| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Наверняка в голове капитана возникли примерно такие же мысли, но будучи человеком солидным и обстоятельным, а так же облеченным не только властью, но и ответственностью, он не стал советовать обвинительнице ополоснуться холодной водой или сигануть в речку.
— О чем вы говорите, danka?
Вала, заполучив долгожданное внимание, угрожающе расправила плечи:
— А нечего наш покой своими бесстыжими подглядываниями тревожить!
— Подглядываниями?
Наржак понимал не больше меня, а я, признаться, и не хотел задумываться над причинами негодования склочницы. Подглядывал кто-то? Так радуйся, что еще не растеряла женской привлекательности. Беда, можно подумать...
— Полночи не засыпали: то там скрипнет, то здесь зашуршит. А под утро кто-то прямо в ухо дыхнул, я чуть с постели не свалилась! Это что ж получается? Стоит женщинам одним оказаться, так можно их...
— Утром? — пальцы с остриженными почти под корень ногтями почесали седую щетину на щеке.
— Да что там утро?! Еще четверти часа не прошло, как кто-то из вас, бесстыдников, снова наведывался! Мы с госпожой отдохнуть прилегли, думали, среди бела дня не отважитесь нас беспокоить, ан нет, напрасно! Глаза закрыты, а все равно, как кожей чуешь: стоит и взглядом по тебе шарит-шарит, шарит-шарит...
Капитан нахмурил белесые брови.
Четверть часа назад? Все мужчины находились в это время на палубе. Более того, могу поклясться: ни один из Наржаков не спускался в трюм, где располагалась отгороженная для обитания путешественниц комнатка, и не поднимался наверх, потому что для этого требовалось преодолеть восемь ступеней лестницы и откинуть одну из створок люка, петли которого нещадно скрипели из-за необоримой сырости речного воздуха. Кстати, когда женщины почтили палубу своим присутствием, все полагающиеся сему действу звуки были слышны. Следовательно...
— Вам почудилось, danka. Никто не спускался в трюм.
— Мне по углам призраки не мерещатся, я по вечерам вонючим пойлом с вами до умертвия не напиваюсь!
— И совершенно зря, — решаюсь внести свою долю в общий котел беседы. — Спали бы спокойнее.
— А вы, — меня смерили уничижительным взглядом, — вообще бы помалкивали! Вас еще бы расспросить надо, откуда взялись! Виданное ли дело, чтобы взрослый мужик, как дитя малое, с кошаками возился?
М-да. Получил? Сполна. Можно было и не сомневаться: в накладе не останусь.
Пока Вала тратила свой пыл на меня, капитан сосредоточенно шевелил губами, словно что-то рассчитывал и прикидывал. А когда, наконец, вернулся из размышлений к реалиям, светло-серые глаза накрыло легкой тенью облачко беспокойства.
— Малой! — последовал негромкий, но пронзительный окрик. — Сбегай в мой закуток, да принеси ларчик!
Парнишка, сверкнув пятками, нырнул в трюм, пропадал там не более десятка вдохов, а когда снова поднялся на палубу, двигался уже медленно и торжественно, словно боялся расплескать содержимое плетеной соломки. Капитан столь же бережно принял из рук сына ажурный сосуд, беззвучно вознес небесам молитву и откинул крышку. На дне ларчика, устланном как будто только что сорванными и остро пахнущими ивовыми листьями, сидел крупный белый мотылек с мохнатой головой.
"Какая прелесть!.." — не преминула напомнить о себе Мантия.
Что за зверь?
"О, ты не знаешь?.. Разве я тебе не рассказывала? Наверное, запамятовала... Его называют "другом бродяг", и каждый уважающий себя капитан корабля непременно обзаводится таким зверем..."
Хочешь сказать, Паллан тоже разводит бабочек?
"Конечно, если желает быть уверенным в некоторых вещах..."
В каких, например?
