— Могу, — я с готовностью выпрямился на стуле, — это жирная свинья, которая заботится только о собственном благополучии. Своих родителей он сдает в дом престарелых, а с детей, по достижении ими шестнадцати лет, начинает взимать плату за проживание в собственном доме. Науками не интересуется. Обычно умеет только писать, а с арифметикой уже полные нелады, поэтому даже элементарные вычисления делает на калькуляторе или компьютере. Носит чехол для дирижабля, ошибочно принимая его за футболку. Считает, что весь мир должен жить по его образу и подобию. Да, очень любит себя, гамбургеры и Макдональдс.

Тверитин, пока я говорил, слушал, приоткрыв рот, а потом, тряхнув головой, выставил руки вперед:

— Стоп, стоп, стоп! Я спросил не про будущего американца, а про настоящего. Сейчас, как ты себе их представляешь? Во что одеты и чем занимаются простые люди? Самый первый и самый яркий образ?

— А, вот ты о чем. Ну тут вопросов нет. Самый яркий образ это, конечно, ковбой в прериях. Весь такой загорелый, работящий и отлично стреляющий.

— Вот. Именно образ ковбоя в широкополой шляпе, узких саржевых брюках и с двумя "кольтами" является наиболее ярким символом Америки. А мы создадим образ советского человека.

Я ехидно хмыкнул:

— Строителя коммунизма? И кстати, то что ты назвал "саржевыми брюками", образованные люди обычно называют джинсами...

Стас на подначку внешне никак не отреагировал и ответил:

— Нет, идеологии в этом образе практически не будет. А для Запада обычный советский человек будет выглядеть приблизительно так: крепкий, здоровый, малость грубоватый и работящий. Под европейского денди его маскировать все равно бессмысленно, поэтому мы решили отталкиваться от американского опыта. Тем более, что у нас много общего: огромные территории, многонациональность, множество неосвоенных земель. Так вот, русский одевается обычно в гражданский вариант разгрузки (уж если она сейчас настолько популярна, то грех этим не воспользоваться) и в удобные мешковатые штаны со множеством карманов. На ногах крепкие ботинки, или полусапоги. Живет он в бревенчатой избе — эдакий коттедж из круглых бревен. Его жена или подруга, как правило, небольшого роста, но фигуристая и непременно с длинной косой. Скулы высокие, глаза большие. На ногах — сапожки. Носит юбку до колен и если зима, то легкий полушубок отличной выделки. Оба — замечательные стрелки и в свободное от работы время любят поохотиться на медведя или внезапно напавшего врага. На такой случай русский держит дома автомат, а у жены стоит любовно ухоженная винтовка с оптическим прицелом.

Слушая Тверитина я постепенно дурел, но увидев хитрющий блеск в его глазах, возмущенно завопил:

— Да ты меня прикалываешь, паразит такой! А еще — главный агитатор! Постыдился бы! Я ведь на секунду подумал, что ты это серьезно... И поэтому обалдел вконец...

Стас рассмеялся, хлопнул меня по плечу и примиряюще сказал:

— Ты первый начал... А я, конечно, шучу. Если бы все было так просто... Но кстати, я тебе озвучил один из вариантов, который среди десятков прочих, разрабатывался нашей командой. Так что в каждой шутке, есть только доля шутки. А вообще, — он мечтательно поднял глаза к потолку, — нам сейчас очень-очень не хватает телевидения. В смысле — не того экспериментального вещания, которое есть сегодня, а массированного внедрения под девизом: "Телеприемник — в каждый дом!". Ведь это получается наиболее действенный и мощный источник пропаганды. Конечно — грамотно подобранное движущееся изображение, да еще и с наложенным текстом может дать потрясающий эффект! Товарищ Сталин, разумеется, уже отдал распоряжение всячески форсировать работы в этой области, но ближайшие года два, до начала промышленного выпуска приемников и развертывания телесети, нам придется обходиться тем, что есть. И кстати, хотел задать тебе вопрос: ты, наверное, напалмовые бомбардировки в своем времени видел только на экране?

