Вампир, назначенный мне

— А луна и звезды? — снова спросил вампир.

— Ночью тоже хорошо, но темноту на полотнах рисовать бесполезно.

— А зачем рисовать темноту? Нарисуй саму ночь. Ведь она очень красива и грациозна. Она приходит незаметно, проводит шуршащим плащом над нашими головами и стирает все заботы дня. У нее свои особые цвета, звуки и запахи. С ней можно поговорить, в ней можно раствориться, она заполняет все пространство и проникает даже туда, куда никогда не заходит день.

Интересно, а как видят мир вампиры? Особые цвета, звуки и запахи? У них просто лучше зрение, слух и обоняние, или они на самом деле все чувствуют иначе? Я слышала, что вампиры больше полагаются на свое чутье, чем на другие органы чувств. Как оно проявляется, что они чувствуют, что видят, как воспринимают? Ведь можно попробовать это нарисовать!

— А как ты видишь мир? — я все-таки набралась смелости и спросила.

— Боюсь, я не смогу тебе объяснить или показать, — развел руками Стефан. — Я не писатель, не художник и не музыкант. — Это просто нужно видеть, слышать, чувствовать. Ты хочешь это продать или оставить себе? — резко сменил тему вампир.

— Я хочу оставить это у себя, если ты разрешишь, я повешу ее здесь.

— Это твоя комната, и ты можешь делать тут что пожелаешь, — ответил он.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Мне пора, — сказал Стефан, мельком взглянув на часы. — Увидимся утром.

— Да, конечно, — я слабо кивнула.

Вампир развернулся и вышел, а я схватила новый лист и принялась рисовать. Как он сказал? "...Она приходит незаметно, проводит шуршащим плащом над нашими головами и стирает все заботы дня..."

Проснулась я поздно, потому что полночи рисовала, и первым делом взяла в руки изрисованный листок. Вот он, набросок. Совсем юная девушка со звездными, сияющими мудростью глазами в черном длинном плаще, медленно идет по лунной дорожке над миром, успокаивая и унимая все тревоги и волнения. Она смотрит куда-то вдаль, но видит все, знает все. С ее маленькой руки в разные стороны разлетаются звезды, мерцая в тиши, а над головой ярко сияет луна, обволакивая все своим серебряным светом. Конечно, все это еще нужно дорисовать и подобрать нужные цвета, но я уже сейчас вижу картину, как будто она уже стоит передо мной...

Я уже собралась было идти умываться и завтракать, как вдруг увидела, что у моих ног на одеяле лежит красивая резная рамка, точно по формату законченной мной вчера картины. Спасибо, Стефан! Я помимо воли заулыбалась, наверное, в первый раз после извещения о том, что меня отдают вампиру.

Я рисовала целый день и к вечеру картина была закончена. Руку как будто кто-то направлял, краски ложились ровно и точно. Давненько я не рисовала с таким вдохновением! Подождав, когда краски подсохнут, и, удостоверившись, что все прорисовано так, как мне того хочется, я сняла лист с планшета и вышла с ним в темный коридор. Черт бы побрал это вампирское ночное зрение, не мог, что ли, свет хоть бы для порядка включить? Я осторожно, по стеночке, дошла до гостиной и, плюнув на все и вся, щелкнула выключателем. Вампир не пошелохнулся, только прищурился.

— Темно, — развела я руками.

— А ты что, вообще ничего не видишь в темноте? — спросил он.

— Как это ничего? Темноту вижу, — пожала я плечами.

— То есть, как? — не понял вампир.

— Ну, вот закрой глаза и увидишь темноту.

Вампир послушно и с явным облегчением закрыл глаза.

— И что? Это и есть твоя темнота? Тогда почему же ты постоянно что-то сбиваешь и ходишь так медленно?

— А ты что что-то путное видишь с закрытыми глазами?

— Я вижу все те же предметы, только немного иначе, без подробностей, в общих чертах, что и где. Это и есть темнота?

