Девушка смотрела ему в затылок, и выражение усталости, жалости и брезгливости на её лице медленно сменилось надеждой.
— Ты был дураком, Витти-Совратитель, — произнесла она. — Дураком, трусом и подлецом. Прошу, докажи нам всем, что мы ошиблись и в тебе ещё осталось что-то от прежнего командира Братства. Иначе...
Она замолчала, потрепала хозяина дома по макушке, повернулась и пошла к выходу. Вит с видимым трудом поднялся и поплёлся за ней — провожать.
— Постарайся как следует выспаться, — бросила она уже на крыльце, открывая зонтик. — На тебя смотреть страшно. И да, если ты встретишь Нама нетрезвым или с похмелья, можешь сразу начинать молиться. Всё. Удачи тебе.
Притихший на время их разговора дождь хлынул с новой силой, растворяя в себе тонкую фигурку Хамелеончика. Вит вздохнул, провёл рукой по волосам, и...
...проснулся в кресле. Немилосердно ныла затёкшая шея, за распахнутым окном занимался рассвет, а возле подоконника натекла эпических размеров лужа. Кот по имени Лис осторожно пробовал её лапой и громко жаловался окружающему миру на пустую миску и отсутствие внимания. Из-за окна ему вторил кашляющий лай тех же интонаций.
Хозяин дома выпрямился, покрутил головой, разминая мышцы, и принялся удовлетворять потребности зверья.
"Послезавтра", — звучал в мыслях нескончаемый набат. "Послезавтра".
* * *
2009 год. Июль. Санкт-Петербург, аэропорт "Пулково-2".
Международный рейс приземлился ранним утром. Немногочисленные встречающие оживились, по залу ожидания пролетел облегчённый вздох вперемешку с зевками и шелестом складываемых газет.
Невысокий худощавый юноша с красными от многосуточного недосыпа глазами напряжённо выпрямился в кресле. До того он сидел, сжавшись чуть ли не в комок, и что-то постоянно шептал себе под нос. Со стороны казалось, будто он молится.
— Чё, девчонку ждёшь? — Мускулистый красавец-брюнет, "мачо" в чёрной маечке-сетке и спортивных штанах, сидевший рядом, белозубо улыбнулся. — Моя чика тоже...
Юноша повернулся к щёголю, и тот осёкся. Из-под встрёпанной соломенной чёлки на него смотрели арктически-голубые слезящиеся глаза. Их взгляд был исполнен такой беспросветной тоски и ненависти ко всему окружающему, что казалось странным, как под ним не плавятся стёкла и не крошится мрамор.
— Нет, — тихо и чётко выговорил блондин, — я жду друга. Родственника. — В его голосе слышался лёгкий акцент. "Мачо" неожиданно понял, что его странный собеседник отнюдь не юнец. Скорее всего, ему было лет тридцать или даже больше. Но хрупкое телосложение и моложавое лицо играли с окружающими злую шутку.
— Понял, нах, — пробормотал "спортсмен", пытаясь отодвинуться в своём кресле.
"Тронутый какой-то. А может, и нарк, вон зенки какие. Дилера ждёт, по-любому".
Двери зала ожидания бесшумно разъехались в стороны, подчиняясь приказу фотоэлементов, и с короткого эскалатора шагнул первый прибывший. Сосед блондина длинно и замысловато присвистнул. В зал неторопливо вошёл огромного роста широкоплечий мужик с обритой головой и трёхдневной рыжей щетиной на совершенно бандитской физиономии. В Северной Столице вторую неделю стояла душная, всепоглощающая жара, но мужик был одет в видавший виды длинный тёмно-зелёный плащ из плотной ткани. Покатые плечи распирали потёртый материал, отмеченный пятнами грязи, краски и чего-то ещё, благодаря чему плащ казался чуть ли не камуфляжным. Как его пустили в таком "одеянии" в самолёт, было неясно.
На голове у здоровяка были наушники-"колёса", глаза скрывались за узкими солнцезащитными очками, а в руке он держал подходящую ему по габаритам спортивную сумку.