Я удивился внезапной смене разговора, но честно ответил:

— Да. А откуда ты знаешь?

Завсектора, не отвечая на мой вопрос, тем временем задал следующий:

— То есть, когда предлагал свое изобретение, "вживую" работу напалма представлял слабо?

— Почему? — Этот вопрос меня даже слегка возмутил. — Я еще с детства помню, как при подготовке бойцов спецназа обливали напалмом стену здания, которое они должны были атаковать. Или старую технику им же поливали... Во где моща! Пирогель броню бэтээра прожигал, как воск! А для запаха туда еще тушки крыс кидали, ну чтобы пробрало посильнее и к реальности быть ближе. Кстати, именно из-за запаха я про напалм и вспомнил. Только непонятно, как ты угадал, что сами бомбардировки я только на экране видел?

Тверитин улыбнулся.

— Догадался. Просто мой друг был в объединенной команде, которая доводила до ума твое предложение. Да... если бы ты им тогда под горячую руку попался, я бы тебе не позавидовал.

— А что не так?

— Ну... — Стас задумался, а потом ответил: — В общем-то, все не так. Мне это Савелий объяснил как специалист. Ведь сгущенный нефтепродукт применялся еще в первую мировую войну и сошел со сцены именно в силу своей неэффективности. То есть, что касается площади и интенсивности поражения он и рядом не стоял с обычными бомбовыми ударами. Ты, наверное, когда по телевидению результаты напалмовой бомбардировки видел, то был сильно впечатлен?

— Еще как — море огня и сгоревшие трупы.

— А в Крыму как было?

Почесав щеку, я ответил:

— Несколько не так, но эффект был сильный!

— Вот именно что — эффект, а не эффективность! И еще учти, что твой рецепт очень сильно доработали. И даже не столько его, хотя там специалисты превзошли самих себя, а именно способ применения. Ведь как вышло — когда сверху химикам-оружейникам спустили эту задачу, то они ее выполнили очень быстро и передали получившийся продукт летчикам. А те схватились за голову, так как отлично знали, насколько мизерный результат будет при его использовании. Ведь надо не только обработать напалмом территорию, но еще и попасть в нужную цель, а это практически нереально. Только сверху требовали результата, поэтому химики и летуны провели испытания, полностью подтвердившие их опасения. Когда же они обратились к товарищу Сталину, пытаясь объяснить бесполезность этой затеи, то им дали почитать боевое донесение летчиков, наносивших удар по румынским позициям. И данные разведки об эффективности этого удара. Да еще и пальцем недвусмысленно погрозили... Испытатели утерлись и стали думать, что же делать. Ведь вся загвоздка в том, что в первый раз его применили именно с "У-2"! А у него скорость и высота тогда были такие, что летчик мог сброшенной с самолета гайкой попасть в голову любому, на выбор, противнику. Только вот днем этот самолет можно сбить хоть из пистолета. Да и полезная нагрузка у "У-2" — мизерная. А при использовании огнесмеси с нормальных бомбардировщиков, она становится практически бесполезной. Там ведь и скорость и высота совсем другие.

— Ага, как же — "бесполезной"! Я сам видел, как после бомбардировок с ТБ, фрицы пачками сдавались. И среди пленных — психов целая толпа была! Сошедших с ума от такой "бесполезности"!

Стас кивнул, соглашаясь:

— Конечно. Особенно если учесть, что была придумана новая тактика применения авиаударов специально для использования твоего боеприпаса. С летчиков ведь тоже спросят, если задача будет не выполнена. Вот поэтому так и действовали — первые волны ТБ несли напалм, а замыкающие самолеты отрабатывали обычными осколочно-фугасными бомбами, которые накрывали выскочивший на тушение пожара личный состав. Да плюс эскадрильи "У-2", ночью точечно работающие "жупелом" по обнаруженным днем опорным пунктам.