— Нет, — с сожалением покачала я. — Темнота — это когда ты не знаешь, за что зацепится твоя нога в следующую секунду, обо что ты споткнешься, что нащупаешь под рукой, где набьешь шишку и куда потом двигаться, чтобы включить свет и узреть какой погром ты натворила.

Вампир удивленно уставился на меня.

— Это как же так?

— А вот так, — пожала я плечами. Как объяснить человеку, то есть вампиру, что есть такое темнота, если темнота это отсутствие света, который он и так не видит.

— Тогда мне понятно, почему ты не любишь ночь, и так любишь солнце, — сказал вампир.

— Кстати, — я сочла момент подходящим и протянула ему свое новое творение. — Как тебе такая интерпретация ночи?

Стефан аккуратно развернул свернутую в рулон работу и окинул заинтересованным взглядом, долго что-то рассматривал, а потом изрек:

— Очень похоже, только цвета скорее больше фиолетовые, чем коричневые.

— Ты видишь ночь фиолетовой? — удивилась я.

— А ты коричневой?

— Нет, я вообще ночью цвета почти не вижу, все серое, но картину же нельзя нарисовать все черно-белое. А ты и ночью видишь цвета? — заинтересовалась я.

— Да, конечно.

— А при электрическом свете? — продолжила расспросы я.

— Он мешает больше. Чем он ярче, тем нечетче становятся контуры.

— О, ну вот теперь я могу тебе объяснить, что такое темнота. Для меня это отсутствие света, а для тебя его полное присутствие, когда не видно, что находится у источника света. Так что, судя по всему, если ты даже посмотришь на солнце, ты его просто не увидишь, так же как я ничего не вижу в темном углу, что бы там не было.

— Надо же, — Стефан очевидно глубоко задумался. — Кажется, я начинаю понимать, что такое темнота...

— Для тебя это скорее "светлота", и, кстати, спасибо за рамку. Она очень красивая.

— Подари мне эту картину, — неожиданно предложил Стефан, все еще всматриваясь в линии изображенной мною мадмуазель Ночь.

— А... э... хорошо, бери, — кивнула я.

— Спасибо.

Я ушла спать в каких-то растрепанных чувствах. С одной стороны я все еще находилась в доме вампира под бдительным его присмотром, продолжая опасаться укуса за каждым поворотом, а с другой — я обнаружила, что судьба предоставила мне хорошую возможность понять жизнь вампиров. И хотя я продолжала бояться Стефана, я теперь начинала понимать и то, что вампиры не так уж и далеки от людей, как мне казалось раньше. Может быть, еще не все потеряно. Со Стефаном, по крайне мере, интересно, и он не запрещает мне рисовать. Хотя, по сути дела, он мне вообще ничего не запрещает, ну кроме улицы и окон, и ничего не заставляет делать. Он даже меня не укусил! Возникает вопрос, а зачем он вообще меня сюда привел, поселил у себя дома. Делай что хочешь, делай, как хочешь, все, что пожелаешь для тебя. Где тут смысл? В чем суть?

С этой мыслью я уснула и проснулась. Стефан еще не вернулся, на улице медленно разгорался рассвет. Щелкнул замок, хлопнула дверь, несколько шуршащих звуков и все стихло. Да он всегда так приходит домой утром, тихо и незаметно, истинный вампир. Ручка на двери повернусь, я поспешно закрыла глаза, сама не зная зачем. Я скорее почувствовала, чем услышала, что дверь открылась, и в комнату вошел вампир. Вот дура, перед кем притворяюсь?

— Доброе утро, — как всегда тихий и спокойный голос, однако, мурашки по коже не пробежали, привыкла я уже и даже вошла во вкус. — Если ты встанешь сейчас, мы можем вместе позавтракать.

Глаза непроизвольно распахнулись, брови поползли на лоб, рот я успела удержать закрытым.

— Если хочешь, конечно, — поспешно добавил вампир и растворился в темноте коридора.

С минуту я пялилась на пустое место, а потом подскочила как ошпаренная. Зачем же обижать гостеприимного хозяина таким неприкрытым удивлением? Я быстро надела поверх сорочки халат, провела расческой по волосам, влезла в носки и пошлепала на кухню. Завернув за угол, первым делом я увидела на столе пару йогуртов, тосты, варенье и чайную чашку, наполненную чем-то красным. Красным?

