Смерть за левым плечом

— Граф Даджес отличный инженер, — заметив мое изумление леди пояснила подробнее: — Именно под его руководством строятся крепости на границе. Он нужен стране, но на светские обязанности у него нет времени.

— Поэтому почести получает кузен, — я кивнул, показывая понимание, — а граф?

— А граф получает деньги и возможность не думать о семье: его сыновья служат при дворе, а дочери взяты младшими фрейлинами к Ее Величеству.

— Получается, Его Величество вознаграждает людей полезных стране тем, что терпит возле себя их не слишком умных и дальновидных родственников и отпрысков? — подытожил я.

— Все верно, Ваше Высочество, — в этом заключается часть бремени государя, — леди Фин была не многословна.

Мы еще несколько раз возвращались к этой теме в беседах с герцогиней, это дама была настоящим талантом умея объяснить сложные с виду обязанности и церемонии простой практичностью.

Однажды, накануне моего восемнадцатилетия, герцогиня Плимсток спросила меня:

— Принц, ко мне в гости хотят приехать племянницы, вы позволите представить их вам?

Сначала я удивился, леди Фин, будучи хозяйкой моего двора, могла приглашать в гости кого угодно, благо во дворце хватало свободных покоев. Но меня остановила легкая улыбка, блуждающая на губах леди. Поразмыслив, я вспомнил, что она единственный ребенок в семье, доживший до брачного возраста. А это значит, что племянниц как таковых быть у нее не могло.

Тут же со скрипом я припомнил, что 'племянницами' именовались претендентки в любовницы или фаворитки. Выходит, мне предлагают женское общество? И в какой мере?

Сделать лицо непроницаемым я не успел: герцогиня указала взглядом на веер с вензелем королевы. Так это распоряжение моей матери?

Стараясь выиграть время, я отошел к окну и выглянул на лужайку: повсюду лежал снег. Прошло уже четыре месяца с тех пор, как силы вернулись ко мне, кровь бурлила в жилах.

Что ж, значит, решено:

— Представьте мне ваших гостий за ужином, сударыня, — дозволил я. — Мне будет чрезвычайно интересно познакомиться с вашими прелестными родственницами.

Герцогиня присела в реверансе и ушла, явно спеша предупредить подопечных. А я пошел в библиотеку. Когда-то летний дворец был местом праздников и развлечений. За годы жизни здесь я не мог не заметить полок с сентиментальными и рыцарскими романами, любовными поэмами и прочей развлекательной литературой. Но доктор считал, что волноваться мне вредно, а сильные эмоции могут вызвать приступ и потому ничего из развлекательных книг мне не читали.

Если вы хотите иметь то, что никогда не имели, вам придётся делать то, что никогда не делали.

Коко Шанель

Теперь же я сам подошел к этим полкам и задумчиво пробежался пальцами по корешкам: стихи, романы, пьесы... что же поможет мне больше узнать о взаимоотношениях мужчины и женщины? В углу раздалось легкое покашливание. Обернувшись, я увидел невысокого молодого человека в просторной докторской мантии:

— Простите, что помешал, Ваше Высочество, — незнакомец поклонился, — доктор Люциус к вашим услугам!

— Люциус? — уточнил я, имя выдавало в докторе дворянина.

— Младший сын барона Войнэ, — молодой человек еще раз поклонился.

Неожиданно я решил, что этот юноша, всего лет на пять — шесть старше меня, может мне помочь.

— Я рад, что встретил вас, Люциус, — приятное лицо доктора располагало к откровенности, — Помогите мне в одном щекотливом деле.

— Я весь внимание, Ваше Высочество! — еще один поклон.

Что ж, рискну, барон Люциус производит хорошее впечатление:

— Как вы знаете, много лет я был болен и жил весьма уединенно.

Один взгляд на замершего доктора подтвердил мою правоту — его лицо не выражало жадного любопытства, скорее легкий интерес и внимание. Я решил, что могу продолжить.

