А они ничего... волосатенькие... особенно этот... Каштанка. Крепкий такой, мускулистый, жаль только, что роста, видимо, небольшого.
— Ну, блин, понимаешь, ну не в кайф ему так!!!! Совершенно! — порыкивал Каштанка. — Он напрягается, ему связки растягивать приходиться...там же ре-минор надо...а он как сандалит! Вечно в "фа" сидит, или в "ми". В итоге он глотку просто порвёт на фиг, и опять вокалиста менять, репертуар с ним учить. Задолбало! Петь у нас не умеют ни хрена...
— Женя, не ругайся... — попросил его блондинистый приятель. — А то у меня...
— Как "не ругайся"?! Не, ну как не ругаться, когда у нас песня пропадает?!
Алик повернулась к ним, уже не скрывая, что слушает разговор.
— Так вы пока другую пишите, а эту оставьте, потом сделаете.
Наивный, подумала Аля, когда прёт, то надо делать. Потом — это уже "потом", совершенно другое получится...не то...жалеть будешь...
Она взяла пиво и пересела к парням.
— А вы минусовку убыстрите до "фа", пусть споёт, как ему удобно, а потом обратно запись в "ре"...а на концерте можно и в "фа" играть, так даже круче, когда студийник и концертник разные.
Каштановый Женёк посмотрел на нахальную девицу, потягивающую пиво прямо из горлышка. Хм...а она ничего... Хотя по манерам больше на пацана похожа. И волосы длинные...грива...
— Ты играла? — спросил.
Хваткий мальчик. Аля, занимавшаяся пивом в этот момент, кивнула, отчего дно бутылки описало широкую вертикальную дугу.
— В "Нелли", потом в "Вельзевуле", пробовалась в "Devill,s fire", но я повздорила малость с их гитаристом, — поёжилась от неприятных воспоминаний. — А сейчас я...скажем так...в отпуске.
— "Devill,s fire"? — удивился Женёк. — Да там звери, а не люди!.. Мать твою!!!! — он так разошёлся, что начал размахивать зажатой в руке бутылкой пива, за что и поплатился: пиво фонтанчиком выскочило из горлышка и растеклось по столу и штанам.
Аля еле сдерживалась, чтоб не рассмеяться, уж больно уморный был у Каштанки вид — его теперь куда больше интересовал процесс удаления с кожаных брюк пива.
Ничего, не страшно. Это всего лишь пиво.
...Человек остановился на углу бара, закурил. Сверкнули в лучах нечаянного солнца клёпки на косухе. Он выпустил из плотно сжатых губ струю дыма.
А город не изменился. Тот же, что был, когда я покидал его.
Снова струя дыма.
Такой же мрачный, норовистый. Или это мне кажется?
Дым.
Затяжка. Кончик сигареты полыхнул огоньком.
Дым.
Да, всё то же. Только во-он тот волчонок не сидел на тротуаре, когда я уехал.
Ч-чёрт! Он не заметил, как докурил сигарету, и она обожгла ему пальцы.
Красно-бурый листок опустился на седеющие волосы, не удержался, скользнул по куртке, и замер, только коснувшись асфальта.
Он посмотрел вниз...аккуратно перешагнув, скрылся в проёме двери.
Листок дрогнул, прокувыркался через дорогу и уткнулся девушке в ноги. Она протянула руку, слегка улыбнувшись чему-то, подняла.
Какой он одинокий. Уже навсегда — один. А я среди всех — одна.
Девушка спрятала листок за пазуху.
Тихо, мой маленький, мы теперь вдвоём...
Блин, подумала Алик, у тебя всегда есть выбор: или тебя приколотят к небу...или ты приколотишь себя сам.
Ну и мысли! В пять утра...
Накануне она побродила по городу с Каштанкой и его приятелем Богданом. Разбередил Женёк что-то. Не надо было заходить с ним в музмаг, где тот присматривал очередную гитару, не надо было брать у него демо...
И уж тем более не надо было его слушать, этот разнесчастный диск.
Тана настояла.
А ещё дико болели пальцы.
И виноват в этом был её Fender`ella. Ну, и Каштанка. Весь вечер Аля косилась на бас, ходила кругами, не решаясь взять его в руки.