— Да ну... — я пребывая в сомнениях покачал головой, — а как же вопли Геббельса о применении русскими бесчеловечного ОМП?

— А что ему еще было делать? Даже без напалма Крымская группировка сдалась бы, просто на несколько дней позже. А тут — такое оправдание! Ведь на "генерала мороза" это поражение не спишешь — климат не тот, а вот спихнуть свое поражение на русское чудовищное оружие — в самый раз! И вспомни, тогда сразу же появилось множество очевидцев, которые рассказывали про "огонь с неба", до жути все приукрашивая. Но тут Геббельс сам себя перехитрил. Мы ведь впоследствии практически не применяли огнесмесь, именно в силу ее малой эффективности, но зато, когда для добивания почти сломленного противника, начинали обрабатывать его "жупелом", то он довольно часто "ломался" окончательно. Не из-за потерь, которые были гораздо меньше, чем при применении обычных бомб, а именно потому, что немцы психологически были готовы к панике при виде льющегося с неба огня. И право на эту панику им дал сам Геббельс своими завываниями о "бесчеловечном оружии". Единственное, где напалм себя показал очень неплохо, были вражеские аэродромы. Вспомни, сколько тогда самолетов сожгли, прежде чем немцы придумали новую тактику противодействия? Ну и в польских лесах, когда оттуда гитлеровских окруженцев выкуривали, он тоже был выше всяких похвал.

Е-мое! Я слушал Стаса, и уши у меня горели рубиновым огнем. Неужели все действительно так? Хотя сейчас, вспомнив все обстоятельства, я уже в этом не сомневался. Блин! Вот уж лопухнулся так лопухнулся! Только вот зачем он это все мне сейчас рассказал? Хочет отыграться по очкам и показать, что и они не пальцем деланные? Хм, похоже, тут другое. Похоже, Тверитин таким образом намекает, что я, конечно, могу вещать Кассандрой, но все сказанное мною вовсе не обязательно станет претворяться в жизнь, так как не является истиной в последней инстанции. Ну, в принципе, он где-то прав. И этот рассказ не является каким-то выпадом, а просто тонко обозначает границы будущих взаимоотношений. Я-то кто — простой времяпроходимец, да еще и с карт-бланшем от Верховного, а вот вся ответственность за грядущую совместную работу будет лежать именно на начальнике Управления. Угу — понятно... Понятно и принято. Единственное...

— А Иосиф Виссарионович про это знает?

Задав вопрос, я с напряжением ждал ответа, и Стас не стал томить.

— Знает. После операции в Крыму к товарищу Сталину на прием пришел главком авиации с химиками и они подробнейшим образом все ему объяснили.

Ну вот и хорошо. Раз Виссарионыч в курсе, значит, на это "чудо-оружие" не будет возлагаться неоправданных надежд. И еще — по логике разговора, если я прав в своих предположениях относительно поднятой темы, то главный идеолог теперь должен меня подбодрить и указать на плюсы, чтобы Кассандра от такого поворота не замкнулась и не стала бояться предлагать что-то новое. Интересно только, как он это будет делать? После столь сокрушительного облома, я бы, например, даже не нашелся, что можно хорошего сказать про "жупел". Но, чтобы дать шанс собеседнику, пробормотал:

— А мне он так ничего и не сказал...

И Тверитин не обманул моих надежд:

— Наверное, расстраивать не хотел. Но если говорить серьезно, чего ты переживаешь? Ведь главное — это конечный результат. А вот как раз он — самый замечательный! И пусть эффективность у предложенного тобою оружия маленькая, но ведь все твердо уверены в обратном. И это сделано не без помощи активной пропаганды! Ведь когда немцы несколько раз использовали сгущенный бензин против советских войск, психологический эффект был практически нулевым. А все потому, что наши солдаты были убеждены в том, что гитлеровцам не известен секрет нашего грозного оружия, и поэтому они смогли изготовить только его жалкое подобие. И эта убежденность у них появилась тоже благодаря нашему своевременному вмешательству. — Стас подмигнул и, закуривая очередную папиросу (мои сигареты к этому времени уже закончились), сожалеющее сказал: — Все-таки очень не хватает телевидения. Мы бы так развернулись... Хотя еще перед прилетом сюда у меня появилась одна мысль относительно последнего дела вашей группы и освещения попытки поляков уничтожить американских летчиков.

