Красный броневик

Миша почувствовал в горле ком и прижал руку ко рту, сдерживая рвотный позыв. "Бежать!", — кричала каждая клетка его тела, каждая извилина мозга, но он словно врос в землю. Страх сковал ледяными цепями, мешая сделать даже один единственный шаг...

— А вот еще случай был, — разглагольствовал между тем один из "врачей", меняя окровавленный скальпель на длинные щипцы с изогнутыми краями, — Логвин из отдела аномалий отказался даже от жидкой пищи. Вы представляете, Айртюн Гургенович? Так вот, он даже... Эй! — парализованный страхом Миша не сразу сообразил, что "Эй" относится к нему. Зато это понял подопытный. Он полоумными глазами вперился в замершего на пороге Белова, задергался пуще прежнего и взвыл дурниной. Миша вцепился в косяк — ноги подогнулись, перед глазами поплыли круги, когда сторонник лечебного голодания с блестящими щипцами в руках двинулся к нему.

— Вы что тут делаете? Вас не должно здесь быть!

Прежде чем Белов успел что-либо сообразить, врач вытолкнул его в коридор и захлопнул дверь. Щелкнул замок и неспешная беседа, сопровождающаяся душераздирающими стонами, возобновилась....

Ничего не соображая, Миша неуклюже попятился назад и вскрикнул, наткнувшись на преграду. Ей оказалась очередная кадка с огромным фикусом. Туда-то и отправилось скудное содержимое Мишиного желудка...

Глава восьмая. Джеймс Анатольевич Бонд

Миша шел по коридору. Его трясло. Шатало. Ватные ноги с трудом несли тяжелое тело. Длинные лампы танцевали перед глазами. Свет прыгал, дрожал, дребезжал. Потолок кружился. Все это, вкупе с мерзким привкусом рвоты во рту, вызывало новые и достаточно сильные приступы тошноты. Сознание отказывалось понимать происходящее. Одна мысль особенно терзала: почему врачи-мясники пощадили его? Не схватили, не убили, а отпустили? Может быть, он ошибся, и в кошмарном, на первый (да и на второй) взгляд, зрелище не было ничего предосудительного? Так или иначе, одно Белов знал наверняка: надо забирать Лису и драть отсюда когти, пока не поздно. Лучше всего возвратиться в тот огромный холл и попробовать спуститься на самый нижний уровень.

Собравшись с силами, он ускорил шаг и устремился к женскому туалету. Несмотря на закостенелые предрассудки, Миша нажал на ручку, влетел внутрь и яростно зашептал: — Сазонова! Кончай прихорашиваться, уходим немедленно!

Но Сазоновой в туалете не оказалось. Как собственно, и самого туалета: ни кафельных стен, ни зеркал, ни рукомойников, ни кабинок. Вместо этого — длинные столы, заставленные какой-то техникой. Миша чертыхнулся — он банально ошибся дверью. В этом проклятущем месте немудрено заблудиться! Белов навострился уже выскочить обратно в коридор, опасаясь встречи с новыми "добрыми докторами", но машинально скользнул взглядом по оборудованию, нагроможденному на лабораторных столах, и застыл...

— Японский леший! Да это же Instron три тысячи шестьсот девяносто девять! — Миша не удержался, подошел к испытательной машине, точь-в-точь такой же, как у них с Леськой на кафедре, и принялся рассматривать. — С ума сойти! Ну нифига себе!

Изумлению Миши не было предела. Помимо инстрона в комнате он обнаружил огромное количество самого нового сверхсовременного лабораторного оборудования: металлографические и электронно-ионные микроскопы, лазерные комплексы, микротвердомеры последнего поколения, высокотемпературные печи, не знакомые Мише генераторы и молекулярные преобразователи частиц, бесконтактные профилометры, спектрометры и многое, многое другое.

Миша ахал, охал, цокал языком и качал головой. Как же? Откуда? Откуда же на этой совковой базе такое богатство?

Ответ не заставил себя ждать. Рассматривая очередной новомодный микроскоп, Миша разглядел на его гладком хромированном боку надпись: "Сделано в СССР".