Решилась.
Воткнула джек в комбик, провела по струнам. Поморщившись, подтянула струны и, взяв пару аккордов, пообещала завтра же купить набор новых...
Она играла, играла, играла...постепенно вспоминались приёмы, мелодии, какие-то придуманные ей связки и проходы. Вспоминалось...прошлое.
А потом так и упала на кровать. Вместе с басом. Так и уснула с ним в обнимку.
А Сталкер улыбался с плаката на стене.
Так, моя девочка, так. Помни меня, мне здесь больше ничего не надо. Только, чтоб ты помнила.
Алик смеялась во сне. Ей снился Сталкер.
Живой.
Ей определённо нравилась музыка, предлагаемая Каштанкой. Ну...тут, может, чуть-чуть подправить, утяжелить...больше понизить строй басухи. Это будет звучать интересней, когда при низком строе открытые струны будут задевать лады.
Щёлк, щёлк, два, четыре. Щёлк, щёлк, два, четыре по четвёртой.
Открытая четвёртая (щёлк!), слайд с пятого на седьмой по третьей струне... Пауза... Слайд со второго на четвёртый по второй, пятый там же ударом безымянного, второй-четвёртый на первой... открытая (щёлк!) четвёртая, пока не затихнет нота.
Просто, но данная композиция большего и не требует.
Бас послушно рокотал. Ему нравилось.
А ведь правду говорят — бывших музыкантов не бывает. Как и бывших наркоманов. Музыка — тот же наркотик. К ней привыкаешь, каждый день тебе надо её чувствовать, а уж если начал сам складывать мелодии, то...пропал. Мучаешься, если не можешь вдруг придумать ни одной, сходишь с ума: а вдруг это навсегда и ты уже никогда...ничего...
Она не услышала, как присоединилась гитара. Как изменилась скорость. Как зазвучали из компьютера барабаны и ритм-гитара...как возник ураган...просто почувствовала, что так — правильно, что это — так надо. Стоять друг напротив друга и слушать что-то большее, нежели инструмент, звучащий из второго комбика...
— Ух! — кивнул Женёк. — Ты запомнила, что ты играла?
Аля неопределённо мотнула головой. Может быть.
— Ничего, я ща...я помню...пока... — он схватил обрывок бумаги, огрызок карандаша и судорожно начал писать ноты на серой в клеточку бумаге.
Музыка сфер,
Что за музыка сфер?
Через открытую дверь кухни был виден Богдан. В майке. Белой. И в каких-то совершенно стильных полосатых брюках. Каштанка прикрыл её, но Богдан возмутился.
— Не, я им тут ужин готовлю, монстрам гитарным, а он... Аль, тебе чай или кофе?
Кофе.
Алик непроизвольно отметила чистоту и порядок на кухне. Светло-жёлтые обои, чуть выше середины стены — тёмно-коричневый бордюр. Ниже — более светлые, чем бордюр...
Какие-то геометрические узоры, плитка на стене между шкафчиками и столами, фараоны на ней. Египетские. Вытяжка. И цветы. Бесконечное множество цветов. На холодильнике, на стенах. В коридоре и комнате — почти джунгли. Кроме хлорофитумов и фиалок, Алик узнала только монстеру, да и то сомневалась, что это она.
— Бо-ог, — позвал Женька, — мне тогда тоже, кофеинчику...
— А у кого голова болит?
Богда-ан!!
— А голова... Ну её! Тут же кофе готовят!!! — Женёк рухнул на диван и залез в самый его дальний угол. — Мне не замуж, можно и на угол сесть!
Ага, тебе б ещё и замуж...
— А что, Богдан, пошёл бы за меня?.. — так ехидненько смотрит...
Же-ень! Ну ты и скажешь!
— А если скажу "да"?
Алик смотрела на них и посмеивалась... Шутники, блин.
— Ладно, Жень, мы это потом обсудим. Не смущай свою гостью... — Богдан улыбнулся, откинув светлые волосы с глаз.
Женька пробурчал, пытаясь дотянуться до хлебницы:
— Она не гостья, Бог! Хлеба дай!
Да на! Я не жадный! Почти...
