Иллория: спасти королевство (общий файл)

Снег под ногами хрустел, словно он шел по стеклу, ветер сделался необычайно острым и колючим, зато деревья расступились, и путникам уже не нужно было продираться сквозь спутанные ветви. Сменился и запах. Если раньше Бьорн чувствовал только прохладу и едва уловимый запах снега, то теперь явственно ощутил аромат костра.

Внезапно снег под ногами исчез, и они вышли на большую поляну.

— Жди здесь, — приказал Бьорн и испугался. Несомненно, это сказал он, но голос был не его — грубый, жесткий, с хрипотцой, да и говорить подобные слова он не хотел, просто вдруг пришло озарение, и он приказал сопровождающему остановиться.

Лытка тоже испугался, хрюкнул и замер, прижавшись к стволу высокого дуба.

— Ты только быстрее давай, — просипел он.

Бьорн обернулся, и с удивлением и ужасом понял, что в полумраке видит не только испуганные глаза первого помощника отца, но и каждую складочку, каждую морщиночку на его лице. В один миг молодой человек разглядел то, на что раньше не обращал внимания. Оказывается, Лытка не так уж и молод, как казалось, и глаза у него немного косят, а вокруг рта наметились тонкие, как осенняя паутина, морщинки. Старый шрам зажил не до конца, и у виска виднелась тонкая белесая кривая полоса.

Духи вели Бьорна вперед. Он чувствовал это, как попавший под дождь человек чувствует влагу, холодными струйками стекающую за воротник. Запах костра становился сильнее, спустя некоторое время к нему примешался аромат сухой травы, а потом что-то сладкое, щекочущее ноздри и небо. Голова Бьорна закружилась, деревья стали двоиться, будто он выпил сразу двадцать кружек крепчайшего пива на пустой желудок, рассудок затуманился.

Словно во сне шел он между голыми деревьями, пока не услышал в собственной голове страшный свистящий голос:

Ос-с-тановись.

Бьорн замер.

С-с-сядь.

Бьорн послушно опустился на холодную землю.

Закрой глаз-з-за.

Молодой человек выполнил команду и в тот же момент понял, что вокруг него находятся люди. Или, может, не люди. Конечно, не люди, откуда в лесу ночью столько народа? Это лесные духи стоят вокруг него, а может, летают, или сидят рядышком, положив прохладные руки с длинными пальцами на узловатые колени.

Кто-о-о ты?

"Бьорн", — хотел было ответить молодой человек, но понял, что язык его не слушается, да и не ждали духи устного ответа, достаточно было подумать, и Бьорн подумал. Ничто не нарушило тишину мартовского леса, но духи услышали.

Мы вс-с-се о тебе знаем, — прошептали Бьорну в самое ухо.

Молодой человек вздрогнул, и словно по волшебству перед внутренним взором стали мелькать кадры из его жизни.

Вот ему три года. Он на руках матери, прижимается к ее груди и со страхом смотрит на взбешенного Взметеня — он только что пролил похлебку на новый камзол отца. Матери тоже страшно, но она с вызовом смотрит на здоровенного мужчину, готовая до последнего вздоха защищать своего ребенка.

Вот ему четыре года. С открытым ртом наблюдает он, как Лытка ловко разделывает медвежью тушу. Страшный оскал пасти и пустые глазницы зверя потом долго снились Бьорну, но заворожила его вовсе не голова медведя, а его безвольное тело. Выходит, смерть, это не очень хорошо и приятно, и тебя могут вот также разложить на ветках можжевельника и взрезать ножом внутренности. Он с ревом кидается к отцу, но Взметень брезгливо отшвыривает его, и мальчик едва не падает в разожженный костер.

Вот ему семь лет. Он впервые на сходке, так называют разбойники свое ремесло. Притаился вместе с Лыткой в кустах и смотрит, как отец избивает купца — краснолицего толстопуза в вышитом золотыми нитями кафтане. Вот в руке Взметеня появляется нож, он что-то угрожающе говорит пузану, но тот лишь пучит глаза пытаясь вдохнуть — сильная рука главаря бандитов больно сдавила его шею. Взметень не терпит промедления. Резкое движение, и на дорогу выплескивается алый фонтан. Бьорн не мигая смотрит на судорожные попытки жертвы остановить кровотечение, затолкать все, что вылилось, обратно в горло, а потом падает. Бьорна рвет.

