Оливия

— Чертовщина какая-то... и всё равно это ничего не значит — возможно, проблемы с телефонной подстанцией, а на телевышке работы...

— Профилактических заставок нет.

— Вижу, но их же не всегда выставляют...

Он выключил телевизор, бросив пульт на диван.

— Тебе надо отдохнуть, Олли... пойдём, я провожу тебя в комнату, а сам пойду разузнаю, что у нас со связью...

Я дала ему отвести себя по лестнице на второй этаж. В моей комнате царил полный кавардак — разбросанные вещи, открытый, полупустой шкаф...

— Н-да... приберись здесь, что ли... — выдохнул брат.

Я промолчала.

Он вышел, оставив меня наедине со своими безнадёжными мыслями...

Время шло, но что-либо предпринимать уже не хотелось. Брат и сестра мне не поверили. Если не поверили они — не поверит никто...

Я села на кровать, не в силах смириться с данным фактом. Мне нужны были доказательства, но их не было. То, что видели мои глаза и слышали уши, брат с сестрой восприняли как бред. И хорошо ещё, что всё ограничились тем, что я лишилась ключей от машины. А ведь меня могли запереть — тоже "от греха подальше"...

Собственно, никто мне не запретил выходить наружу. Я всё ещё была свободна. Я могла бежать... сама.

— Или постараться найти доказательства всему этому "бреду", — тихо сказала я, вставая на ноги.

Я вышла из дома и быстро пересекла двор, пока домашние меня не заприметили. Брата, похоже, действительно не было, но я слышала, как в саду возилась сестра — поливала цветы...

На улице за воротами по-прежнему сидели старухи и перемывали косточки всему и вся. К реке идти смысла не видела. Что я там найду? Даже если этот сурд всё ещё у реки, в чём я сильно сомневалась, что с того? Мне ведь нужны были настоящие доказательства, а не очередной "бред"...

— Шоссе! — подумала я вслух и направилась к автомагистрали, не до конца понимая, что же хочу там увидеть.

Инстинкт меня не обманул. На дороге стояла машина автоинспекции, рядом с ней ещё одна — охраны порядка. Но не это заставило меня остановиться, а то, что я увидела чуть дальше: на картофельном поле красовался неуместный в этих краях серо-зелёный военный вертолёт...

Понаблюдав за происходящим минут десять, я подивилась новой стратегии чужаков. Асфальт дороги был разворочен, и шоссе перекрывали знаки ремонта. Лысоголовые в соответствующей амуниции останавливали каждую подъезжавшую с запада машину и проводили короткую инспекцию, изучая документы, досматривая багажники. Я видела, как редко возмущавшиеся пассажиры и водители к концу процедуры становились смирными и покладистыми. Казалось бы, какая незначительная деталь, но в моём воображении она приобретала жуткое предзнаменование...

Машин было немного — около десятка. Прошедшие осмотр автомобили по знаку объезда съезжали на просёлочную дорогу и скрывались из виду. Мимо меня пронеслась очередная машина... все они сворачивали на следующем перекрёстке и заезжали на землю Шпота — бескрайнее поле, скрытое от глаз путешествовавших по шоссе...

Как всё просто! И главное — без лишнего шума.

Моё присутствие, конечно же, не осталось незамеченным. Каждый сурд почёл долгом взглянуть на меня, несмотря на разделявшее нас расстояние, однако ни один из них — ни один! — не придал моему визиту никакого значения. Они все чувствовали себя уверенно и легко справлялись с порученной работой.

Смотреть на происходящее спокойно я больше не могла, во мне шевельнулось что-то человеческое — хотелось предупредить людей на шоссе, и я почти решилась подойти ближе, но в этот момент кто-то взял меня за руку, сводя на нет саму мысль спасти обречённых...

Я обернулась, автоматически пытаясь вырвать запястье из крепких мужских пальцев. Выросший за моей спиной молодой военный, лысая голова которого была прикрыта уставным кепи, изобразил вежливую, но абсолютно фальшивую улыбку. Чёрт, я ведь даже не слышала, как он подбирался ко мне! И теперь этот улыбающийся молодчик не отпускал мою руку... что ж, охрана у них оказалась на высоте.

