С Пашкой мы знакомы ещё с детской песочницы, так как выросли в одном дворе. Нет-нет, не с Пашкой, а с Павлом Андреевичем Смирновым. В этом году, ему, как отличившемуся при выполнении Государственного задания досрочно дали капитана 3-го ранга. Это когда наш БПК, на котором Пашка был штурманом, в районе Аденского залива пиратов гонял. А ведь этот, любитель живности, о военной карьере и не мечтал, а уже каптри. А я, блин, свою мечту похерил. Так вот, когда у него случался отпуск, то он тут же ехал в Питер к родителям. А когда Пашка приезжал, то я, по такому случаю, на несколько дней брал отгулы. И вот тут-то мы с ним оттягивались по полной. Но, последние четыре года, он только на несколько дней заглядывает к родителям в Питер. Это происходит, или по пути со своего Севера на юга, или по возвращении. И всё из-за того что друг мой женился, и, даже потомством обзавёлся, в виде замечательной дочурки, и теперь возил своих женщин погреться на пляжах южного моря. Так что, пришлось от зависаний в кабаках отказаться, заменив их вполне приличными посиделками в домашней обстановке, так сказать, в узком семейном кругу. И время мы, в основном, проводили больше за разговорами, а не за употреблением крепких горячительных напитков, так как наши 'половинки' Светланка с Алёнкой, активно пресекали подобные поползновения, установив жёсткий лимит в 'двести грамм на рыло'. Я ещё раз повторюсь — 'крепких'. Но, слава Богу, есть ещё и 'не крепкие' и 'не совсем крепкие'.
Так вот с Павлом мы и правда знакомы с детской песочницы, так как в ней и познакомились когда нам было года по четыре. Учились в одной школе, сидели за одной партой целых десять лет, и ещё пять лет в училище. До училища Пашка рос спокойным неконфликтным пацаном. Это я был главным заводилой двора с шилом в заднице и без страха в глазах. А раз я был такой сорви-голова, то и Пашку именно мне приходилось постоянно оберегать и защищать от всяких неприятностей, а уж про школьные времена и вспоминать ни будем. Может именно из-за того что он был таким тихоней он больше общался с животными чем со сверстниками не считая двух-трех товарищей не исключаю и себя. Дома Пашка целый зверинец содержал, хомячки, попугайчики, рыбки и даже одна заморская игуана жила. А когда он выходил гулять во двор, то за ним свора собак и кашаков увязывалась. И мечтал мой друг о том, как выучится на ветеринара и будет он лечить животных, и не только домашних, типа кошек собак, но и представителей дикой природы, включая тигров и львов. Мы конечно поддакивали ему, мол хорошее это дело лечить животных и даже опасное, если это будут дикие звери. Ведь и у нас были свои мечты, куда пойти учится и кем стать. А я мечтал стать офицером военно-морского флота, как мой дед. Вот и Пашку подговаривал к этому же, с Пашкой-то мы как два брата, всегда вместе, так может и в военно-морское училище пойдем вместе -думал я тогда. И так флот и только флот решил я. Да с его-то характером тигров и львов ему вряд-ли удастся полечить. Какое нафиг лечение зверей — тоже мне Айболит. Он же домашний мальчик, спокойный, покладистый. Если честно, я бы ни сказал что он совсем уж маменькин сынок, так как он ещё и умный и рассудительный. Будем делать из него настоящего мужчину решил я. И воплощая свой план, я где-то с пятого класса стал ненавязчиво так заражать его морской романтикой. И мне это удалось. Зная, что я брежу морем, и он понемногу начал увлекаться морской тематикой. А начиная со второго полугодья выпускного класса, я начал активно его агитировать пойти вместе со мной учиться в морское училище. Однако поначалу он начал отказываться, говоря, что поступить в ветеринарный институт это его мечта с детства. Лечить животных это именно для него, а вот море это не для него. Пришлось его немного постращать — а кто его будет, такого домашнего, в ветинституте оберегать от всякой шантрапы. После некоторого раздумья он высказался, что как-нибудь он и сам за себя постоит. Пришлось его долго убеждать в том, что именно море из него сделает мужественного, смелого, сильного, короче настоящего человека, а не работа в какой-то звероклинике. Но и это его не убедило. И тут я ему озвучил одну перспективу. Представь — ты выходишь в город на тебе курсантская форма ты сам из себя такой неотразимый мачо-сердцеед, да девки сами будут на тебя вешаться. Знай, они любят красивую форму и мужественных мужчин. А в училище из тебя обязательно сделают настоящего мужчину. Если будешь ветеринаром, да от постоянного нахождения на одном месте ты просто разжиреешь, что ни одна девка на тебя не посмотрит. Это я к тому, что Пашка несмотря на привлекательную внешность был слишком робким с женским полом и всегда тушевался перед девчатами. Просчитав все варианты за и против, он согласился на мой вариант. Я конечно в душе немного себя пожурил — такой-сякой взял и порушил пацану всю мечту стать Айболитом. Но как оказалось, это был ещё ни конец. Когда мы собрались ехать в училище сдавать документы он опять начал сомневаться в том, а правильно ли что он поступает и не будет ли он в дальнейшем сожалеть о своём выборе. Несмотря на его протесты и неуверенность в том что его примут, я, давя своим авторитетом и мускулами потащил его на набережную Лейтенанта Шмидта подавать документы во 'Фрунзенку'. И пока мы добирались до училища, мне приходилось настраивать его на позитивный лад, что всё будет хорошо и нечего мандражировать. А вот если что, хотя этого по моим заверениям не случиться, он не пройдет медкомиссию или он не сдаст экзамены, то может ехать в свою 'Богадельню' туда-то его обязательно примут. 'Богадельня' — это так в шутку называли ЛВИ 'Ленинградский ветеринарный институт' что располагался в бывшем комплексе зданий Благотворительных учреждений Ремесленного общества, в этот же комплекс входило и здание богадельни.
Что интересно, насчёт себя, я был абсолютно спокоен и был уверен, что поступлю. Так ведь и Пашка, несмотря на мандраж, и на мой взгляд хилое телосложение без всяких проблем поступил и на отлично закончил училище. (По прошествии пройденных за это время лет и при редких встречах глядя на него такого статного и мужественного мужчину я осознал, что не зря я так старался и всегда и везде тянул его за собой.) Из тихони и домашнего ребёнка он стал настоящим человеком, и к тому же морским офицером.
И вот два таких морских офицера красавцы лейтенанты решили напоследок, перед тем как они окончательно поменяют сушу на водное пространство морей, запастись впечатлениями за те два дня, что будут добираться до места службы на поезде. И набрались 'по самое не могу', особенно я.
А вот дальше для меня не слишком радостные воспоминания. Надо было послушать деда, как я всегда до этого делал. А он плохого никому и никогда не советовал. Возможно, моя жизнь пошла бы по-иному руслу. Однако вышло то, что вышло. Это путешествие на поезде для меня закончилось весьма печально.
К месту службы мы решили добираться на поезде. Можно было и самолетом, как на этом настаивал дед, что позволило бы мне провести дома ещё лишнюю пару дней. Будь я один, то, возможно, так бы и поступил. Ехали в купе в тёплой компании с ещё двумя такими же новоиспеченными лейтенантами, и, каждый, с большими планами на будущее. Естественно навеселе, ну как без этого. И, как всегда в таких случаях бывает, наши запасы горячительного закончились, а продолжения банкета жаждали все. Бросили жребий — кому двигать на поиски спиртного. И я, как самый 'везучий', отправился на его поиски. Нет никакого секрета, что в любом поезде помимо вагона-ресторана, если такой и имеется, у каждой проводницы вагона есть запас горячительного. Но тут вышел облом. У нашей, как раз за полночь, этот запас закончился. Чуток тётенька не рассчитала, и последнюю бутылку, за пару минут до моего прихода, такому же жаждущему толкнула. Однако она меня обнадёжила тем, что её закрома в скором времени опять пополнятся, но это будет через час. Вот только нам некогда ждать, потому что 'ну очень уж сильно надо было'.
По её наводке направился я дальше, и путь мой лежал через три вагона, к какой-то Фаине. Миновав пару вагонов и проходя через тамбур, я повстречал там тройку каких-то парней на вид 17-20 лет. Один из них стоял у двери, что была по правую сторону вагона, и попыхивал сигаретой, а на противоположной стороне ещё двое, как мне показалось, мило беседовавших с девушкой. Ну, беседуют и беседуют, мне-то какое дело. И уже взявшись за дверную ручку перехода между вагонами, я бросил оценивающий взгляд на девушку. Фигурка — есть на что посмотреть. Личико — тоже ничего. Но тут я обратил внимание, что в её взгляде то ли призрение, то ли страх. 'И с чего бы это она такими глазками смотрит на меня? Неужели моя физиономия так ужасно выглядит после нескольких граммов выпитой водки, что вызывает такой страх у какой-то тёлки' — с обидой подумал я. Я ещё раз оглядел её, но теперь выискивая в её фигуре изъяны, и тут мой взгляд заметил блеск чего-то металлического у её бока.
'Так это она не на меня так смотрела. Это из-за этих вот уродов у неё такой взгляд. Да тут значит, насилие над личностью происходит' — подумал я. 'Так-так, нехорошо с их стороны барышню железкой пугать'.
А так как моя сущность всегда была в неладах со всяким хамством и произволом со стороны всякой гопоты, и я всегда, ещё со школьной поры, стоял за обижаемых. 'Надо помочь' — решил я. Но их трое. Тот, что сейчас позади меня, я думаю, тоже из этой же гоп-компании. Ага, вышел из купе сюда покурить, и теперь изображает из себя подслеповатого, не видя приставания к девушке.
Надо в первую очередь обезвредить мордатого, что с ножом, а следом того, что стоит позади меня. Но вот только 'мордатого' перекрывает прыщавый хмырь, повернувшийся ко мне лицом. Вот же блин, как же тут мало места! Прикидываться пьяным мне не надо, и так заметно. Споткнувшись о мнимое препятствие, да, и, прилично мотающийся из стороны в сторону вагон этому тоже поспособствовал. Я, как будто ища равновесие, схватился руками за шею 'прыщавого'. 'Извини мужик, вагон мотануло' — проговорил я заплетающим языком в лицо 'прыщавому', уже открывающего рот для возмущения. Но вместо слов из его рта послышалось что-то наподобие мычания, и он начал хватать воздух ртом, а руками схватился за свои мятые яйца, так как я со всей силой въехал ему коленом между ног. Я тут же толкаю его на того кто был с ножом, и они оба падают на пол. Третий бросается на меня сзади, но, я, не оборачиваясь, бью его локтем в лицо, и он, разбрызгивая кровь из разбитого носа, отлетает обратно к двери. Я не знаю, что в этот момент думала девушка, но она так и стояла с открытым ртом, а глаза у неё от ужаса расширились, ну в точь-точь как у лемура.
'Что стоишь дура, а ну бегом отсюда' — крикнул я ей.
Я не понял, дошли ли мои слова до её сознания, однако она закивала головой быстро-быстро — ну, прямо, дятел на дереве, хотя всё также продолжала стоять, прижавшись к стенке не предпринимая никаких действий, чтоб покинуть тамбур. Понятно, ещё не очухалась девонька. После очередного моего окрика она наконец-то встрепенулась, глянув на валяющихся у её ног подонков, один из которых держась за свои отбитые причиндалы, подвывая корчился на полу, а вот второй что был с ножом уже начал подниматься, и девица перепрыгнув через него, рванула в вагон, благо путь туда оказался свободным.
А вот я, прежде чем продолжить свой путь дальше, решил обезопасить свой тыл, лишив мордатого его колющего орудия. Мордатый не успев встать, взвыл от боли, когда мой ботинок врезался в его предплечье 'отсушив' ему руку с ножом, который, после моего удара, оказался на полу. Вот только, на поверку, это оказался небольшой складень, годный только чтоб огурец порезать, хотя и им можно дырок понаделать в организме. Дальше этот нож переправился мною на площадку над сцепкой, где и канул куда-то вниз. Тут меня атакует 'подслеповатый', я вовремя успеваю поставить блок, под его летящую в мой пах ногу, но пропускаю удар правой в корпус. Тут же сам атакую его, но он оказался шустрым, и нацеленный ему в лицо кулак, только слегка задел его скулу. Но, возможно, на мой прицел и реакцию, повлияли граммов четыреста выпитой водки, а так же, не вовремя мотнувшийся, на неровностях дороги, вагон. К 'подслеповатому' присоединился 'мордатый', и, теперь передо мной было два противника. Из-за тесноты тамбура, им приходилось нападать на меня по очереди, а так они больше мешали друг другу. С двумя я, ещё мало-мальски справлялся, и несколько раз отправлял их, по очереди, в нокдаун. Но, когда к ним присоединился 'прыщавый', я потерпел поражение, так как скопом они меня завалили. Я не знаю, кто приложился по моей головушке, но 'свет в глазах выключили'.
Пришел в себя я где-то под утро, под откосом, с залитым кровью лицом, с огромной шишкой и содранной кожей на макушке, весь изодранный в драке и при падении. Всё тело вопило и стенало от боли, его как будто пропустили через камнедробилку. Да, неплохо они потоптались на мне, наводя блеск на своих штиблетах, — подумал я. Или же, это последствия моего, не очень удачного приземления? Думаю, что это всё вместе взятое. Самое скверное во всем этом, что у меня, после, видимо, непродолжительного полёта из вагона, при жёстком приземлении, была сломана нога, это я понял после того как попытался встать. Глянув на ногу я ещё больше в этом уверился, так как она сильно опухла. И как оказалось впоследствии, это был сложный осколочный перелом в двух местах. Оставаться на одном месте нельзя, и пока я ещё могу как-то двигаться, надо выбираться к людям, чтобы не загнуться в этой глуши — проскользнула мысль.
Я понятия не имел, далеко ли нахожусь от ближайшего жилья, и в какой стороне оно находиться. То что вдоль железки обязательно должно быть жильё об этом общеизвестно, но вот в какой стороне ближайшее я не знал. Так надо было ещё решить, мне вдоль насыпи по грунтовке или прямо по шпалам передвигаться. По шпалам опасно — поезд переедет — рассудил я здраво. Но прежде чем отправиться в путь по грунтовке на поиски людей и жилья я предпринял попытку привлечь к себе внимание. Подобрал палку и приладил на нею оторванный рукав от рубашки и давай махать этим подобием флага, проходившим мимо меня поездам, давая понять, что человек нуждается в помощи. Не знаю, привлёк ли я этим маханием кого-либо к своей персоне или нет, но сидеть тут на попе не было никакого смысла. Надо было двигать к жилью, к людям. А как? Ну, тут у меня всего два варианта. Скакать на одной ноге или как Маресьев — ползком. А что, сейчас ещё лето, значит, ни околею — подумал я тогда. А вот быть съеденным какой-либо зверюгой, подобный вариант я вполне допускал. У летчика хоть пистолет был, а у меня кроме подобранной сучковатой палки ничего. От одной зверюги, я бы возможно несколько бы минут и продержался, а дальше что. А если целая стая нападёт? Про топтыгина я и не заикался. Да и летом он, как я слышал, очень редко на человека нападает.
Забегая вперёд скажу, что мне повезло, если даже в ночное время пока я был в отключке, ни мишка косолапый, ни кто-то поменьше с клыками ни в ночное время, а тем более днем, когда я уже очухался, мною не заинтересовались. Зато меня чуть не загрызла мелкая и оттого очень злобная мошкара, а также противно пищащая женская половина комариного рода. А будучи городским, то к укусам этой злобной летающей твари я был очень чувствительным и оттого моё лицо и все находящиеся выпуклости на нём увеличились в объеме. Нос картошкой, ушам и чебурашка бы позавидовал. Да и остальным частям моего тела досталось изрядно, помимо того что оно и так пострадало в драке.