— Вот это дядя, — восхищённо сказал мачо, забыв о недавнем взгляде соседа и оборачиваясь к нему. — Шварц нервно курит в сторонке, а?
Не отвечая, тот невнятно всхлипнул и с воплем "Эрик!" бросился к щетинистому. Тот выронил свою сумку и, подхватив встречающего за талию, закружил его по залу. Опустил на пол, снял очки и, наклонившись, поцеловал в щёку. "Спортсмен", глядя на эту картину, только сплюнул.
"И тут гомосеки. Задолбали, мать их так. Хоть бы постеснялись". Он с презрением посмотрел на щебечущую не по-русски парочку, в обнимку шагавшую к выходу. "Хотя такому только скажи чего. Закатает в лоб, и абзац". Его похлопали по плечу.
— И на кого это ты пялишься? — произнёс капризный девичий голос. Парень только вздохнул.
* * *
Они вышли из терминала на улицу под палящие лучи. Рыжий снова нацепил на нос очки и с улыбкой огляделся.
— Эрик, столько лет, — прошептал светловолосый. По его лицу катились слёзы. — Я думал, ты никогда не прилетишь.
— Не мели ерунды. — Эрик хмыкнул. — Ты же знаешь, Мелкий, я всегда появляюсь, когда нужно. Рассказывай, что стряслось.
— Нет, — его собеседник с трудом улыбнулся, — сначала завтракать. Я знаю прекрасный ресторан с французской кухней. Тебе обязательно понравится.
— После той колбасы мне что угодно понравится. — Здоровяк расхохотался, маскируя тревогу напускным весельем. — И вправду, что-то я голодный. Кормёжка нынче на самолётах — ни к чёрту. Да хрен с ними, Мелкий, как же я рад тебя видеть. Сколько же нас носило порознь?
— Почти двадцать лет. Но теперь мы снова вместе, да?
— Да, дружище, — рыжий утёр с его щёк солёные искорки. — Ты опять? Не реви.
— Я и не реву.
— Не начинай. Поехали, будешь меня кормить.
Глава третья,
в которой упоминаются особенности стиля одежды, нервное ожидание сменяется болезненным облегчением, и ведётся речь о делах дней нынешних и минувших, причём последние покрыты мраком тайны.
2009 год. Июль. Где-то под Воронежем, частный дом.
Ожидание приятного события превращает минуты в часы, часы в недели, а дни в месяцы. Ожидание неприятного добавляет к этой тягомотине страх того, что должно произойти, и нервы по этому поводу. Неизбежность чего-либо одновременно радостного и тяжкого превращает жизнь в ад на земле.
Вит в полной мере познал истинность этой теории к концу первых суток ожидания приезда брата и сестёр. Стремление занять руки и голову в попытках избавиться от нервной дрожи в пальцах и дурацких картинок в воображении привело к тому, что дом сиял как новенький, дрова были наколоты на полгода вперёд, а в холодильнике помимо выпивки появилась какая-то еда.
— Очень хочется организовать окоп, — похоронным тоном резюмировал Вит, вычёсывая линяющего пса. — И поставить пять-шесть турелей. И заручиться поддержкой спецназа. И... ещё что-нибудь глупое сделать.
Пёс буркнул что-то себе под нос. Мужчина криво усмехнулся в ответ.
— Согласен, глупостей я и так успел наделать предостаточно. С другой стороны, одной больше — одной меньше?
Животное отреагировало тем, что перевернулось, подставляя щётке другой бок.
— Считаешь, стоит поступить наоборот? Сомневаюсь, что они оценят моё гостеприимство. Багира вообще решит, что я её отравить вознамерился... — он запнулся на середине фразы и потряс головой. — Твою мать, а чем я их кормить буду? — Вопрос прозвучал на диво растерянно. — Завтра вечером, завтра вечером... друг мой, да у нас ещё куча времени. Только пару звонков сделать придётся.
— Буф, — напомнил о себе пёс, намекая, что звонки звонками, а лезущая шерсть сама по себе никуда не денется.