— Не стоит! — жёстко произнёс незнакомец, поймав мой взгляд.

Разумеется, я тут же предприняла новую попытку высвободиться, и, разумеется, мне это не удалось — парень был готов к подобным вещам. Одним чётким движением он развернул мне кисть, и я задохнулась от неожиданной боли. Какое уж тут сопротивление, когда тебе всерьёз заламывают руку! Военный развернул меня, не выпуская из зоны боли, и, крепко сжав плечо, заставил двигаться прочь от дороги.

— Ты псих, мать твою!.. — ругалась я сквозь зубы. — Отпусти! Ублюдок чёртов! Вы — изверги и скоты, каких свет не видывал!! — мой арсенал сквернословия ширился с каждым вынужденным шагом, удалявшим нас от шоссе.

Едва мы скрылись за ближайшей полосой деревьев, сурд ослабил хватку и отпустил меня, подтолкнув вперёд.

— Больше не возвращайся к дороге, — напоследок бросил он и зашагал обратно, ни разу не оглянувшись.

Я долго приходила в себя, не зная, куда теперь идти...

То, что я увидела на шоссе, означало, что мир перевернулся с ног на голову. Связь не работает, и мы отрезаны...

Я огляделась по сторонам. Взгляд ненароком зацепился за двигавшуюся по просеке фигуру, она удалялась, но мне показалось, что я узнала её, несмотря на то, что у шагающего скучающе-медленной походкой была широкополая шляпа...

Наши деревенские так не ходят.

Я двинулась в том же направлении, ускорила шаг, потом перешла на бег, почти уверенная, что это тот самый чужак, который разговаривал со мной в лодке. Я догнала его и, поравнявшись с сурдом, пошла шагом. Моё сердце безумно громко стучало, я никак не могла прийти в себя от того, что происходило вокруг. Он взглянул на меня, продолжая идти, как ни в чём не бывало.

— Я... я хочу с вами поговорить, — взволнованно произнесла я. — Чёрт... мы могли бы остановиться?

Чужак коротко кивнул:

— Хорошо, — и жестом попросил следовать за ним, увлекая меня в заросли высокой травы.

Мы остановились метра через два.

— Мои парни у шоссе были достаточно вежливы? — спросил он, усаживаясь здесь же, прямо на траву, впрочем, ответ его не интересовал. — Ладно, к делу.

— Я должна с вами поговорить.

— Поторговаться, — холодно поправил сурд.

Я могла поклясться, что он чуял, какие меня одолевают мысли. А меж тем чужак не сводил с меня своих пронизывающих глаз:

— Догадываюсь, о чём пойдёт речь. С тобой живут старшие брат и сестра, а также дряхлый, не годный ни на что старик. Отца, матери нет. Ты пришла поторговаться за своих родственников. Как видишь, я даром время не теряю. Присаживайся, объясню суть дела.

Я недоверчиво окинула его взглядом, поражаясь такой проницательности. Парень столкнул шляпу назад, и она повисла у него за спиной. Я осторожно опустилась в траву, от которой шёл пьянящий запах лета...

— То, что деревня отрезана от мира, тебе уже известно. Мы контролируем города, дороги и средства связи. Людей, в общем-то, легко завоевать, потому что вы разобщены. Не стоит так удивляться, мы — не экстремистская организация и не фанатики ваших религий. Наши цели чуть пониже... Мы просто берём вашу планету под контроль.

— Вы — пришельцы? — задала я дурацкий вопрос, поразившись собственному самообладанию.

— Пришельцы? — переспросил лысоголовый. — Ах да, у вас целая культура на этом построена... пришли — значит, пришельцы, — он пожал плечами совсем по-человечески. — Не столь важно, как вы называете нас сейчас, через неделю слово "сурды" прочно войдёт в человеческую речь и станет неотъемлемой частью вашей жизни. Что касается жителей Вальновки — тебя ведь интересует, что с ними будет?