Я сглотнула и посмотрела на чашку еще раз. А вот слабо вам потягивать с утречка кофе рядом с пьющим из такой же чашечки кровь вампиром? Интересно, я смогу к этому привыкнуть и сама наливать ему кровь в чашку по утрам? Брр...

Я передернулась и поплотнее закуталась в халат.

— Что будешь? — как ни в чем не бывало, спросил Стефан.

— То же самое, только в чашку, пожалуйста, кофе.

Вампир озадаченно посмотрел на свою чашку.

— Ах, ну да, конечно, — кивнул Стефан.

— А чем ты вообще занимаешься? — спросила я за завтраком. Долго же я собиралась с духом и собралась только тогда, когда и дальше молчать было уже просто нереально.

— Я юрист, разбираю смешанные дела.

— Какие-какие? — не поняла я.

— Иски вампиров против людей и наоборот.

— А-а, — многозначительно протянула я. Вот скучища-то, какая! Тогда понятно, почему у него все так обстоятельно сухо и спокойно. Юрист он у меня. — Нравится?

— Скорее да, чем нет. По крайней мере, не скучно.

Не скучно? Вот уж не знаю, что может быть скучнее юриспруденции. Все эти законы и постановления, такая занудистика. Преподавали у нас в университете какое-то время Право, так я добрую половину лекций проспала. Каким чудом зачет сдала, понятия не имею!

— И много исков предъявляют? — я продолжила тему исключительно за неимением лучшей.

— Достаточно, чтобы иногда случались авралы.

— А каких больше? Люди против вампиров или вампиры против людей?

— И тех и других вдосталь, иногда такая ерунда, но иногда бывают интересные случаи. Тебе, правда, это интересно?

— Если не вдаваться в подробности, то да.

— А если вдаваться?

— То я ничего не пойму, потому что проспала половину лекций по Праву. Хорошо, что лектор не замечал.

— Он у вас, что совсем плохо видит?

— Почему? Нормально, вроде бы.

— А как же он тогда не заметил?

— Ну, нас в аудитории много, целый поток, за всеми не уследишь, а так прикрыл глаза одной рукой, вторую на парту — типа что-то пишешь, и спи, пожалуйста.

— Надо же, — удивился вампир.

— А ты что ни на одной лекции не спал?

— Ну, нас не так много как вас, к тому же сразу видно, кто спит, а кто пишет, — пожал плечами Стефан.

Я прикинула, сколько у нас вампиров и как они соотносятся с людьми, потом прикинула количество вузов для вампиров и для людей и решила, что их и впрямь не так уж и много, чтобы можно было просто так спать на парах. Хотя при большом желании можно исхитриться.

Еще несколько дней пролетели незаметно. Мы со Стефаном теперь общались за завтраком и за ужином и потом вечером, пока меня окончательно не смаривал сон, а ему не нужно было идти на работу. В отличие от своей работы, Стефан не был скучным, хотя иногда его дотошность и обстоятельность раздражали, но с этим вполне можно было мириться. А вот что действительно казалось мне странным и даже каким-то ненормальным, так это патологическая серьезность вампира. Он никогда не шутил, не смеялся и даже не улыбался, не радовался, не восхищался. Его постоянными спутниками была сдержанная сосредоточенность и участливое внимание, иногда небольшое удивление или легкая грусть. Может быть, это, конечно, были издержки профессии, но все же такая непроницаемая сдержанность и спокойствие во всем, что бы ни произошло, постепенно начинали действовать на меня угнетающе. Я уже всерьез стала задумываться над вопросом, не обделены ли вампиры обычными человеческими чувствами и продумывала наиболее тактичную форму вопроса по этому поводу, как случай сам подкинул мне ответ.

Я читала какую-то из книг Стефана, когда в дверь позвонили. Если бы это был вампир, я бы сразу же это почувствовала. Выходит, по ту сторону двери стоял человек. Подождав для верности минутку и дождавшись только повторившегося звонка, я пошла открывать. Стефан, судя по всему, спал. Я не ошиблась, на пороге стоял молодой парнишка в курьерской форме.