"В перемене или постоянстве погоды, в том, что попутный ветер будет дуть долго, в том, когда..."
Пока я болтал с Мантией, капитан опустил в ларчик руку и указательным пальцем осторожно толкнул мотылька в плотно сложенные и прикрывающие тельце крылья. Но вместо того, чтобы затрепыхаться, пробуждаясь ото сна, невесомое создание безвольно перевернулось на спину. "Друг бродяг" был совершенно и безусловно мертв.
Наржак все так же спокойно закрыл ларчик и вернул парнишке. Малой взглянул на отца как-то неожиданно жалобно, почти испуганно, но встретив ответный взгляд, в котором не было иных чувств, кроме решимости, покорно отвел глаза. Рябой, тоже увидевший мертвого мотылька, коротко спросил:
— Райг?
Хозяин шекки не стал отвечать: видимо, этот вопрос принадлежал к числу не требующих ответа. Вала, хорошо расслышавшая рычащее слово, побледнела и притихла, сразу потеряв и охоту ругаться, и надобность в ругани. Явно произошло нечто непредвиденное. Но что именно? Следовало бы расспросить Мантию, однако мир вокруг меня оказался иного мнения об очередности событий.
— Вы, dana, и вы с хозяйкой... — капитан запнулся, тряхнул головой, от чего концы лихо повязанного зеленого платка флажками взметнулись вверх, и продолжил уже сухим, уверенным и не позволяющим надеяться на возможность пререканий тоном: — Прошу вас спуститься в носовой трюм.
Я единственным из присутствующих вопросительно поднял брови и стал обладателем нелепого объяснения:
— Надвигается гроза.
Капитан лгал неумело, лучше всех нас сознавая, что обман вопиюще очевиден. Прозрачная глубина неба и свежий, совсем не набухший влагой воздух разоблачали отговорку столь же легко, как и моя рука, пережившая перелом еще в далекой юности и имевшая дурную привычку ныть перед ненастьем. О непогоде не могло быть и речи, следовательно...
— Не медлите, dana.
Вала, которой последние слова Наржака помогли сбросить оцепенение, вздрогнула и, путаясь в юбках, поспешила к своей госпоже. Я посмотрел на капитана с прежним вопросом в глазах. И получил просимое, но ненужное:
— Так надо.
Хороший ответ. И главное, хорошо знакомый мне. Самый любимый ответ людей, готовящихся ценой собственной жизни кого-то спасти, но желающих до последнего мига сохранить тайну своего подвига. Ну да, я же все равно ничего не понял, зачем говорить больше? И "райг" для меня всего лишь незнакомое слово... Ладно, примем предложенные правила игры. Но когда расстановка фигур прояснится, свои ходы я буду делать самостоятельно.
* * *
Решетчатые створки трюмного люка захлопнулись, и следом сразу же раздался скрежет задвигаемого засова. Нас заперли? Занятно. Хотелось бы знать причину.
"А зачем?.." — удивилась Мантия.
Да так, не помешает. Предлагаешь предаться созерцанию темных углов и молитвам в ожидании, пока у капитана пройдет приступ странного помешательства?
"Как пожелаешь..."
Лучше бы рассказала, что к чему. Ведь знаешь, верно?
"Ну-у-у..."
Знаешь. Так почему бы тебе не перестать сыпать намеками и уходить от ответов? В конце концов, я рассержусь и...
Только-только установившуюся тишину рассек глухой всхлип. Кто-то из женщин плачет? На лице служанки не заметно зарождения слез: она вообще после приказа капитана сделалась тихой и кроткой, как овечка. Госпожа? Должно быть. По крайней мере, кроме нас троих в носовом трюме — помещении, из угла в угол по которому можно сделать не более пятнадцати шагов (если, разумеется, убрать с дороги мешки и сундуки с товарами, ожидающими своих покупателей), никого нет. Я, насколько могу судить, не шмыгаю носом, значит, остается...