— Мне нужна книга о женщинах. Точнее о том, чем они отличаются от мужчин, — кажется, закончив говорить, я слегка покраснел.

Но доктор не обратил на это внимания и к полкам с романами не подошел:

— Я понимаю ваши затруднения, Ваше Высочество. Здесь есть несколько подходящих книг, — покопавшись на полках, сын барона Войнэ выложил на стол три томика в разных обложках.

— Вот это книга о строении тел. Здесь в гравюрах показана разница между мужчинами и женщинами, к тому же рассказано о некоторых особенностях, связанных с деторождением.

Книга выглядела новенькой, простая коричневая обложка без тиснения и позолоты укрывала целый набор довольно пугающих на мой взгляд иллюстраций. Не думал, что различия столь необычны!

— В этой книге, — доктор Люциус взял довольно тонкую книжицу, в обложке из пестрого шелка, — написаны правила фривольного этикета. Она довольно забавна и может вам помочь отнестись к любой ситуации с юмором.

Цветной шелк носил на себе следы рук, а страницы имели множество 'ослиных ушей' , должно быть она действительно не раз снималась с полки!

— А эту книгу старательно изучают все молодые люди нашего королевства, желающие прослыть любезными кавалерами. Текста здесь очень мало, но иллюстрации внсьма выразительны.

Мне показалось или Люциус слегка смутился?

— Спасибо, доктор, — я почувствовал облегчение. Меня поняли, не обсмеяли и нашли возможность помочь. — Приглашаю вас сегодня присоединиться к ужину в малой столовой.

— Благодарю Вас, Ваше Высочество, — доктор поклонился учтиво, но без подобострастия.

Это мне очень понравилось. Кажется, у меня тоже появился фаворит.

Глава 5

И на что же, если подумать, уходили до сих пор ее силы? Она старалась, чтобы все в жизни шло привычным образом. Она пожертвовала многими своими желаниями ради того, чтобы родители продолжали любить ее, как любили в детстве, хотя и знала, что подлинная любовь меняется со временем, растет, открывая новые способы самовыражения.

Пауло Коэльо

Эстель

Я не скоро смогла встать с постели. Несколько месяцев пролежала, глядя в окно на серую катящуюся воду. Но однажды солнечным днем море вдруг заиграло глубокой синью, под окном запели птицы, а мэтр Майос вместе с мамой вывели меня на пляж.

Как здесь было красиво! Огромные, окатанные морем валуны защищали кусочек пляжа от ветра. Песок, камни и поломанные ракушки покрывали берег. Я глубоко вдыхала соленый морской воздух и улыбалась. Мама и мэтр Майос улыбались тоже.

— Думаю сударыня, — обратился мэтр к маме, — теперь ваша красавица пойдет на поправку. Морской воздух и солнце победили болезнь.

Сначала от слабости кружилась голова, и каждый шаг давался с усилием, но потом я смогла ходить свободно, стала помогать маме по дому. Когда она уходила в ближайший большой дом на работу, я водилась с братиком, подметала пол, кормила кур. Если на улице было светло, читала книги, которые мне приносил мэтр Майос, а если на море был штиль — ходила гулять на берег.

Для прогулки мы с братом выбирали самый безлюдный участок каменистого пляжа, но многие приезжие искали уединения, и частенько замечали нас на берегу. Иногда эти люди подходили, что бы поговорить , удивлялись моей правильной речи, даже переспрашивали, правда ли, что отец плотник, а мама приходящая прислуга. Порой после беседы нам давали монетки или угощали жареными орешками и карамельными птичками на тонких лучинках. Но мама ругала и запрещала брать 'подачки':

— Мы живем своим трудом, не стоит вам бродить среди этих людей, не все из них добрые, — приговаривала она, накрывая вечером на стол.