Белов так и сел. Благо, высоких лабораторных табуретов здесь было в избытке.

— Нет ну это ересь какая-то, — пробубнил он, скребя в затылке. Да неужели это чудо техники собрали еще до тысяча девятьсот девяносто первого года? Или когда там Союз развалился? Да ну... Бред, да и только!

С этой мыслью Мишка вскочил на ноги и принялся тщательно осматривать остальные прибамбасы. Нет. Все верно — везде, рядом с аккуратно наклеенными инвентарными номерами, точно такие же гравировки: "Сделано в СССР".

— Бред... — повторил Миша свою мысль вслух и двинулся к единственному столу, не занятому аппаратурой.

А стол этот словно только и ждал его. Рядом с кипой исписанных синими чернилами бумаг лежала одинокая пачка сигарет. Миша взял ее в руки. Покрутил. "Наша марка"... Что за "Наша марка"? Да пусть хоть что! Пачка почти полная, а ему так мучительно сильно хочется курить! Но что это? Взгляд сам собой зацепился за чертежи и схемы, нарисованные от руки на пожелтевших листах. Было в них что-то до зубовного скрежета знакомое. Родное. И в то же время непостижимое. Белов взял в руки лист, потом другой, третий...

— Матерь Божия... — одними губами прошептал он. То, над чем трудились физики разных поколений было здесь... То, что вызывало самые острые споры в современном научном мире, было доказано здесь, на этих заляпанных чернилами листах! Подробное описание экспериментов и порядок их проведения, формулы, расчеты, итоги, возможные ошибки и результаты — бери да делай! Становись новым Эйнштейном, Курчатовым, Кюри, Ван-Дер-Ваальсом! Прямо-таки нобелевская премия на блюдечке с голубой каемочкой...

Миша заскрежетал зубами и огляделся. Леська там одна... И "добрые доктора" совсем рядом... Но... Но...

Без малейших колебаний Белов выхватил смартфон из внутреннего кармана пиджака. Зарядка еще держит. Связи по-прежнему нет, зато работает все остальное. До чего полезный телефон!

Белов принялся тщательно фотографировать каждый лист, каждую схему, каждый кособокий рисунок и чертеж. Миша чувствовал себя тайным агентом. Эдаким Джеймсом Бондом, который, рискуя жизнью, похищает сверхсекретную информацию.

Ему понадобилось не меньше получаса, чтобы сделать снимки. Скоммуниздить подлинники Миша так и не рискнул, хотя мысль такая была. Подозрительный шорох за дверью заставил его порывисто выпрямиться. Что-то щелкнуло. Миша замер с телефоном в руке. Снаружи кто-то осторожно нажал на ручку двери, и та бесшумно приоткрылась...

Глава девятая. Новый поворот

За короткие секунды вся жизнь промелькнула перед глазами: крохотная комнатушка в коммуналке, ласковая мамина улыбка, первый велик, школа, первый поцелуй и первая драка, университет и первая сильная влюбленность — в науку, аспирантура, защита, Олеся...

Миша дрожал. На лбу выступила испарина. К горлу подкатил ком. Белов уже чувствовал, как сильные пальцы тисками сжимаются на запястьях, и "добрые доктора" в забрызганных кровью халатах, волокут его, вопящего и брыкающегося, по мрачному коридору. Он ощущал прикосновение холодной стали к своей плоти, видел хищный блеск в глазах врачей-мясников, слышал их перешептывания... Дверь открылась еще на дюйм... На пороге возникла Сазонова...

Полтора часа в туалете рыжая секретарша провела с явной пользой: смыла раскисшую косметику, расчесала сбившиеся в колтун волосы и собрала высокий хвост.

— Ты где бродишь? — сердито зашипела она и зацепилась взглядом за телефон, зажатый в Мишиной руке. — Ты что тут делал?

Миша стушевался и почувствовал, что краснеет. Минуту назад он был тайным агентом, а теперь ощущал себя двоечником, которого учитель поймал со шпаргалкой в руке. Что за бред! Надо сказать ей. Сказать правду! И он скажет. Просто не сейчас. Позже.

— Я... — протянул он, сконфуженно переминаясь с ноги на ногу. — Я...