Алик вздрогнула от неожиданности: на неё упала веточка. Она машинально потрогала жёсткий лист плюща.
— Сима! Вот ты где! — Женька вылез из своего угла и покрошил кошке мяса. — Ешь, давай!
А то сам съем! Тебя...
Я т-те съем! Ток... Сними меня отсюда!.. Плизз...
— Ну ты, блин, Сима, даёшь! Как влезть куда, так ты у нас скалолазка, а как вниз...
Ну... Же-ень!!!
— Уж кто воспитывал, Жень, кто воспитывал!.. — Богдан снял с плиты турку.
Бог! Бля...
Светлые карманы на тёмной ткани брюк Богдана постоянно привлекали внимание. Алик порой ловила на себе хитрющий Женькин взгляд, но тот помалкивал.
Каштанка, блин! Ну... Чё, уж и посмотреть нельзя?
А чё, Колючка? Я — ничё... Я вааще завсегда ничё... Смотри!!
Эх. Блин... Грустно почему-то...
— Цветов тут много, — Алик следила, как кошка, аккуратно собравшись в комочек, ела из маленькой миски. — У меня вот, только кактусы растут...
— Это потому, — для пущей важности Женька потряс в воздухе вилкой, — что ты сама...Колючка!
— Каштанка!
— Колючка!
Блин. Ладно. Колючка.
— Это я натаскал, — Богдан поставил перед Алик и Женькой кружки. — А то как не придёшь, так всё обои и голые стены. В плакатах.
Алик улыбнулась. Сделала глоток горячего кофе, сваренного Богданом.
— Так это ж хорошо, когда плакаты!
У меня дома на стене...есть.
— Ну, не в таких же количествах!! — возмутился Богдан. — Я аж испугался, когда первый раз увидел!
— Х-ха! Бог, а я сам каждый раз пугался, когда заходил... А потом...привык!
Ремонт мы не сразу сделали. Но не сидеть же из-за этого в комнате, где обои в ме-еленький розовый цветочек...
— Мя-а-аууу!!!
Симона сердито шарила лапой по столу. Блин! Ма-а-ало!!!
— Можно, Жень? — спросила Алик.
Ты не у него, а у меня спрашивай! Можно!
Алик подхватила кошку на колени и дала ей кусочек картошки. Потом ещё один.
— ...мне стало невмоготу на это смотреть, и я предложил вот такой вариант.
— Ты дизайнер? — спросила.
Угу. Ток по растениям...
Женька смеялся.
— Не, ну должен же кто-нить облагораживать ланд-шафт, — Женька нарочно выговорил слово по слогам, — в котором я покопался...
Или окопался...
— И перевернул там всё вверх дном! — засмеялся Богдан. — Жень, ты если где пороешься, там облагораживать уже нечего!
Не ври, блин!!
— Раскопки, Бог, это единственное место, где я свято блюдЩ все инструкции и аб-со-лют-но все правила. Даже самые идиотские...
Ага, Жень, так я тебе и поверил...
Алик с сожалением поставила пустую кружку на стол. Эх, ещё бы одну... Побольше... Да горяченького...чёрного...
— Ребят, пойду я... А то ещё останусь тут...
Так... Оставайся!!!
Не-е-е... Мне...домой надо.
Богдан встал с табуретки.
— Ланн, Жень, ты тут командуй, а я пойду ещё пройдусь. Надо мыслишку одну поймать... Заодно и тебя, Аль, провожу, мало ли что...
Алик благодарно посмотрела на Богдана. Спасибо, а то меня ваша арка напрягает. Особенно в такую темень...
Симона, муркнув, ткнулась ей в ноги. Заходи ещё, а? А то порой мне так надоедают эти мужики...
Алик погладила кошку. Знаешь, мужики, это...хорошо. Когда они есть...
РАЗГОВОР НИ О ЧЁМ
Fight from the inside,
You can`t win with your hands tired,
Fight from the inside,
Right down the line.
Люся вернулась на кухню, села в большое любимое кресло Сергея и задумалась. О разном. Например, почему происходят те или иные события? Почему порой мы так долго рядом с человеком, так хорошо знаем его, любим, а потом...встречаем другого. Странного. Холодного. Отчуждённого. Ему глубоко плевать на весь мир, и на нас в том числе... А мы же...