Во как у человека язык подвешен! И нашел ведь слова! Недаром главным болтуном пригласили работать. Довольный, что правильно вычислил своего собеседника, я сказал:

— Стоп. Просто сразу хочу обозначить наши позиции в дальнейших взаимоотношениях. Окончательные решения принимаешь ты, потому что отвечаешь за них головой. Я, когда командование прикажет, буду при тебе просто прикомандированным советником. Ты меня можешь слушать, а можешь не слушать, так как, даже зная будущее, я могу ошибаться. Мысль понята верно?

Тверитин, удивленный резкой сменно разговора, пару секунд молча глядел на меня, а потом внезапно расплылся в широкой улыбке:

— Верно. И я очень рад, что ты это сразу понял, а то я, честно говоря, немного побаивался работать с такой неординарной личностью. И хотел, и боялся. Тому было множество причин. И, как мне кажется, ты все эти причины для себя уже разложил по полочкам.

— Разложил не разложил, но проникся.. И субординации тоже не чужд, только на легкую жизнь все равно не рассчитывай. Если буду считать себя правым — спорить будем до хрипоты. Но последнее слово, конечно, за тобой.

Собеседник хмыкнул:

— А ты думаешь, сейчас у меня по-другому происходит? Команду-то я под себя подбирал... — И, удивленно покрутив головой, добавил: — Но как ты меня быстро раскусил. Я-то все думал, ну как же до тебя эту мысль довести, а ты ее первый озвучил.

— Не прибедняйся. Ты ее довел очень даже популярно — только тупой не поймет. И предлагаю — если уж мы определились в начальных взаимоотношениях, перестать друг-друга осыпать комплиментами и заняться делом. Что ты там про кино говорил?

— Согласен! — Быстро переключившись, Станислав вскочил со стула и, меряя комнату быстрыми шагами, начал излагать свою идею: — Я вот все думал про "картинку" и вот — она "картинка"! Телевидения толкового пока конечно нет, но ведь есть кинематограф! Да, это требует больших затрат, но в данном случае овчинка стоит выделки! Вот скажи, как бы ты отнесся к совместному, цветному, советско-американскому фильму на эту тему?

— Чего-о-о?

— А что ты так изумился? Считаешь это невозможным? Зря! Рузвельт еще полтора года назад попросил Голливуд заняться производством фильмов о Советском Союзе. Ты что, "Миссию в Москву" не видел, или "Песнь о России"? А "Три русские девушки"?

Хм, вообще-то эти фильмы я видел. И полностью с них опупел. Одно дело, когда подобное кино делают у нас, но вот от америкосов я такого совершенно не ожидал. В той же "Миссии в Москву", снятой по книге Джозефа Дэвиса, дана просто потрясающая оценка политике СССР. В этом фильме руководители моей страны изображены не красноглазыми монстрами-людоедами, а наоборот: дальновидными, умными и взвешенными политиками. А уж когда я увидел и услышал, что американцы в своей картине оправдывают не только войну с Финляндией, но и договор Молотова-Риббентропа, то чуть не подавился семечками. Поэтому, после слов, что чистки конца тридцатых годов были направлены на улучшение безопасности страны в преддверии войны, я даже не удивился, так как удивляться было уже дальше некуда. Одна только мысль осталась: эх, сюда бы в кинозал, современных мне демократов посадить! Их бы точно кондратий хватил, если бы они узнали, как во время войны отзывались об СССР в "незыблемой цитадели демократии". Зато я понял — когда буржуинам действительно приспичит, то они готовы не только говорить правду, но и снимать о ней фильмы. Но когда надобность в России отпадает, то на Западе моментально включают свою многоствольную говнометалку...*