— Господину Варне срочное письмо. Распишитесь в получении, — бойко отрапортовал он.

Я поставила свою замысловатую закорючку в нужном месте и закрыла дверь. Хм, срочное — это немедленно, или подождет, пока Стефан проснется? Перевернув конверт, я прочла: "Вскрыть сразу же после получения". Что ж, придется будить вампира. Я уже уверенно прошла темный коридор и гостиную и подошла к двери в комнату Стефана. Пару мгновений потоптавшись на месте, я все-таки постучала.

— Стефан! Тебе тут что-то срочное принесли, — на пробу сказала я. Эффекта ноль. — Стефан?

Я повернула ручку и вошла в комнату. Глаза, привыкшие к темноте, различили в тусклом сером свете, просачивающемся от заклеенного окна, очертания кровати и лежащегося в ней вампира.

— Стефан, — подошла ближе. — Стефан, проснись, — я осторожно потрясла вампира за плечо и, так и не заметив никаких признаков пробуждения, сделала как раз то, чего мне не следовало делать ни под каким предлогом — включила ночник.

Абсолютно-синяя, давно уже не живая кожа, приоткрытые синие же губы с поблескивающими длинными клыками и распахнутые во всю ширь кроваво-алые глаза и совершенно незаметными зрачками. И вокруг всего этого ужаса в полнейшем беспорядке лежат черные волосы, покрывая подушку и лицо мертвеца.

Я сделала судорожный шаг назад, потом еще и еще, дикий вопль, наконец, сорвался с моих губ, и я пулей вылетела из комнаты и почти мгновенно оказалась в своей. Вот теперь-то я поняла, что такое страх животный, всепоглощающий, ничего не видящий на своем пути. Все, что было до того, были только мелкие цветочки. Теперь же меня била крупная дрожь, голос сел, глаза застилала какая-то пелена. Я, как слепая, натыкалась на все подряд. Наконец, я споткнулась обо что-то увесистое и полетела на пол. Вставать сил не было, так что я отползла к стенке, подтянула к себе колени и обняла их руками. Зрение возвращалось, дрожь не проходила, на голос мне было как-то наплевать. Я бы не удивилась, если бы он у меня совсем пропал. Так я не кричала никогда. Дверь рывком распахнулась, на пороге появился Стефан, я лишь слабо пискнула. Он был в одних пижамных штанах с растрепанными волосами, но уже вполне обычным для него цветом кожи, разве что чуть более серым. Писк привлек его внимание и в тот же миг он был уже около меня.

— Делия, — выдохнул он. Я даже внимания не обратила, что он впервые назвал меня по имени, лишь слабо дернулась в сторону от него, он тут же убрал протянутые руки и слегка отстранился. — Делия, я не... тебе не нужно меня бояться, я не сделаю тебе ничего плохого, я...

Тут он, похоже, заметил крупную дрожь и взгляд полный ужаса направленный даже не на него, а куда-то чуть в сторону.

— Делия...

Он стоял передо мной на коленях с опущенными вдоль тела руками и такой беспросветной тоской в глазах, что, если бы не абсолютное безразличие ко всему кроме страха, я бы, наверное, очень удивилась.

— Делия, ну скажи хоть что-нибудь! — неожиданно воскликнул он, и этот окрик вывел меня из ступора. Я перевела осмысленный взгляд на него и тут из глаз брызнули слезы и полились рекой, при всем своем желании унять бы их не получилось ни при каких условиях, да и желания особенно не было.

— Дели... — я почувствовала осторожное прикосновение к плечу и зарыдала в голос.

Не знаю, как так получилось, но скоро я уже благополучно рыдала на плече у вампира, а он бережно обнимал меня и что-то говорил. Я плакала, выпуская весь страх и боль последних дней, всю горечь и переживания. Когда поток слез исчерпал себя и судорожные всхлипывания постепенно стихли, я прислушалась к голосу вампира.