Вот ему двенадцать лет. Он стоит за толстым вязом на большой поляне и наблюдает, как отец что-то делает с девушкой. Он раздет и пытается раздеть незнакомку, одной рукой держа ее тонкие запястья, другой разрывая шелковую блузу. Отец пыхтит, а девушка едва слышно скулит. Она сопротивляется, но сил достает. Вот она уже раздета. Движения отца становятся резкими, ритмичными, и девушка издает страшный утробный вой.

Не открывая глаз и не сознавая, что делает, Бьорн вторит незнакомой девушке и не слышит собственного голоса. Сердце словно бешеный кузнечик колотится о ребра, сбивая дыхание, и молодой человек чувствует, как необъяснимый страх волнами нахлестывает на него, грозя затопить, залить легкие, не дать дышать.

Ты готов ус-с-слышать предс-с-сказание? — раздался в его голове тот же свистящий голос.

— Готов, — шепнул Бьорн и изо всех сил постарался не упасть, потому что даже с закрытыми глазами ему показалось, что все вокруг него завертелось, закружилось, начало подскакивать и вращаться. Тело немедленно откликнулось на круговерть и попыталась удержаться на месте единственным доступным образом — упасть на надежную землю, прижаться и не шевелиться, но внутренний голос подсказывал Бьорну, что падать ни в коем случае нельзя. И молодой человек схватился за землю, вонзился коротко стрижеными ногтями в сырую холодную твердь и почувствовал облегчение.

В твоей жизни были только с-с-страдания и с-с-страх, — засвистел голос в самое ухо.

Ты никогда не видел радос-с-сти, не знал с-с-счастья.

Но каким-то непостижимым образом с-с-сумел взрастить в своем сердце добро.

Удержать равновес-с-сие, остаться на стороне добра и справедливос-с-сти.

Вокруг тебя происходили грабежи, убийства, насилие, а ты сумел не запачкаться.

Но ты никогда не пытался изменить с-с-ситуацию.

Не пытлс-с-ся.

Это твоя самая большая ошибка, Бьорн.

И ты поплатишься.

Ты будешь с-с-страдать, ты будешь болеть, ты будешь рыдать на могиле отца, потому что собственными руками убьешь его...

И будешь долго смотреть в его немигающие с-с-стеклянные глаза, а потом отвернешьс-с-ся и уйдешь. И никогда об этом не пожалеешь!

"Нет! — мысленно крикнул Бьорн. — Нет! Нет!"

Пальцы его все еще сжимали землю, но только теперь он почувствовал ее фактуру и холод. Его тело начало возвращаться из небытия, куда погрузили его духи леса, стало сопротивляться наваждению.

— Нет! — снова повторил Бьорн, и на сей раз услышал собственный голос.

Он открыл глаза, медленно поднялся на ноги, развернулся и, пошатываясь, отправился прочь от опасной поляны. Чувствовал он себя отвратительно, будто только что очнулся от тяжелого длинного кошмарного сна и до сих пор не может сообразить, спит он или бодрствует.

— Лытка! — крикнул Бьорн. — Выводи меня отсюда!

Сил почти не осталось, тело истратило все, до последней крохи, на борьбу с наваждением, и все же молодой человек заставил себя передвигать ноги. Медленно, сначала левую, потом правую, потом перерыв, и снова левую, и опять правую, левую... правую...

Провожатый нужен именно для этого: вывести говорящего с духами из лесу, потому что общение с лесными созданиями отнимает у человека все силы, и самостоятельно уйти он не может. А если не уйдешь, станешь легкой добычей, и все, кто решался получать предсказание без провожатого, оставались в лесу навечно.

Бьорн думал, что не сможет даже подняться, однако шел, переступая ватными ногами, с трудом вдыхая вязкий холодный воздух, и собирал силы для нового крика.

