Прода (Малец)

— Так может и врет этот немец, — хмыкнул Иван, — с него станется.

Демид покачал головой, смотря на своего ученика:

— Ладно, спорить с тобой не буду, пойдем лучше, Фома не верящий.

— Чего? Может неверующий?

— Нет, я все правильно сказал, это присказка у нас такая, все тот же Васька нам ее рассказал, пойдем, поведаю по пути, а то так и не будешь знать, о чем люди говорят.

На свой дом Ивану заем не дали, но объяснили, что не от жадности отказывают, а потому, что тянуть хозяйство в одиночку тяжко.

— Ты вот что, — сказал ему хозяин завода, — если надумаешь семьей обзавестись, то мы тебе в семейном доме угол выделим, вроде как свой дом, но на три семьи. А как обживетесь, подкопите для жизни чего, так и за домом дело не станет. А так, с голыми стенами, да только с жениным приданым не дело жизнь начинать.

Первое время Ивану было обидно, как же, попросил помощи и на тебе, отказали, но потом рассудил, правильно сказали, надо бы сначала пожить немного в общем доме, где есть кому помочь, а уж потом и о своем доме задуматься.

Свадьбу отыграли как только наступили морозы. Отыграли весело, с огоньком, потому как не одна была свадьба, были и поздравления, и подарками одаривали молодых и даже драку учинили горячие молодцы, все как у людей. За это Иван был всем гостям благодарен, и теперь изредка ухмылялся, вспоминая свои страхи, когда им объявили, что холодные каменные подвалы царь в доброте своей заменяет высылкой в далекую Сибирь. Тогда казалось, что жизнь кончилась, а вот поди ж ты, только началась, да как началась!

* * *

План зимней войны всецело завладел Петром, но до начала войны со Швецией надо было решить целый ряд проблем и заключить секретные договоры. При наличии официальных шведских переговорщиков в Москве приходилось изворачиваться. Постоянные метания в Преображенское, и переговоры с представителем саксонского курфюрста, ставшего польским королем, генералом Карловичем, не остались незамеченными шведской стороной. Но политика дело сложное, свои догадки к делу не пришьешь, вот и приходилось шведским дипломатам делать вид, что они абсолютно не в курсе готовящихся закулисных сделок.

— Знают шведы о наших тайных переговорах, — объяснял Головин Петру, — поэтому требуют ответа по пунктам предлагаемого договора. Долго отмалчиваться не получится, нужно искать, каким образом можно затянуть переговоры. Включить в их договор предложения по союзу против Турции и сделать вид, что ждем их ответа?

— А что, неплохая идея, — подхватил Петр, — а чтобы им еще интереснее стало, скажи, что мы готовы не заметить момент раздела земель германских.

— А что, мин херц, — встрял Меньшиков, — мы на самом деле можем того не заметить?

— А..., — махнул рукой царь, — мы же не обещаем, а только готовы. Мы сейчас такую похлебку из переговоров варим, что сам черт не разберет, сказал бы кто год назад, что такое возможно, прогнал бы наглеца. Устал уже из Москвы в Преображенское метаться.

— Так если устал, давай отдохнем, — оживился Меньшиков, — ассамблею с фейерверком....

— Думай, чего говоришь, Алексашка, — нахмурился Петр, — придется тогда приглашение послам отсылать, а ну как примут?

— Это да, — согласился приближенный, — не стоит сейчас приемы организовывать. Тогда можем в пушкарский приказ съездить, мне тут известно стало, что пушки из Сибири чугунные доставили. Еще вчера должны были на лафеты поставить. Посмотрим, чего там заводчики иркутские сделали, да заодно испытаем?

— А давай съездим, — дал согласие Петр, — как отобедаем, так в путь.

К моменту прибытия царя в пушкарский приказ все было готово, установленные чугунные изделия на лафеты стояли рядком, чуть позади выставлена кучка ядер и бочонок пороха. Тут же суетился Лешка Перфильев, которого срочно выдернули в приказ.

Возок царя лихо влетел на двор приказа, не дожидаясь кучера, дверца стремительно отлетела в сторону, и Петр выпрыгнул на недавний снег.

— Так, чего здесь у нас? — Спросил он и, не дожидаясь доклада, быстро прошагал к пушкам. Осмотрел пушки сверху, глянул в целик и заглянул в жерло. Зная привычку царя самому осматривать орудия, ему сразу поднесли горящий факел, с помощью света которого можно было рассмотреть внутреннюю часть пушки.

— А что, неплохо получилось, — хмыкнул Петр, — хоть одну на полном заряде испытывали?

— Все испытывали, государь. — Подскочил Перфильев.

— Кто таков? — Спросил Петр, продолжая скрупулёзно выискивать изъяны.

— Алексей Перфильев, Ивана Перфильева, воеводы сын. При мне все пушки на полном заряде спытали.

— А двойной заряд выдержит? — На этот раз царь самолично залез рукой в жерло, чтобы прощупать невидимые глазу каверны.

— За все не скажу, государь, — не стушевался Алексей, — а вот этот десяток точно выдержать должен.