Всхлип повторился, став громче, раскатистее, злобнее, чем заставил внимательнее присмотреться к плечам под кружевом накидки. Дрожат? Точно. А пока я тратил время на наблюдения, женщина затряслась уже всем телом, но вовсе не от рыданий. От хохота.
— Боги милостивы, а я почти перестала верить... Я просила Тихую Госпожу, и она услышала мои мольбы... Я так хотела умереть, так хотела, и вот...
Обрывки фраз вперемешку с отчаянным, болезненно искренним и горьким смехом произвели впечатление не только на меня, но и на Валу, которая, нервно перебирая юбки, поспешила к своей хозяйке с утешениями:
— Девонька моя, не надо так... Не волнуйся, все будет мирком, да ладком... Девонька мо...
Они обе стояли ко мне спинами. Служанка подняла руки, словно собираясь обнять госпожу и приголубить, но не успела даже коснуться колышущихся под накидкой плеч...
Резкое движение, похожее на крупную дрожь, оборванную на самом пике. Чавк удара в коротком вихре танца с треском рвущейся ткани. И долгий-долгий вдох мира, скорбно замедлившего движение, дабы проститься с уходящей за Порог: руки Валы плетьми повисают вдоль тела, а сама служанка начинает медленно заваливаться спиной назад, сползая с граненого клыка стилета в твердо сжатых пальцах госпожи.
Проходит еще один вдох, не менее долгий, чем предыдущий, и поминальной молитвой раздается снисходительно-усталое:
— Я хотела умереть, это правда. Но не от твоей руки.
Бывает довольно крохотной детали: песчинки, дуновения ветерка, и сцена, разыгранная перед нашими глазами, делает оборот, подставляя для обозрения совсем другой бок. До последних прозвучавших слов можно было предположить, что душевное спокойствие госпожи нарушено известием о грядущей опасности, и безобидные ранее действия служанки теперь показались смертельной угрозой. Проще говоря, женщина сошла с ума и принялась уничтожать всех, кто находится поблизости, не делая различия между друзьями и врагами. Но прошла малая толика времени, и наспех построенные логические цепочки рассыпались, раскатив ненужные более звенья по всем углам трюма.
"От твоей руки". Не похоже на голословное обвинение, высказанное "в сердцах". Я наклонился над телом служанки, пока еще сохранявшим упругие формы. Что это блестит под скрюченными пальцами? Шнурок. С плотно насаженными через равные промежутки стальными колечками. Если не ошибаюсь, в народе такое оружие называют "удавкой". Вала покушалась на жизнь своей госпожи? Должно быть, имелся повод. А удар стилетом — всего лишь равноценный ответ. Вот так-то, никогда не нужно торопиться: можно легко попасть впросак. Я ведь был готов признать женщину тем самым подосланным ко мне убийцей, а она защищала собственную жизнь, не более. Хорошо, что мне привычнее медлить, чем действовать, не раздумывая. К тому же Вуаль все равно не позволила бы проявить чудеса ловкости, оставляя в моем распоряжении только серебряный "щит". Впрочем, против стилета и такой малости довольно...
— Не плачь о ней: нам повезет меньше.
Я похож на человека, готового плакать над первым же попавшимся трупом? Ах да, Вала наверняка напела госпоже о кошке и о том, как постыдно взрослому парню возиться со зверьми.
Поднимаю голову. Женщина повернулась в мою сторону, задумчиво разглядывая пятна крови на лезвии, не стертые обратным движением через слои ткани. Нехорошо оставлять оружие неприбранным:
— Не хочешь привести клинок в порядок?
— Зачем?
— Чтобы ржой не пошел. Гляди, стоит упустить время...
— За время, отпущенное нам, ничто не успеет случиться. А после все станет неважным.