— Лытка! Ты где?

Но помощник отца не отзывался. Доковыляв до старого дуба, где Бьорн приказал Лытке остановиться, молодой человек со спокойным сердцем констатировал, что Лытка исчез. Сбежал. Он снова позвал его, но никто не откликнулся, лишь в голове снова зазвучал страшный свистящий голос:

Беги! С-с-скрывайс-с-ся! Иначе тебе не сдобровать!

Никто не с-с-смеет насмехаться над духами леса!

Ос-с-ставь своего товарища, или сам ос-с-станешься с нами. Навс-с-сегда...

"Он у них, — понял Бьорн. — Из-за того, что я сопротивляюсь, они забрали его себе. Да и не сбежал бы он. Хоть какие страхи нагоняй, а гнев отца, который велел присматривать за мной, гнев главаря разбойничьей банды во сто крат хуже призрачных голосов и кровавых видений. Нет, Лытка никогда бы меня здесь не бросил".

Бьорн прислонился спиной к дубу и закрыл глаза.

И как такая простая и очевидная мысль не пришла ему в голову сразу? Неужели духи постарались? Неужели снова влезли в его голову, несмотря на то, что он покинул поляну? Неважно. Он справится, если понадобиться, перестанет думать, чтобы не слышать голосов, но сейчас ему нужно отдохнуть. Просто немного отдохнуть и набраться сил. А потом вернуться в замок.

Взметень наверняка захочет узнать, какое предсказание получил его сын, но Бьорн даже под пытками не расскажет отцу правду. Тот, конечно, будет взбешен, возможно, даже поколотит его или выгонит из замка, но Бьорну теперь все равно. Его жизнь, которая могла начаться с обещания приобрести в будущем хорошую профессию, или верных друзей, или красавицы-жены, или даже любых других радостных изменений, не началась, а закончилась.

Он никогда никого не убьет, это Бьорн решил точно: ни случайного путника, ни того, кого ему придется грабить, если отец согласиться оставить в замке мать в обмен на то, чтобы его сын ходил на разбойничьи сходки, ни, тем более, отца. Особенно отца.

Хоть лесные духи и напомнили Бьорну о самом плохом, что случалось в его жизни, они не стали показывать, как отец учил его находить рыбные места, отличать съедобные грибы от несъедобных, быстро залезать на любое, даже гладкоствольное, дерево. А ведь это сложно назвать плохими воспоминаниями. Отец, пусть это было в далеком детстве, все-таки любил его, и изменился лишь после случая с толстопузым купчиной, от воспоминания о крови которого маленького Бьорна рвало целую неделю.

Бьорн придумает какую-нибудь ерунду и скажет Взметеню, к примеру, будто ему предсказали найти клад прапрадеда. Отец поверит, да и у Бьорна имеется возможность доказать правдивость собственных слов, ведь находил же он клад в далеком детстве, найдет и теперь, стоит только хорошенько поискать. Может быть тогда отец перестанет считать его ни на что негодным.

У старого дуба дышалось свободнее, и воздух больше не впивался острыми кинжалами в легкие. Бьорн почувствовал, что отдохнул достаточно, пора возвращаться в замок и говорить с отцом. Молодой человек сделал несколько шагов, прислушиваясь к тишине леса, а потом внезапно остановился и хлопнул себя по лбу.

"Вот дубина! Обещал же не думать! Это снова духи! Они хотят, чтобы я ушел и оставил им Лытку. Ну уж нет. Обойдетесь".

Бьорн резко развернулся, неожиданно почувствовав необъяснимый прилив сил, и быстрым шагом направился обратно к поляне.

— Лытка! — крикнул он, вглядываясь в темноту леса. — Ты меня слышишь?

Убирайс-с-ся! — засвистело возле уха.

— Лытка! Ответь!

Возвращайс-с-ся домой!

Бьорн отмахнулся от страшного голоса, словно это был не лесной дух, а надоедливый комар, и прибавил шагу.

Вот она поляна — круглая, шагов сто в поперечнике. Ни одного деревца, ни травинки, ни снежинки, просто голая пустая земля.