— Это чугун-то, — хмыкнул Меньшиков, — ты случаем Леша не слишком легко обещаниями раскидываешься?

Петр разговоры слышал, но не вмешивался, ему было гораздо интереснее пощупать чугунные пушки необычной бутылочной формы. А стволы-то не дорабатывали, сразу определил он, лили за раз, неужели так точно отлили? Однако примеренное ядро легко скользнуло внутрь и даже шикнуло выходящим в запальное отверстие воздухом, что говорило о точности изготовления.

— А ну, заряжай вот эту, — дал он приказ пушкарям, кивая на орудие, которое только что осматривал, — а ты фитиль бери, — на этот раз кивок в сторону Алексея, — Раз при тебе испытывали, значит, уверен быть должен.

После выстрела пушку прочистили и померили камору, но никакой разницы не заметили.

— Заряжай двойным, — снова велел царь.

На этот раз пушка бахнула особенно громко и слетела с лафета, сломав хомуты.

— Так ведь на чугунную пушку рассчитывали, — принялся оправдываться стольник приказа, — из них только половинным зарядом стреляют. А чтобы двойным... Впервые на моей памяти.

Однако Петр вовсе не сердился даже наоборот, он приказал водрузить орудие на бревна и снова промерить камору. И снова никаких видимых изменений.

— Зело добрые пушки у сибирских заводчиков получились, — радовался царь, — сколько по цене вышли?

— Дык просят по сорок копеек за пуд, — сразу ответил дьяк.

— По сорок? — Петр замер, прикидывая, во что обойдется ему каждая пушка, — С Урала обещали по тридцать отливать.

— То так, государь, — взялся ответить Алексей, — но тут чугун особой выделки, немного бронзе в крепости уступает.

— Это да, — был вынужден согласиться Петр, — по сравнению с бронзовыми пушками раза в три дешевле получается. Ладно, раз чугун такой особенный, пусть будет по сорок, но чтобы такие же крепкие были. Сколько заводчики еще таких до следующего лета отлить могут?

— Обещались, если заказ к весне будет, к лету стволов сорок выделать, а к концу лета еще сорок. — Отбарабанил Перфильев.

— Вот, пусть все и выделывают, — поставил окончательную точку Петр.

— Смотри-ка, не обманул нас Васька-дурак, — улыбнулся Меньшиков, — видимо впору заводчику поселенцы пришлись.

— Побольше бы таких дураков на Руси нашлось, — хохотнул довольный Петр, — смотришь и забот бы меньше стало.

Покой нам только снится

К концу июля подтянулась последняя группа ссыльных. Скажу сразу, дошли не все, и вовсе не дальний путь тому виной, а дурость человеческая. Или я чего недосмотрел, сейчас трудно доискаться правды, но факт остается фактом, часть ссыльных, при переходе из Тобольска в Красноярск, решила удариться в бега. Бывает, вот только на сибирских просторах это кончается плохо, плохо не в том плане, что беглые могут загнуться от холода и голода, хотя и это тоже, а в том, что Сибирь, несмотря на расхожее мнение, заселена довольно плотно. А так как большая часть коренного населения вовсе не пылает братскими чувствами к тем, кто их грабит, то двадцать два молодых парня недолго радовались своей свободе. Отряд казаков, кинувшийся в погоню настиг их на четвертый день, но было поздно. Всех их местные жестоко пытали, а потом, вспоров животы и выпустив внутренности, привязали к деревьям. На что надеялся местный князек непонятно, но на этом весь его род, а заодно и еще один, несколько человек из которого, невесть как затесались в отряд убийц, прекратили свое существование. Казаки вырезали всех, не разбирая, кто млад, кто стар.

Вот так то, в эти времена в Сибири такое не редкость, и не просто так поставлены остроги на этой земле, есть чего опасаться.

Зато остальные благодаря тому, что мы заранее озаботились их поддержкой во время пути, оказались, слава Богу, в живых. Некоторые были не совсем здоровы, тут уж спасибо заплечных дел мастерам, но шансы на выздоровление высоки. Отдыхать, как я уже говорил, им не давал, всех сразу раскидал по производствам, причем так, чтобы они не образовывали отдельных групп, незачем мне здесь тлеющие очаги недовольства, а что они будут, тут уж к гадалке не ходи, потому как люди считали, что наказание не соответствуют проступку. Знали бы они, от чего их уберег Бог, заговорили бы иначе.