"Глупости всё это, — покачала головой и усмехнулась. — События лишь происходят, а все последствия — результат наших умствований. Причём, довольно бесполезных... И вообще...во мне просто бродит писательский дух".
Люся встала, чтобы поставить на огонь чайник. Необходим кофе. Почему-то очень необходим крепкий чёрный кофе.
— ...умствований и нашего выбора, — продолжила вслух навязчивую мысль.
Испугалась своих слов. Зажжённая спичка повисла в воздухе, грея ладонь жёлтым пламенем.
...Они гуляли по полю, когда сбежали с дня рождения. Точнее, когда Люся сбежала, Натана там никто не держал. В тот день ярко сияло солнце. Где-то кричали домашние птицы, и даже одинокая корова мычала в поле. Порой ты говоришь с человеком ни о чём и тебе хорошо от этого. С незнакомым человеком. У вас, конечно, миллион мыслей в голове, у каждого свой миллион. Но это не имеет значения в данный конкретный момент. Вы — два правителя двух разных миров. Встретились случайно и решили поиграть в теннис, например. А миры пусть пока подождут. Совсем немного. Всего одна партия. И неважно, кто одержит верх, война между мирами из-за этого не начнётся. Миры слишком разные и каждый из них — единственный.
Не война — игра.
— Жизнь вообще бежит, как ненормальная, — говорила Люся. — Иногда мне хочется её остановить, тормознуть время. А иногда мне абсолютно плевать.
— И ты берёшь роль стороннего наблюдателя, — кивал Натан. Но он всё больше слушал. — Стоишь и куришь себе где-то сбоку. Вдали.
Вскоре надоело пробираться сквозь высокую траву, и они вышли на тропинку. На одежде и волосах сидело множество всякой живности. Жучки, гусеницы зелёные, какая-то полупрозрачная моль. Было смешно. У Натана в волосах запуталась коричневая нерадивая букашка, и Люся намекнула, что ему пора подстричься. Натан мотнул головой. Нет, стричься он не станет, даже бриться не станет. Пусть букашки путаются в волосах, если им так хочется.
— Я давно столько не ходил, — признался он...
Люся зажгла газ и поставила чайник. Опалённая спичка упала в мусорку — она сделала своё дело и больше не нужна. Совсем.
...— А как ты проводишь свободное время? — спросила.
Натан усмехнулся. Хм...несмотря на то, что они проговорили часа два, о нём самом Люся знала мало. Но уже готова назвать другом. Видимо, у Натана было навалом свободного времени, и проводил он его главным образом никак.
— В свободное время я сплю, — ответил. — И не в свободное тоже, — улыбнулся...
Люся улыбнулась, вернулась в кресло и посмотрела на часы. Вечер. Почти пять. Где же Серёга с Анютой? Сколько можно фотографии проявлять? Я уже домой хочу... Хочу уйти отсюда...одной...
...— Когда у меня образуется свободное время, — говорила Люся, когда они шли по дороге, — я обычно стараюсь его убить каким-нибудь делом. Желательно важным. Потом можно замкнуть дела в круг и вообще ликвидировать свободное время.
— Тебе так нравится твоя работа? — недоверчиво косился Натан.
Где-то вдалеке снова замычала корова.
— Как сказать... — девушка замялась. — Я даже не о работе говорю... А о делах...
Он понял. Она видела, он понял, только быстро сменил тему.
— Я б застрелился, если б у меня появилось действительно свободное время! — сказал вдруг, — Блин, я лучше спать буду. И не видеть сны...
Люся положила голову на спинку кресла и поглядела в окно. Не стоит вспоминать прошлое часто. Оно может захватить.
...Они вышли на берег реки.
— Какой у тебя лимит? — спросил Натан.
Что?
— О чём ты?
Он присел на землю и пояснил:
— Ты же писатель. Сколько книг ты хочешь написать?
-Хм, — Люся задумалась. — Верно, ты шутишь. Я не ставлю себе лимитов. Это творчество. Здесь сложно...да и не нужно ставить рамки.