— Ты звонил Зубру? — болтушка Олеся сама подсказала ответ.

— Да.

— Ну? — Лиса уперла руки в бока и нетерпеливо уставилась на него.

— Связи нету, — буркнул Миша и двинулся к выходу. — Пошли отсюда.

— То есть как — пошли? А как же...

— Пошли я говорю! — сказал Белов неожиданно резко. Так или иначе, рассказывать Леське о странных живодерских опытах, невольным свидетелем которых он стал, Мише не хотелось. Они на кафедре и так слишком часто забывали, что она все-таки — женщина, которую надо беречь...

— Ты уверен, что мы пришли отсюда? — тараторила Сазонова. — Точно? Сто процентов? Может, повернули не туда?

Миша флегматично почесался. Повернули-то они туда. И пришли туда. Только вот... не помнил он этой развилки в самом начале мрачного коридора. Не помнил, хоть ты тресни! И Леська тоже не помнила. И от этого становилось не просто страшно, а жутко.

Белов нервно сглотнул и взялся за ручку дубовой двери, той самой, которая привела их сюда. Еще немного и они вернутся в ярко-освещенный холл. Вернутся и непременно найдут выход. Дверь поддалась, отворилась и... Ба-бац!

— Ай! Ах, ты ж ... твою ж мать! — вскрикнул Миша, запоздало отскакивая в сторону.

Сверху на него, с лязгом и грохотом, рухнуло блестящее жестяное ведро вместе со шваброй-ленивицей. От жестянки Миша еще успел увернуться, а вот древко швабры пребольно заехало по лбу.

— Что за блядство? — риторически поинтересовался Белов, потирая уже не затылок, а ушибленный лоб.

За дверью, вместо украшенного флагами и плакатами коридора, оказалась тесная и темная кладовка, "под завязку" забитая бесполезным барахлом. Чего там только не было! Пустые картонные коробки громоздились рядом с пятилитровыми баклажками, засохшие грязные тряпки торчали из замызганных ведер и ярких пластмассовых тазиков, лохматые веники угрожающе топорщились, гирлянды кучерявых металлических губок празднично переливались, намекая на близость самого долгожданного праздника...

Сазонова прыснула со смеху. Смех этот казался неуместным и неестественным в окружающей их гулкой пустоте. Мишу передернуло.

— Говорю же, — утирая выступившие слезы, проверещала Лиса, — свернули не туда. И развилка эта была, просто мы её не заметили и всё тут!

— И всё тут... — эхом повторил Белов. — И всё тут... И что ты предлагаешь?

— Ну... выбор-то у нас не велик, — Олеся отступила назад на пару шагов и оказалась как раз на появившейся из ниоткуда развилке. — Либо туда, — указала она в темноту загадочного коридора, — либо обратно, к туалету.

К туалету... Нет, к туалету Мише возвращаться совсем не хотелось. В ушах до сих пор раздавались леденящие душу стоны и завывания несчастного подопытного вперемешку с жужжанием адской разделочной машины.

Миша вздохнул и угрюмо кивнул в сторону незнакомого поворота...

Глава десятая. Минотавр Лукич

Эхо играло со звуком. Каждый осторожный шаг превращался в топот сотни ног, каждое слово — в многоголосый хор. Высокие потолки уходили в темную бесконечность. Редкие, аскетического вида, светильники сиротливо мерцали на серых стенах. И — ни одной двери! Жутко. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что зря они не вернулись к туалету. Миша мотнул головой, пытаясь оправдать себя — при любом раскладе они всегда могут повернуть назад.

— Опять направо, — устало констатировала Сазонова. Поначалу она бодрилась и даже шутила, вспоминая, как они в позапрошлом году ухитрились заблудиться в МГУ, но теперь заметно приуныла.

Коридор петлял, навевая мысли о сказочных лабиринтах, из которых нет выхода.

— Теперь налево... — глухо пробубнил Миша. — У тебя случайно нет мотка ниток?

— Конечно есть! Всегда ношу с собой! — раздраженно фыркнула поникшая Леська. — А мое второе имя — Ариадна!