Кстати, помните, я все переживал за отсутствие женского пола на такое количество парней? Ошибался, не учел менталитета жителей и наличия родственных связей. Как только стало известно о большом выборе молодых да неженатых, отцы семейств сразу смекнули, куда можно пристроить своих дочек, не сильно заботясь о приданом. Поэтому в этот год вся округа, вплоть до Братска, по осени потянулась на иркутский торг, прихватывая с собой своих чад женского полу. Но больше всех в этой ситуации, как это ни странно, пострадал я. Так получилось, что благодаря моим стараниям улица в нашем околотке была приведена в нормальное состояние, дорога отсыпана мелким гравием с песком и утрамбована, уложены деревянные тротуары. И даже выделено место с лавками, где иногда, в порыве вдохновения, ваш покорный слуга читал населению поучительные сказки. Вот как раз на этом месте молодежь и стала устраивать свои посиделки, поэтому мне пришлось долго привыкать засыпать под шум и веселье молодых людей, хорошо хоть в эти времена проигрывателей еще не изобрели. Я-то поначалу грешным делом подумал, что закончат отцы семейств торговать и вопрос разрешится сам собой, но не тут-то было. Во-первых: если раньше приезжим хватало пары дней, чтобы закупиться, то теперь они занимались этим процессом пару недель, а во-вторых: отъезд глав семей не означал отъезда их чад, потому как почти всегда находились родственники, у которых можно было оставить кровиночку погостить неопределенное время. Грешен, после нескольких таких веселых ночей даже стал подумывать о введении ночных смен, куда можно было определить все молодое мужское население, но совесть, будь она неладна, не дала этого сделать. Пришлось смириться, но пускать это дело на самотек было неправильно, так что обязал Тропина выделить пару морально устойчивых казаков, для надзора за посиделками, дабы не случилось каких эксцессов из-за горячности молодых да буйных. Смех смехом, а считай в этот год, население слободы почти удвоилось, а потом еще молодые да ранние с просьбами о выделении ссуд на строительство подвалили, мол, семью заводить пора. А какие из них будут работники, если они будут озабочены собственным хозяйством. Нет уж, такого нам не надобно. Поэтому в ближайшей перспективе разрешили семейный вопрос строительством трех десятков домов на три-четыре семьи сразу, заложили рабочий поселок на будущее. Вообще в эти времена ни один дом не строился просто так, без подворья, поэтому наше строительство на первых порах вызвало неприятие местного населения, однако посмотрев, кто в нем будет жить успокоились — голытьба, свое хозяйство им ни к чему. Но дурной пример оказался заразительным, поэтому и другие мастера тоже решив таким образом привлечь молодежь на свои работы заложили несколько домов такого-же принципа постройки. Вообще я не зря говорил об экономической революции в Иркутске, применение наших талонов резко оживило хозяйственную жизнь и те производства, которые раньше не выходили за пределы семьи вдруг стали стремительно расширяться. К примеру, если года два назад выделка кирпича носила, как правило, сезонный характер, да еще только при наличии заказа, то теперь кирпич изготавливали девять месяцев в году, прерываясь только на период сильных морозов. Берега ангары тоже обросли огромными сараями из досок (благо их теперь было достаточно), где до лютых холодов строили дощаники. И все это благодаря нашему производству, а именно введению долговых талонов в расчете с работниками и появлению во внутреннем обращении серебряной монеты, достаток которой обеспечивался сбытом фарфора. Да и сам Иркутск буквально вытягивал монету из кубышек жителей всей восточной Сибири и Забайкалья. Хотя не только вытягивал, но и щедро делился, так как для производства требовалось много чего, что можно было добыть только в отдаленных местах. Однако, такое положение дел меня не слишком радовало, превращение Иркутска в пуп земли не входило в мои планы, поэтому еще весной озаботился строительством поселка на реке Белой. Да, да, тот самый медвежий угол, где мы добывали белую глину для наших нужд, производство фарфора в конечном итоге будет перенесено туда. Удержать долго его тайну не получится, и первый звоночек уже был, появился один очень набожный товарищ, который в порыве покаяния поделился с отцом Игнатием производственными секретами. Надо сказать, что, несмотря на крайне неполную информацию, настоятель церкви сразу догадался что к чему, а может у него и до этого были подозрения, но поднимать хай не стал. Вместо этого он вызвал к себе Асату и намекнув на толстые обстоятельства, посоветовал тому проявлять больше участия в церковных делах. В будущем такое назвалось шантажом, но отчим тоже оказался не лыком шит, и объяснил Игнатию, что будет, если такой 'поклеп' выйдет наружу. Разошлись при своих, но после этого Асата резко свернул выделку фарфора и потихоньку переориентировал народ на другое направление. И все же терять такой источник дохода было неправильно, поэтому мы и решили поставить фарфоровое производство рядом с источником сырья и полностью отделить его от Иркутска. Операцию прикрытия разработали на уровне двадцатого века, мол, нашлись люди, нам совсем не товарищи, которые сумели на голом месте все организовать и построить втайне от всех, а работники, которые собирались на новое место, были уверены, что делают это скрытно от руководства завода. Наивные.

— Что? Он на самом деле прошел морем или только слышал об этом?

Ну и новость принес мне Тропин, оказывается у нас здесь в Иркутске затесался помор, который умудрился пройти из Белого моря в Карское, а потом подняться по устью Енисея, вот только до Ангары он не поднимался, оно и понятно, на его судне это сделать было трудно, против течения реки приспособленные для моря суда не выгребали. Вообще-то путь через устье Енисея был известен давно, но при освоении Сибири ходили через Ямальский волок в Обский залив, и где то там дальше волоком можно было в Енисей попасть, а вот чтобы вот так, сразу через Карское море в Енисей, об этом слышу впервые. Но ведь был в мое время северный морской путь, и ходили морские суда по Енисею, почему бы и нам не попробовать?