— Вы... собираетесь всех убить? — с замиранием сердца спросила я.

— Не всех, — покачал головой чужак, — нам понадобятся... мм... рабочие руки, скажем так. Отбор, конечно, очень жёсткий, и выживут немногие, но те, кто останутся... с этим придётся сразу смириться — мы сохраняем только лучший материал. Кстати, мы не тронем ваших детей. За ними будут ухаживать до полового созревания, но потом будет произведён всё тот же отбор.

— Это... можно как-то предотвратить? — тихо спросила я.

— Что именно?

— Бессмысленные убийства.

— Уничтожение части вашего населения — не бессмысленный акт, а необходимость. Мы обязаны произвести отбор, чтобы получить лучший материал...

— Но зачем?! — воскликнула я.

— Потому что вы — низшая раса, и это — единственный способ быстро улучшить ваш генофонд. Однако вернёмся к началу разговора. Тебе не безразлична судьба твоей семьи, правда?

Я в жутком отупении кивнула. Спокойствие, сквозившее в каждом слове чужака, угнетало меня. Но сурд, казалось, ждал не просто кивка.

— Да, — расцепила я челюсти. — А потому хотелось бы узнать, в чём именно будут заключаться... э-э-э... мои обязанности. Что означает ваш проклятый статус?

— Рэрта, — произнёс лысоголовый. — Статус рэрта, — эта тема немного оживила моего собеседника, и он улыбнулся своим мыслям. — Ты будешь жить среди нас... не совсем как равная, но... к тебе будут хорошо относиться, — пообещал он.

— В качестве кого? — не поняла я.

— Рэрта служат демонстрацией социального положения сурдов. Тебе не придётся физически работать.

— И это всё? — скептически подняла я брови.

— У статуса много тонкостей, но о них ещё рано говорить. Сейчас это может только сбить с толку.

— Вы хотите, чтобы я променяла свободу на неизвестность?! — возмутилась я.

— Не свободу, нет. Рабское ярмо — на вполне нормальную жизнь, на жизнь родственников. Как-то так.

Он заставил меня задуматься. Судя по его словам, чужак не допускал и мысли, что будущее, которое он рисовал для людей, может оказаться другим...

Лысоголовый встал:

— Советую тебе отдохнуть, женщина. Не забивай голову ненужными мыслями о побеге или сопротивлении... ты только потеряешь время.

— Моё имя — Оливия, — густо краснея, прошептала я. — Мне не нравится обращение "женщина".

Он ответил не сразу. Мне пришлось подняться. Наши взгляды снова встретились. Лицо сурда — обычное человеческое лицо — не выражало ничего, кроме вежливого снисхождения:

— Хорошо, Оливия, я это учту.

Я повернулась, чтобы уйти.

— До завтра, — услышала я за спиной и пошла быстрее.

Я вернулась домой, в гостиной меня встретил хмурый брат:

— Я не смог никуда дозвониться...

— Знаю, Лион.

— Связи вообще никакой!

— Знаю! — повторила я, останавливаясь перед ним.

— Возле здания почты народ собирается — никто толком ничего не может сказать. Оборудование исправно, но все линии молчат. Ремонтники, посланные на районную подстанцию, до сих пор не вернулись...

— Отсутствие связи — лишь цветочки. Хуже всего то, что мы никуда отсюда не сможем уехать...

— Да ладно? Машина ведь на ходу...

— Поздно, Лион. Мы отрезаны. Надеюсь, тебе больше не нужны доказательства?

Он насупился:

— У нас что — война? Я пока не видел ни танков, ни самолётов, ни пехоты... и зверей твоих выдуманных, между прочим, тоже не встречал, — упрямо добавил он. — Одно дело, когда отрубается связь... и совсем другое — эти твои животные...

— Ладно, забудь, — отмахнулась я и поднялась к себе в комнату.