Миша грустно усмехнулся:

— Надеюсь, минотавры нам тут не встретятся. Все-таки редкий зверь... Хотя кто знает?

— А наши теперь уже и горячее съели... Интересно, что там сегодня подавали на горячее? Валя говорил, рыбу хотели... Как ты думаешь, нас будут искать?

Белов тут же остановился. Положил руки на тонкие Леськины плечи, заглянул в блестящие зеленые глаза и самым серьезным тоном, на который только был способен, сказал:

— Непременно.

— Ты уверен?

— Да, — Миша понял, что необходимо срочно сменить тему. — Кстати, давно хотел тебя спросить...

— Мм?

— А что у тебя с Пономаренко?

— С Пономаренко? А что с ним?

— Ну... — Миша замялся. Он не любил сплетни. — Говорят, ты ходила с ним на свидание в четверг.

— С этим прыщавым самодовольным сосунком? — возмутилась Олеся. — Ты что, Белов, совсем с дуба рухнул? Он меня бесит донельзя! Кроме спеси — так, один пшик.

Миша улыбнулся и дружески приобнял Сазонову. Как чудесно, что их донельзя бесят одни и те же люди, что им нравятся одни и те же фильмы, что пьют они исключительно "Дербент", а выпив — хором поют "Наутилуса"... Почему, ну почему они до сих пор просто друзья? "Наверное, потому, что я — идиот", — грустно подумал Миша, очередной раз свернул направо, и тут же врос в землю...

— Ты чего? — недоуменно уставилась на него Лиса.

— Дверь.

— Какая дверь? Нет никаких дверей, — Сазонова так отчаянно закрутила головой, что рыжий хвост хлестнул по побледневшим Мишиным щекам.

— Там, — Миша поднял руку. — Наверху. Дверь...

Каким-то непонятным, нелогичным образом дверь оказалась именно наверху. Никак не ниже трех метров от пола. Никаких лестниц — ни пожарных, ни приставных, ни веревочных — вокруг не наблюдалось. В другой раз Миша посмеялся бы, сфотографировал это чудо и выложил в сеть с надписью, типа: "Эту страну не победить", но теперь было не до смеха...

Раздался тихий щелчок, и ручка двери медленно повернулась...

Миша сгреб Лису в охапку и, предусмотрительно зажав ей рот ладонью, оттащил за угол.

В темном проеме появилась голова. Мужская. Блестящую лысину обрамляли короткие седые волосы. Косматые белые брови хмурились. Глаза прятались за толстенными линзами монументальных очков в роговой оправе. Роскошным усам незнакомца мог позавидовать даже Чапаев. На этом сходство с человеком заканчивалось — вслед за головой появилось тело... Шесть длиннющих рук (не лап, не щупалец, а именно рук) ловко перемещали старика по отвесной стене, нарушая законы гравитации, а вместо ног болталась пара втиснутых в подвязанные брючины обрубков. Монстр был в синей спецовке. На груди поблескивал пластиковый бейджик: "Лукич".

От страха у Миши закрутило в животе. Олеся дернулась в его руках, но не издала ни звука.

Старикан зыркнул в одну сторону и, еще больше нахмурив седые брови, в другую. Как раз туда, где они с Лисой притаились.

Белов нервно сглотнул: пропали! Заметил!

Но Лукич не спешил бить тревогу. Он крякнул, неторопливо почесался, и одна из его многочисленных рук отправилась за пазуху...

Миша закусил губу. Сейчас... сейчас... Что там у этого паука? Бластер? Рация? Пэ эм в конце концов? Всё им конец! Белов обреченно зажмурился.

Чиркнула спичка, и вспышка заставила Мишу открыть глаза. Из внутреннего кармана Лукич извлек... пачку Беломорканала. Прикурил папироску. Смачно, аппетитно затянулся и пустил дым кольцами. Одно, второе, третье... Они уплывали вверх и растворялись в темноте.

Глава одиннадцатая. Чудесное спасение

Мишу оглушал стук собственного сердца. Еле слышное прерывистое дыхание Леськи казалось рокочущим грохотом водопада. Белов вжался в стену и неотрывно следил за шестируким инвалидом. Заметил? Нет. Не похоже...