Отец, приходил из мастерской, в которой работал мыл руки, отряхивал с одежды стружки и говорил точно так же:

— От этих людей лучше держаться подальше, — но ничего не объяснял. Лишь поздно вечером шептал, на ухо маме, что в квартале горшечников снова пропала молодая девушка, а у трактира неизвестные избили двух подмастерьев, и теперь их семьям придется туго.

Домик, купленный папой, стоял близко к берегу. Вокруг тянулись высокими заборами сады состоятельных жителей, которые считали ниже своего достоинства общаться с семьей простого плотника. Наверное поэтому у нас с братом не было друзей. Мама вначале печалилась, что не с кем поговорить, а потом подружилась с экономкой одного из особняков, и стала ходить туда на поденную работу. Сидеть дома ей было скучно. Я же прихватывала братика платком к поясу и шла к доктору.

Малыш Киран играл в саду или в кухне, а мне дозволялось тихо сидеть в кабинете, слушать и потихонечку учиться. Через годик доктор доверил мне подавать инструменты и корпию, потом позволил накладывать мази, протирать раны травяными отварами и закапывать лекарства из длинной пипетки в носы, уши и глаза.

Однажды мэтр Майос пришел к нам в дом и долго разговаривал с родителями: с осени я ходила в бесплатную храмовую школу, а он хотел, что бы меня учили как дочку богатых родителей. Отец, гоняя желваки, сказал, что таких денег у него нет, но доктор, прикрываясь обещанием взять меня в помощницы, сказал, что оплатит учебу и все необходимое.

— Ваша девочка очень чуткая, у нее сильные, ловкие руки, возможно, она станет акушеркой, и будет зарабатывать еще больше чем вы сами! — убеждал пожилой лекарь, истратив на уговоры последние силы.

Такой аргумент отец понял, он сам платил повивальной бабке немалые деньги каждый раз, как мама рожала, потому согласился.

— Надеюсь, Фрекен Бок, вы любите детей, да?

— Как вам сказать?.. Безумно!

(М-ф 'Карлсон, который живет на крыше' /

Для меня перемена школы значила очень много.

В храмовой школе дети собирались на рассвете, пока не жарко. Болтая и перебрасываясь приветствиями, усаживались на тростниковые циновки, расстеленные во дворе, в тени длинной храмовой галереи.

По удару гонга выходила дежурная сестра повязанная белым платком. Самых маленьких детей учили читать и писать. Буквы были написаны яркой киноварью на отшлифованных деревянных дощечках, покрытых лаком.

Подняв дощечку с буквой, сестра громко называла ее, а малыши хором повторяли. Если дежурила молоденькая сестра Ганна, то во время занятия можно было поиграть в угадайку, а если суровая сестра Трана — буквы зубрились до одурения. Через три — четыре занятия начинали проговаривать слоги, потом слова.

В углу двора, прямо на земле, дети постарше могли читать азбуку, сделанную из тонких деревянных дощечек, или написанную на толстых кожаных листах. У некоторых была своя азбука, напечатанная на бумаге.

Счету учили на камушках, на пальцах, на мешках зерна и корзинах с яблоками. Причем иногда эти корзины нужно было перетаскать в храмовый подвал или на кухню.

В те дни, когда шел дождь, занятия переносились в здание храма. Тогда голоса становились тише, сестры строже, а иногда заглядывал и старший жрец.

Мы любили старшего жреца, он был уже очень стар. Ходил опираясь на палочку, но относился ко всем очень ласково. Даже ворчливая сестра Трана в его присутствии смягчалась, и охотно слушала те удивительные истории, которыми он нас баловал.

В платной школе все было иначе. В гулком вестибюле нас встретила строгая дама с поджатыми губами и безупречной прической. Она холодно взглянула на меня немного выпуклыми глазами и процедила:

— Только из уважения к вам, доктор Майос, мы возьмем это дитя на обучение.

Доктор поклонился:

— Благодарю вас, леди Вайнон. Ваше милосердие не знает границ.