Концентрировать внимание брата на перекрытом шоссе я не стала — не ровен час, действительно пойдёт проверять. Уж лучше пусть считает, что я себе всё навыдумывала — и сурдов, и зверей-убийц...

Хотелось бы мне самой верить в то, что угрозы нет, что связь наладится, а завтрашний день не обернётся массовой расправой здесь, в моей родной деревне...

Нет, об опасности нельзя ни в коем случае забывать. Она столь же реальна, как и я сама. Я видела сурдов, я видела их зверей, я знала, что без огнестрельного оружия у человека нет ни единого шанса против животных да и их хозяев тоже...

И что остаётся? Отдать себя на милость этим пришлым ублюдкам? Всё человеческое во мне восставало от одной только мысли, что я собралась пойти на сделку. Но выбора как такового не было. Я упустила свой шанс сбежать. От моего следующего шага теперь зависела жизнь родственников. Я должна была найти в себе силы смириться. Чёрт, как же трудно согласиться принять неизбежное...

К вечеру Дэлиния позвала всех ужинать, но мне было не до еды. Смотреть сестре и брату в глаза, сидя за общим столом, оказалось выше моих сил, и я не спустилась к ним.

Через час Лион постучал в дверь и занёс мне поднос с чаем и парой бутербродов:

— Поешь хоть что-нибудь, — буркнул он, оставив всё это на комоде, и сразу же исчез в коридоре.

Через несколько минут я заставила себя перекусить — без аппетита. Чай успел остыть, а бутерброды хоть и были свежими, но показались мне совсем безвкусными.

Накрывшая деревню ночь была самой долгой в моей жизни, самой долгой и самой печальной...

Я много размышляла, вспоминала, оценивала. Мне предстояло совершить самый серьёзный выбор в своей жизни, последствия которого отразятся не только на моём существовании, но и на существовании близких мне людей...

Враг играл со мной в странную игру. Предлагал, по сути, неизвестность, но обещал сохранить жизнь моим родным. Что на самом деле представлял собой этот их статус рэрта? Почему сурд так заинтересован в нём?

Надо было обдумать множество вещей, а времени оставалось совсем мало...

Заснула я лишь под утро, почти смирившись со своей судьбой, и солнце поднялось достаточно высоко, когда брат пришёл меня разбудить. Я не нашла в себе смелость заговорить с ним — боялась, что просто расплачусь. А время было почти полуденное...

Я покинула дом, надеясь, что найду успокоение среди природы, и отправилась через рощу к реке. Сегодня на берегу оказалось куда больше людей, чем вчера: четыре рыбака и ватага ребятишек, которые весело плескались в воде. Я засмотрелась на детские лица, на глаза навернулись слёзы. Я быстро прошла дальше по берегу к тому месту, где вчера столкнулась с лысоголовым. Наша лодка мирно стояла на песке в метре от воды — сурд вытащил её на берег, и теперь мне самой её ни за что не сдвинуть...

Я подошла к реке и взобралась на лодку нашего соседа — благо её корма выступала над водой, и можно было просто посидеть и поболтать ногами...

Солнце палило, было жарко, над речкой неслись детские голоса. Неужели всё случится сегодня?

"Надо было расспросить этого сурда о животных. Как они их контролируют?"

В этот момент за спиной раздалось знакомое шуршание, и дно нашей лодки быстро проехало по песку, с тихим плеском войдя в воду. Мой вчерашний знакомый подтянул её вплотную к той лодке, на которой сидела я:

— Уже полдень, Оливия. Нам пора поговорить.

Я оглянулась на рыбаков — те были настолько поглощены своим занятием, что не обращали на меня и лысоголового никакого внимания. Тем не менее, сурд первым делом предложил покинуть это место:

— Здесь неподходящая обстановка для беседы, — пояснил он, — мне не нравятся зрители.

Он протянул руку, чтобы помочь мне перейти, но я проигнорировала фальшивый жест вежливости, перебравшись в лодку самостоятельно. Лысоголовый, как ни в чём не бывало, запрыгнул следом и опустил вёсла в воду: