— Сколько же тебе годков-то? — спросила она и, положив голову на ладонь, облокотила руку о стол и посмотрела на Виктора так, что ему стало не по себе. Во взгляде было столько радости и печали одновременно, что хотелось снова заключить её в объятия и целовать, целовать до одури. Он даже чуть не поперхнулся, и лишь усилием воли, справился и произнес:

— Сколько дашь, на столько и выгляжу.

— Сорок?

— Почти угадала, сорок два. А тебе?

— Женщинам такие вопросы не задают.

— А всё же?

— Положим тридцать пять.

— Ну, для своего возраста ты тоже отлично выглядишь.

— Что ты говоришь, мог бы и побольше комплиментов в мой адрес сказать.

— А они тебе нужны?

— Да, в общем-то, нет.

— Тогда о чем речь. Главное не возраст. Иной мужик нынче еще и тридцатку не разменял, уже к доктору бежит. Ой, помогите, не стоит, без таблеточки никак. А всё почему? Жизнь такая. Мозги забиты только одним, как деньги заработать. Сидит в своей конторе с утра до ночи, на шефа горбится, а потом приходит домой, а его на бабу и домкратом не поднять. Вот он и хватается за таблетки. Одну, другую, а потом всё, как допинг. Глядишь и к тридцатнику импотент.

Тамара рассмеялась.

— Ты прямо философ. Может обманываешь меня, вовсе ты не спец по укладке мрамора?

— Какой из меня философ, так, размышления вслух. Был работягой им и помру. За день поработаешь физически, вечером приходишь домой, конец стоит, как вкопанный, возбуждать не надо. А всё почему, потому что тело работало, напрягалось физически, но вместе с тем эмоционально сохранило энергию для секса.

Тамара снова рассмеялась.

— Это ты сам придумал, или где вычитал?

— Не, не сам, Василич у нас старший мастер всегда так говорил. В прошлом году на пенсию вышел. Вот мужик, до шестидесяти пяти у нас проработал, а до последнего дня, как увидит бабенку, так говорит. Ну вот мужики, конец встал, какая тут работа. Нет мужики, до вечера надо чтоб баб рядом не было, вот тогда вечером настоящая работа в постели будет. А когда, то встанет, то опадет, это только во вред организму.

— Может и прав ваш Василич, — она неожиданно протянула руку под стол и, дотронувшись до него, сказала:

— Ты вроде как уже зреешь, или я ошибаюсь?

— А ты сама определи.

Она встала и, подойдя к нему, скинула с себя халат и опустилась на колени. Он слегка приподнялся, и она быстрым движением стянула с него трусы. Он был возбужден, и она это видела. Осторожно коснувшись губами, она лизнула его, потом, словно боясь чего-то еще, и еще раз.

— Ты чего первый раз что ли?

Она подняла глаза и как-то по-детски ответила:

— Ага.

— Да Тома, с тобой не соскучишься. Ты чего из провинции, что ли вчера приехала? Так ведь и там девки про минет давно знают, и умеют лучше городских.

— Может быть, — снова тихо и словно извиняясь, ответила она.

— Ладно, это успеется еще, — и он взял её за руки и, приподняв, усадил прямо себе на колени, при этом, опуская, осторожно вошел в неё. Она обхватила его за шею и стала неистово целовать, пытаясь двигаться вверх вниз. Виктор крепко держал её за спину. Потом приподнялся и понес в спальню.

Время пронеслось так быстро, что незаметно наступил вечер. Он стал посматривать на часы. Было начало девятого. Надо было собираться домой, так как понимал, что Люська закатит скандал если слишком поздно вернутся.

— Тебе пора? — спросила Тамара, заметив его взгляд в сторону часов.

— Да, обещал к шести...

— Я не держу, — с грустью в голосе, произнесла она, и закусила губу.

Виктор молча оделся, подошел к двери и обернувшись, произнес:

— Ну, я пошел?

— Иди, — ответила она, стоя напротив и облокотившись о косяк арки.

Он подошел к ней, крепко поцеловал в губы и произнес:

— Запиши свой номер телефона.

Она чиркнула ему номер на клочке бумаги и сунула в карман рубашки.

— А имя чего не написала?

— А вдруг жена найдет, зачем тебе лишние расспросы.

— Красивая ты все-таки. И как таких баб мужики бросают, не пойму?

— Знать не в красоте дело.

— А в чем?

— Не знаю.

— Ну и дурак.

— Как знать. Так ведь..., — она замолчала, не договорив фразы, и только затем добавила, словно пересилив себя, — Может, оставишь телефон мобильного?

— Да у меня сломался, все никак не куплю новый, запиши рабочий, — и он продиктовал ей номер.

Она записала номер и осталась стоять с зажатой в руке бумажкой. Виктор повернулся и молча вышел. Тамара закрыла за ним дверь и, облокотившись об неё спиной, почувствовала, как слезы сами собой навернулись на глаза.

— Все вы одним миром мазаны. Одно слово, сволочи, только жить без вас тошно, — и тихо опустилась на пол, утирая рукой слезы, неудержимо льющиеся из глаз.

Глава 2

Виктор позвонил, и дверь открыла Света.

— Привет, пап.

— Привет, как дела?

— Все нормально.

— Мама дома?

— Ага.

— А Полина?

— Сидит, уроки делает.

— В субботу, уроки?

— Она двойку по математике получила, вот её мать и наказала. Расхлюптелась, но сидит задачки решает.

— Понятно, а у тебя как дела в школе? — спросил он, снимая ботинки и ища тапочки.

— Нормально. По истории четыре, и трояк по физике.

— Что так?

— А че, тебе эта физика очень нужна?

— Нужна, не нужна, просто, для себя приятно, кода тебе ставят пять или четыре.

В этот момент в коридоре показалась жена Виктора, Люся.

— Здорово, ты чего так поздно? Мы тебя к шести ждали?

— Да пока то, пока сё. Без транспорта сама знаешь, быстро всё не решишь. Дважды пришлось за материалом съездить. Вчера малек с мужиками выпили.

— Так и скажи, поддали, а то за материалом ездил. Водки, небось, не хватило, вот и мотался, а потом пока проспались, обед наступил, точно?

— Вроде того, — Виктор сделал виноватый вид и почесал затылок.

— Ладно, иди есть, я там картошки нажарила.

Виктор понял, что гроза миновала, и быстренько отправился в ванну мыть руки.

Есть особенно не хотелось, но он пересилил себя и съел картошку с курицей и потом выпил чай с баранками, которые горкой лежали в вазе на столе.

— Как там дела-то на даче? — спросила Люся.

— К следующим выходным обещали закончить, — прихлебывая чай, ответил Виктор.

— Обещали, или действительно закончат?

— Да нет, должны закончить. Они уже половину крыши обшили.

— А терраса как?

— И с терраской все нормалек. Фундаментные столбы сделали и каркас выставили.

— Так ты как с ними договорился, мы в субботу поедем или в воскресенье?

— В субботу.

— Ладно, иди мойся и пошли спать.

— Че так рано-то? Время еще одиннадцати нет.

— Так поди устал с дороги-то, — ехидно произнесла Люська и отвернулась.

— Сейчас, пойду, посмотрю, чего там Полина делает.

— Полинка твоя, двойку по математике схлопотала.

— Ничего, бывает.

— Во-во, потакай больше. Что значит ничего? У неё что, мозгов нет? Я посмотрела, элементарная задачка, так она такого нагородила.

— Да ладно тебе.

— Нет не ладно. Пусть сидит и пока всё не сделает, никакого ей телевизора и улицы.

— Телевизора понятно, а улица-то тут причем? Что же ей теперь всё воскресенье дома сидеть? Да и время уже сколько, сама же сказала, спать пора.

— Ничего, посидит.

Виктор хотел сказать, — ну и стерва же ты иногда бываешь, Люська, — но вместо этого произнес:

— Зря ты так. Подумаешь, двойку получила. Я тоже двойки получал, и ничего вырос и вроде дураком при этом не стал.

— Правильно, не стал. Только время было другое. А теперь, если у тебя образования нет, так и денег шибко много не заработаешь. Ты вот раньше, сколько получал, и сколько теперь? А было бы образование, сидел бы каким-нибудь начальником в своем тресте.

— Ладно тебе плакаться.

— Что плакаться, скажешь, зря болтаю? Ну, скажи, чего насупился, как сыч.

— Сама ты насупилась.

— Конечно, как только я о деньгах заговорю, так тебе не нравится. Ты вот в прошлую зарплату сколько принес? Забыл? Двадцать девять с половиной. Это что, зарплата?

— Да тебе всю жизнь денег не хватало, — зло произнес Виктор, понимая, что разговор перерос в очередной скандал и причиной тому, наверняка стал не его поздний приезд с дачи, а болтовня тещи относительно того, что все дорого, а денег мало. Валентина Михайловна, могла на редкость умело рассказать о походе в магазин и перевести беседу в русло цен и связать это с зарплатой зятя. Поэтому Виктор отлично понимал, откуда ноги растут сегодняшнего Люськиного разговора на эту тему. С тех пор, как умер свекор, теща сильно изменилась и, что обиднее всего, в худшую сторону. Стала на редкость сварливая и жадная до денег. Виктора это жутко злило, но ничего поделать он не мог, так как квартира, в которой они жили, была тещи и покойного тестя.

Виктор косо посмотрел на жену и промолчал. Встал из-за стола и пошел проведать Полину.

Полинка сидел за письменным столом, и старательно писала что-то в тетради.

— Привет.

— Здравствуй папа, — тихо произнесла она.

— Ну как, пыхтишь?

— Ага.

— Бывает. Много еще осталось, а то время позднее?

— Еще две задачки осталось.

— Помочь?

Она с благодарностью посмотрела на отца и прочла в его взгляде сочувствие и одновременно отцовскую любовь.

— Пап, посмотри, вот тут, никак не могу понять, — она пододвинула к нему учебник. Он прочел условие задачи. Она была не очень сложная, и он стал объяснять, почему у неё никак не получалось.

— Поняла?

— Да.

— Вот видишь. Давай заканчивай и скажи маме, что все сделала, — и он нежно поцеловал дочь.

— Пап, а мне завтра можно будет посмотреть телевизор?

— Ты у мамы спроси, но я думаю, что можно, а я похлопочу, — и он подмигнул ей.

Виктор вышел из комнаты и направился в ванную. Стоя под горячим душем, вдруг вспомнил про Тамару и подумал: "Кто его знает, может в жизни она тоже стерва порядочная, вроде моей, но вчера в постели мы хорошо с ней позабавились".

Он закрыл глаза и в памяти всплыл вчерашний день и ночь перед этим.

Его раздумья прервал стук в дверь, и Люськин голос:

— Эй, ты там скоро, я тоже помыться хочу.

— Да-да, сейчас выхожу, — крикнул он.

Виктор лежал на кровати и перелистывал газету "Толстушка".

— Слышь, Люсь, чего пишут в газете. Киркорова хотят лишить звания заслуженный артист и все из-за этого скандала с журналисткой.

— Да ему на это звание сто раз насрать. Он что без него не проживет?

— Проживет, не проживет, но всё-таки.

— А я тебе говорю, ему наплевать.

— Может быть. Слушай, а вот еще чего пишут, что в Интернете собирают подписи, именно с этой целью.

— Делать людям не чего, вот и собирают. Реклама это всё, поверь мне.

— Может и реклама, так ведь журналистку-то он и впрямь послал.

— Господи, да они хоть кого пошлют и глазом не моргнут. Ты для них кто, таракан. Им от тебя одно нужно, чтобы ты деньги им принес, купив билет на концерт, а больше им ни хрена от тебя не надо.

— Чего ты злишься?

— Ничего я не злюсь. Спи, давай.

Виктор сложил газету и перекинул её через лежащую рядом Люську, на журнальный столик.

— Слушай, а что-то я Валентину Михайловну сегодня не видел?

— Вспомнил. Между прочим, мама болеет.

— Да, а что с ней?

— Давление у неё.

— Сколько двести двадцать на сто двадцать семь? — произнес Виктор, и тут же пожалел, что произнес такую фразу.

— Знаешь что, — Люська перевернулась на спину, — это, между прочим, моя мать. И у неё действительно гипертония. Я заметила, ты каждый раз стараешься сказать мне о ней какую-нибудь гадость, как только разговор касается её здоровья. Между прочим, она тебе ничего плохого, не сделала.

— Но и ни чего хорошего тоже, — в запале произнес он.

— Да?

— Да.

— А кто с твоими дочерьми сидел?

— С нашими.

— Ну, с нашими.

— Вот я и говорю. С детьми сидела теща, но не со мной. Лично для меня она ничего хорошего не сделала. А вот тыкать меня носом, что я мало денег зарабатываю, это у неё отлично получается. И, между прочим, каждый раз из-за этого у нас скандал случается. Ты не заметила?

Люська снова перевернулась на другой бок и промолчала. Она сама отлично знала, что мать заводит её, и она не раз просила её не начинать разговор на эту тему. Однако всё было бесполезно.

Виктор посмотрел в сторону жены и решил, что пришла пора к перемирию, поэтому просунул руку ей под рубашку и, нащупав сосок, слегка покрутил пальцем, а потом сжал грудь и произнес:

— Люсь, ну что ты набросилась сегодня на меня. Нет, чтобы поцеловать, спросить, как я доехал и все такое. Прямо как не родная. Так глядишь, скоро скажешь я и в постели с тобой плохой.

— В постели ты как раз нормальный.

— И только?

— А какой ты?

— Ну не знаю, — он вспомнил слова, которые сказала ему Тамара, и произнес, — я как матросик после дальнего плавания.

— Чего? — Люська рассмеялась и повернулась к нему лицом, — матросик, сказал тоже, — а сама уже засовывала ему руку в трусы.

— Ты чего?

— Да ладно тебе, пощупать нельзя что ли? — шепотом, сказала она, теснее прижимаясь к нему.

— Нет, просто не так сильно.

— Ой, какие нежности, лучше делом займись, — и она, откинув одеяло, сняла с себя ночнушку, легла рядом, потом вспомнила, что забыла погасить свет, повернулась и выключила настольную лампу. В этот момент она почувствовала, как он оказался на ней, а она потянулась рукой и натянула одеяло.

— Ты чего, жарко.

— А вдруг кто войдет.

— Да время уже начало первого.

— Ну и что, все равно, — и она, потянув его рукой за шею, стала целовать.

Минут через пятнадцать они лежали в блаженной истоме. Одеяло валялось на полу, но она не обращала на него внимание. Виктор смотрел в потолок, на котором то и дело мигали всполохи теней от проезжавших по улице машин. Эстакада была чуть ниже уровня окон, и от этого возникали блики.

— А что, Люська в постели тоже ничего, пожалуй, даже лучше Тамары будет. Да это и понятно, как-никак пятнадцать лет с ней живем, — размышлял про себя Виктор, — Все знает, всё умеет, ничему учить не надо. Вот только характер гавнистый. Как начнет зудеть, так хоть из дома беги. Пару раз не выдерживал и сбегал к друзьям. Через пару дней возвращался. Скучал без дочерей. Собственно из-за них и терпел. А как три года назад свекор умер, и теща стала подначивать жену, что, дескать, денег мало, так и вовсе скандалы участились. А вот дочери у него славные. Ей богу. Ну, куда я пойду от них. Люська тогда на них переключится и так затюкает, что еще до окончания школы они какой-нибудь фортель отмочат, и кто в этом виноват будет? Конечно он. Нет, бросать Люську нельзя, из-за детей никак нельзя. Блин, кто бы знал, что тесть помрет, а у тещи так характер изменится? Интересно, а Люська к старости, такая же станет?

— Ты чего размечтался? — прервала его мысли Люська, — Давай по-тихому иди в ванну.

— Сейчас.

— Не сейчас, а иди, время уже сколько, я спать хочу.

Виктор встал и отправился мыться.