— Попаду я после встречи с братцем на больничную койку или нет, — философски заключил Вит, вопреки собачьему возмущению не возвращаясь к прерванному занятию, — а голодными я их не оставлю. Согласен? А если согласен, то погоди, я сейчас.
Он встал с колен, отряхнул ладони от шерсти и вытащил из кармана мобильный.
— Вартан? Здравствуй, друг мой. Послушай, я хочу тебе срочный заказ сделать. Справишься? Тогда слушай...
* * *
2009 год. Июль. Санкт-Петербург, центр города.
— Не-ет, ребята, я так не играю, — рыжий откинулся на спинку стула. Даже в роскошном ресторане он не снял свой чудовищный плащ. Официанты косились на странных клиентов, но сумма заказа и надежда на чаевые заставляла держать комментарии при себе. Впрочем, перешёптываться им никто не мешал. — Тебе не кажется, что это как-то... по-человечески, что ли?
Тонкие губы его собеседника растянулись в саркастической усмешке.
— А кем я, по-твоему, являлся всё это время? У других были шансы обрести хоть какие-то возможности, а я всегда был полноценным человеком, пусть и с некоторыми нюансами. — В голосе Мелкого проявилось лёгкое раздражение. — А как всякий человек, я смертен. Вот только не хочется так. Тем паче в таком возрасте. Не пожил, считай.
— Если я правильно помню закон о сопряжении Граней, — протянул Эрик, — то с твоей смертью все упоминания о тебе...
— Да. Умерев здесь, я умру окончательно. Если теория Джесса верна, разумеется. Проверять как-то не тянет.
— Превосходно, — гигант взял зубочистку и принялся за раскопки на нижней челюсти, — а что тутошняя медицина? Ты прошёл полное обследование?
Мелкий пренебрежительно фыркнул.
— Ты и сам прекрасно знаешь возможности местных коновалов. Они смогли провести обследование, долго совещались и вынесли окончательный вердикт: опухоль неоперабельная. Слишком близко к спинному мозгу.
Они помолчали. Рыжий начал автоматически мурлыкать какую-то немудрёную мелодию, блондин мрачно грел в ладони пузатый коньячный бокал.
— И что ты предлагаешь? — спросил наконец Эрик. — Я не умею исцелять и не знаю тех, кто может. По крайней мере, настолько близко, чтоб они бросили сейчас все свои дела и помчались тебя спасать, уж извини. Плюнем на моё мнение и предположим, что ты человек. Я сохранил свои... хм... "особенности", но большая часть подобных тебе, померев здесь, теряет всё. Включая то самое легендарное "посмертие". Ты же не герой боевика, в конце концов. У сильных мира сего, — он усмехнулся, — будет один ответ: "Влез — барахтайся сам". Искать нелегальный выход на какого-то могущественного целителя слишком опасно. Ты же знаешь, какие здесь параноики.
— Ты абсолютно прав, друг мой. А значит, выход прост, — Мелкий нервно улыбнулся. — Надо вернуться обратно. Туда, где я смогу либо что-то обрести, либо не умирать. По крайней мере, до тех пор, пока это "обратно" будет существовать.
— Интересно... — протянул Эрик. — И ты знаешь, как это сделать?
— Да, — голос его собеседника был твёрд. — Сумеречные умели ходить в обе стороны.
— Во снах.
— Не только. Храм Посейдона они рушили во плоти. А ведь они тоже люди. Ну... почти. В любом случае, даже если они не знают, как конкретно нам помочь, у них есть то, что укажет путь.
— То, о чём я думаю, Мелкий? — Эрик ухмыльнулся.
— Телепатия никогда не была моей сильной стороной, друг мой, — Мелкий улыбнулся в ответ, — как и прочие паранормальные способности, но, подозреваю, думаем мы об одном и том же.
Он обвёл в воздухе пальцами небольшой квадрат. Эрик прищёлкнул языком.
— Который из них нам требуется?
— Первый, естественно. По его принципу были созданы остальные, но именно его забрали из Храма Сумеречные.
— И, по-твоему, они так просто с ним расстанутся? Кстати, у кого он?
— У Лиса. В этом, собственно, и состоит проблема. Договориться с ними я смог бы и сам.