Она еще раз подняла стилет поближе к глазам, о чем-то раздумывая или сожалея, потом метнула в один из тюков. По всем законам мира, в том числе и по всем известному, связывающему между собой везение и отсутствие разума, клинок должен был воткнуться в рыхлую громаду, если же вспомнить явленное в убиении противника мастерство, женщина с легкостью могла поразить и такую цель, как сундук. Однако все получилось наоборот: стилет ударился о ткань и отскочил на пол, да и само движение показалось мне неловким, почти скованным. Ничего не понимаю... Словно передо мной оказался совершенно другой человек. Но нельзя же в считанные мгновения напрочь разучиться владеть оружием!
— О, не попала!
Веселая, совсем девчоночья легкомысленность в голосе. Да что творится на этой утлой, по презрительному определению Мантии, посудине? Опять же, горестное замечание о времени... Пора начинать пугаться? Ладно, раз уж подружка упрямо молчит, обратимся с расспросами к другой девице, судя по всему, уставшей от необходимости хранить молчание.
— И сколько нам отпущено?
Она чуть склонила голову вправо.
— Может, до полуночи, самое невероятное — до утра.
— Почему ты так уверена в сроках?
— Потому что в двенадцати часах пути отсюда есть только один порт, на рейде которого можно встать и попросить о помощи. Но вряд ли хоть один человек осмелится ступить на палубу обреченного судна.
— Обреченного?
— Судна захваченного райгом.
Опять это слово! Мне срочно нужны сведения, иначе начну злиться. А когда я разозлюсь, последствия могут оказаться печальнее тех, что представляются рассказчице.
— Объясни толком, о чем идет речь!
— Ты не знаешь?
Встречный вопрос наполнен удивлением под завязку. Ну да, не знаю. А разве я обязан знать всё и вся? Да если признаться по совести, предпочел бы забыть, как страшный сон, целую уйму вещей. Забыть и не вспоминать. Никогда.
— Представь себе.
— Бедненький...
Забавно, но в ее голосе нет насмешки. Она и вправду сожалеет. Наверное, потому что считает: знай я все подробности, мне было бы легче... смириться. Да, именно так.
— И все же, объяснишь?
Женщина помолчала, потом присела на сундук, небрежным движением руки предлагая и мне проделать то же самое, то есть, прислонить пятую точку к удобному для длительного времяпрепровождения месту.
— На корабль попала заблудившаяся душа.
— Заблудившаяся?
— Не ушедшая за Порог. Так бывает, когда тело не погребено по правилам или вообще не погребено. Если человек не успел вознести молитву Серой Страннице, она может и не захотеть взять его душу вместе с собой. Вот тогда появляются райги. Злобные, несущие смерть всем живым.
Во что, а в злобу верю сразу и без колебаний: кому понравится шататься между мирами, не в силах преодолеть границу ни с одной, ни с другой стороны? Я бы тоже в подобном положении не мог похвастаться хорошим характером. А вот по второму утверждению у меня народился уточняющий вопрос:
— Разве бродячий дух может убивать? Он же лишен плоти, стало быть...
Женщина усмехнулась.
— Убить можно и словом, а оно бесплотнее даже духа. Достаточно, чтобы райг появился, остальное сделают сами люди.
Кажется, начинаю прозревать.
— Хочешь сказать, корабль обречен, потому что капитан боится райга?
— И капитан, и те, кому он сообщит о своей беде. Но причалить к берегу мы не сможем уже никогда. А по прошествии двенадцати часов шекка сгорит посередине реки вместе со всеми, кто находится на ее борту... Остается только молить Серую Странницу быть милостивой к нашим душам.
Глупая история. Опасная история. И пока совершенно лишенная смысла.
— Но откуда этот страх? Если райг бесплотен, в чем состоит угроза живым?
— Рассказывают, он вселяется в чужие тела, изгоняя из них души, а потом пытается умереть вместе с телом, чтобы попасть за Порог. Но спорить с богами напрасно, а райг пробует. Снова и снова... Говорят, иной раз гибли целые города. До того дня, как было решено уничтожать проклятых без промедления.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