Впоследствии леди Вайнон вела у нас этикет, и не было в школе наставницы более строгой и жестокой.

Дежурная сестра которая вела занятия у старших начинала урок с молитвы, а потом просто рассказывала нам что-нибудь интересное об устройстве мира. Изредка она приносила на урок большую книгу с картинками и давала нам ее читать.

Или писала на аспидной доске простую задачку про мешки крупы или тюки полотна, а мы решали ее на своих досках. Однажды девочка рядом заплакала, потому что не знала, сколько это: мешок крупы, но сестра перевела ей количество мешков в яблоки и задачка решилась.

Писали в храмовой школе палочками на земле. Мало у кого были аспидная доска и мел, а уж тетради и перья казались нам принадлежностью кого-то важного. Например секретаря, работавшего в ратуше, или доктора.

В платной школе ласково относились только к самым знатным и богатым девочкам. Я должна была читать и писать без единой ошибки, тогда как леди Азилия могла спокойно закапать чернилами весь лист и просто выдрать его из розовой, надушенной тетради.

Пока я болела, мама каждый день читала мне большую толстую книгу сказок, которая досталась ей от бабушки, а еще учила меня читать, считать и писать, так что в храмовой школе мне было легко. И я успевала помочь с решением задачки соседям по циновке.

В дорогой школе все изменилось: решив задачу или переписав текст, я должна была предъявить результат своего труда строгой даме преподавательнице, и получить за работу балл. Каждая оценка вносилась в тетрадь и по ним выбиралась лучшая ученица класса.

На следующий день после разговора с отцом доктор Майос взял с собой свою экономку, и мы пошли в магазин. Там все сверкало полированным деревом, а прямо в центре комнаты стояло огромное зеркало, в котором можно было себя увидеть с ног до головы.

Я выглядела в этом зеркале очень маленькой и очень некрасивой. Доктор поговорил о чем-то с высокой и очень красивой дамой в синем платье с белоснежным кружевным воротничком. Дама смерила меня взглядом, а потом кивнула и доктор ушел, оставив меня вместе с мистрис Эко и красивой дамой.

Вдвоем они меня всю обмерили, и даже обвели на листочек бумаги ногу. Потом дама и мистрис Эко обсуждали ткани и фасоны, а мне стало скучно и я уселось в уголок и стала искать фею.

Я верила всей полнотой своей детской души, что наш мир населен феями, просто они такие хрупкие и нежные, что не каждый может их даже увидеть. А уж поймать спящую фею, и попросить ее о выполнении заветного желания и вовсе нереально. Но мне так хотелось хотя бы посмотреть на радужные крылышки!

Поэтому я заглядывала во все цветы, забытые книги и темные уголки, а еще иногда оставляла в траве 'колыбельки' из мягких листьев и перышек, в надежде, что фее понравиться такое убежище.

Так что разговоров мистрис Эко и портнихи я не слушала, и сидела смирно, чего им и хотелось.

— Какой смирный ребенок, — заметила дама, убедившись, что я не ломаю тайком позолоченную резьбу.

— Да, хорошая девчушка, — кивнула экономка и они вновь углубились в обсуждение, а мне показалось, что над их головами мелькнуло золотом невесомое крыло.

Тарис

Если запастись терпением и проявить старание, то посеянные семена знания непременно дадут добрые всходы. Ученья корень горек, да плод сладок.

Леонардо да Винчи

Ужин прошел весьма любопытно: я успел просмотреть лишь первую из предложенных доктором Люциусом книг, а потому глядя на трех прелестных девушек, блондинку, брюнетку и рыжую, пытался сравнить виденные в книге гравюры с живыми женскими телами.

Особенно интересно было рассмотреть грудь — я никогда не видел женщин обнаженными, а у этих красоток, декольте превосходили все разумные пределы. Но кажется девушки приняли мой интерес за знак внимания, а потому принялись нервно хихикать, и получили строгое замечание от леди Фин.