— То есть, ушёл бы без меня? — помрачнел Эрик. — А я потребовался как бесплатная боевая сила? Ты сильно изменился, Мелкий.
Тот пристально посмотрел собеседнику в глаза. Несколько минут они бодались взглядами.
— Ты всерьёз так думаешь? — тихо спросил Мелкий. — Я узнал о том, что у Лиса возникли неприятности, за два часа до твоего прилёта, Эрик. Хотел поговорить с ним и попросить воспользоваться компасом. Не смог дозвониться и связался с Намом.
Над столиком повисла гнетущая пауза. Наконец Мелкий провёл ладонью по плечу своего друга.
— Я должен был сказать сразу.
— Прости. — Эрик потянулся через стол и ласково взъерошил светлые волосы. — Я вовсе не хотел тебя обидеть. Что у них случилось-то?
Визави Эрика закусил губу.
— Ты и сам знаешь, что мы не единственные, пришедшие сюда. И не только нам нужна вещь, указывающая на сокровенное желание.
* * *
2009 год. Июль. Где-то под Воронежем, частный дом.
Одежда человека, стиль её и цена отражает не только степень его достатка, но и социальное положение. В масштабах страны по разнообразию одеяний, при желании, можно судить о традициях, законах и свободе самовыражения. Суждение это, правда сказать, может оказаться ошибочным, если рассматривать не весь социум в целом, а отдельные города. К примеру, в мегаполисах уровня Санкт-Петербурга или Парижа можно спокойно встретить сидящих за одним столиком бизнесмена в дорогом костюме-тройке, поклонника тяжёлой музыки в коже и цепях и последователя весёлого бога Джа с дреддами и феньками от локтя до запястья. В глубинке подобную картину встретить как минимум непросто.
Тем не менее, две молодые женщины и мужчина, стоявшие перед калиткой, являли собою именно такой пример. Короткая причёска того, кого близкие друзья и родня звали "Нам", светлым золотом отражала солнечные лучи, взгляд синих глаз спорил температурой с ледяными вершинами гор, а строгий светло-серый костюм будто являлся свидетельством серьёзности намерений.
На его фоне агрессивный макияж и косуха Багиры, равно как цветастый балахон и взъерошенная причёска Совы, смотрелись даже не вызовом — плевком в лицо традициям и устоям.
Трое таких непохожих и всё же объединённых общим прошлым и одной нынешней целью людей стояли и смотрели на собаку, разлёгшуюся в пыли за калиткой. Собака смотрела на них.
— Кит сказала, что он почти не изменился, — произнесла Сова. Голос у неё был очень высокий, почти детский. — Я готова с ней не согласиться. Вит всю сознательную жизнь боялся собак.
— Не показатель, — в низком контральто Багиры сомнение смешивалось с враждебностью. Женщина тряхнула смоляными кудрями, спадавшими из-под банданы с неразборчивым названием какой-то группы, и обернулась к побратиму. — Другое дело, как мы пройдём в дом при наличии этого животного?
Мужчина сделал шаг вперёд. Собака, не поднимаясь на лапы, приподняла верхнюю губу и показала зубы. Молча.
— Это не животное, — процедил Нам, — это скотина. Я бы сказал, что весь в хозяина, но смелость, которую демонстрирует эта мохнатая тварь, явно не входит в достоинства Вита. Если она сейчас не уберётся отсюда, придётся входить силой.
— Не смей убивать зверушку, — Сова бесцеремонно пихнула старшего кулачком в поясницу. — Подвинься, я сейчас договорюсь.
— Ещё не хватало, — Нам послушно отошёл чуть в сторону. — Я не трогаю братьев наших меньших... без достойного повода, — добавил он совсем другим голосом, разглядев появившуюся на пороге дома невысокую фигуру с ведром в руках.
— Эй, хозяин! — крикнула Багира во весь голос. — Хранителя своего отзови! А то Нам сейчас плюнет на него, и будет на ужин мочёная собачатина!
— Это вы хранителей моих не видели, — пробормотал себе под нос Вит и посвистел псу. — Хрофт, ко мне. Сидеть. Свои.