Бьорн дошел до центра и увидел свежие следы. Здесь его пальцы впивались в землю, стараясь сохранить связь с реальностью. А вот здесь его отпечатки ног, когда он брел к дубу после предсказания. А здесь еще следы. Чуть меньше, чем его собственные.

Молодой человек присел и пощупал холодную почву.

— Сапоги. Значит, это не духи. Лесным духам сапоги ни к чему. Лытка! — снова крикнул он. — Ты здесь?

— По-мо-ги..., — голос слабый, шепчущий, задыхающийся, совсем не похожий на насмешливый говор рыжеволосого болтуна. Тем не менее, Бьорн побежал в сторону, откуда услышал зов о помощи.

Лытка лежал на самом краю поляны за кустом дикого шиповника. Лицо его было бледнее снега, пальцы скрючены, словно кто-то специально их выламывал. Разбойник не мог пошевелиться.

— Давай, обопрись об меня. Надо выбираться отсюда.

Бьорн обхватил Лытку за плечи, но безвольные руки болтались, словно белье, вывешенное сушиться на двор, да и все тело первого помощника напоминало тюфяк. Помощи от такого не дождешься. Бьорн взвалил Лытку на плечи и, пошатываясь, побрел в лес.

Ос-с-ставь его! — приказал голос, но молодой человек уже научился не обращать на него внимания.

— Ты как? — спросил он Лытку, удобнее перехватывая тело.

— Нормально, — прохрипел разбойник. — Я теперь тебе по гроб жизни обязан. Ты меня от смерти спас.

— Ладно, — Бьорн оглянулся, пытаясь увидеть в темноте следы. — Ты не помнишь, какой дорогой мы сюда пришли?

— Налево, — Лытка поднял голову. — Я еще чуток на тебе полежу, а потом своими ногами пойду.

— Хорошо. Только дорогу смотри, у меня до сих пор в глазах двоится.

* * *

— Ты, Взметень, теперь мне по гроб жизни обязан, — Лытка тяжело опустился на скамью и сцепил пальцы в замок.

Взметень не спал, сидел за столом и угрюмо смотрел в полупустую кружку. Полночи ждал, когда вернется Бьорн.

— Рассказывай, а потом поглядим, по гроб или не по гроб.

Лытка кивнул и налил себе пива.

— Выпью только. Ты, Взметень, знаешь, что я не робкого десятка, но страху натерпелся превеликого. Очухаться надо бы.

— Ну, чухайся. Только быстрее.

Взметень смотрел, как дергается кадык Лытки во время питья, и ждал рассказа. А рассказать Лытке, судя по усталой роже и мокрой одежде, было что.

Они вернулись тихо, молча разошлись — Бьорн к себе в комнату, где, не смыкая глаз, ждала сына мать, а Лытка в общую, будто бы спать, а на самом деле переждать, когда Бьорн закончит утешать взволнованную и расплакавшуюся от облегчения женщину. И теперь вот он, сидит перед Взметенем и дует пиво. Знает, зараза, что настал его звездный час, что выпал ему счастливый миг хоть на секундочку возвыситься над главарем. Соображает, рыжая харя, что сейчас Взметень ни бить его не станет, ни прерывать, ни торопить, ни командовать — заинтересован вожак в рассказе. Больше, чем в поучении помощника.

— Ну, стало быть, так.

Лытка отставил от себя пустую кружку, не рискнув налить вторую, за что Взметень мысленно похвалил первого помощника. Не зарывается, знает меру, понимает, что нельзя с делом затягивать и вожака ждать заставлять.

Взметень улыбнулся, мысленно отметив, как дернулась щека Лытки, и сообразил, что улыбка его всегда походила на волчий оскал. Да сейчас он и чувствовал себя волком. Волком, бредущим по следу жирной сладкой добычи.

— Что ему сказали духи?

Лытка оглянулся, проверяя, не подслушивает ли важный разговор какой-нибудь не вовремя проснувшийся товарищ, а потом наклонился ближе к Взметеню и быстро зашептал: