, пинцеты и прочие мужские косметические приблуды. Нашлись и щипцы для ногтей. Я открыл дверь фургона и сел, свесив ноги наружу. Я сидел, щелкал щипцами, а обрезки ногтей падали в дорожную пыль. Красный лак трескался и скалывался по краям.

— Никогда не понимал, зачем женщины так возятся с этими штуками. — сказал я, покончив с левой рукой и принимаясь за правую. Бросив взгляд на кольцо с изумрудиком, я задумался. Но решил пока его оставить. Уж не знаю, почему.