Оружейник - главы 1-8

Метров через триста стало ясно: не убегут. Твари приближались очень быстро, и Данила, оглянувшись через плечо, обнаружил, что никакие это не кентавры. Человекоподобные существа — десятка два или три их! — в странных доспехах из шкур и металла и с палицами в руках ехали верхом на здоровенных кабанах. Инженеру стало ясно, что это конец: человеку с кабаньим наездником в скорости не тягаться. В этот момент эльф с силой толкнул его в спину, подстегнув лютым воплем.

Данила, тяжело дыша и спотыкаясь, побежал дальше, метров через пятьдесят упал, но подняться никто не помог. Вставая, он оглянулся и увидел, что эльф остался позади, достал из-под плаща короткий жезл и теперь поджидал приближающихся врагов. Данила побежал дальше, то и дело оглядываясь через плечо.

Когда первые кабаньи кавалеристы оказались рядом с эльфом, тот завопил, в его руках блеснуло пламя. Затем на добрых двадцать шагов вокруг него трава вспыхнула жарким огнем, создавая защитный круг, куда кабаны заходить не спешили. Послышались гортанные вопли, лязг оружия, снова вспышка пламени. Эльф оказался магом, хотя у Данилы не нашлось времени на праздные удивления по этому поводу.

Позади разворачивалась кроваво-огненная драма. До Данилы долетали гортанные вопли, кабаний визг и крики эльфа, чуть ли не нараспев читавшего заклинания. Внезапно воздух всколыхнул хлесткий звук выстрела, быстро сменившийся отчаянным визгом. Данила, обернувшись, увидел, как прочь от кучи малы несется объятый пламенем кабан с горящим и размахивающим руками наездником. Кавалерист, наконец, свалился в траву, кабан побежал дальше, отчаянно визжа и распространяя по полю огонь.

Полыхнуло еще раз, и посильнее, визг и душераздирающие вопли теперь звучали хором в десяток глоток, если считать вместе и кабанов, и наездников, затем раздался выстрел, еще один, а потом целый залп, и на этом неравный бой закончился.

Метров через сто, когда до опушки оставалось еще более полукилометра, за спиной из расползающегося по долине дыма вынырнули несколько всадников, и Данила, задыхающийся и выбившийся из сил, понял, что все равно не уйдет.

От первого преследователя, вознамерившегося палицей снести ему голову, инженер сумел увернуться, шарахнувшись в сторону, но другой всадник, проносясь мимо, выставил в сторону локоть с металлическим налокотником, и Данила, второй раз за день лицезрев звезды из собственных глаз, снова оказался в нокауте.

* * *

Потом его долго куда-то везли неизвестно на чем, потому как все, что он помнил — тряска. Затем привели в чувство, грубо и бесцеремонно окатив водой.

Данила открыл глаза и обнаружил, что смотрит в грязный пол, выстеленный некогда белым мрамором, потому что находится в полувисячем положении, голова свисает на грудь, ноги волочатся по полу, а за руки с двух сторон крепко держат. В нос ударил неприятный запах — но точно не нашатырь.

Инженер поднял гудящую голову, несколько раз моргнул, фокусируя взгляд на человеке, стоявшем перед ним, и обмер, потому как это оказалось чем угодно, только не человеком. Роста невысокого, едва повыше самого Данилы, серая кожа лица — да можно ли назвать лицом такую харю?! — нос гипертрофированно крупный, мясистый и крючковатый, маленькие глазки, уши, торчащие в стороны, как у эльфа, но покороче и поуродливее. Дополнял картину рот с парой клыков нижней челюсти, выглядывающих из-под нижней губы, да шрам через всю рожу.

Существо было субтильно, одето в кожаные одежды, поверх — кольчуга, наплечники и прочие элементы брони. У пояса — кинжал и топорик явно не мирного назначения.

Убедившись, что все внимание Данилы принадлежит ему безраздельно, уродец резко и гортанно произнес несколько слов с хорошо слышимыми вопросительными и приказными интонациями.

— Опять двадцать пять, — простонал инженер, — не понимаю я ни черта...

Тот едва заметно кивнул, Данилу легко оторвали от пола, под дых врезалось что-то наподобие пушечного ядра.

Он мучительно закашлялся, с ненавистью глядя на уродца. Тот интерпретировал взгляд совершенно верно, потому что Данила сразу же получил еще раз, а потом еще и еще. Затем инженеру дали немного прийти в себя, и чертов выродок снова повторил свой вопрос.

— Я. Не. Понимаю.

Удар. Пауза. Вопрос.

— Я не понимаю! Нихт ферштейн, гнида.

Удар, пауза, вопрос. Удар, пауза, вопрос. Данила, убедившись, что серокожая мразь слишком тупая и до нее не доходит, что допрашиваемый не говорит на ее языке, перестал отвечать, бессильно повиснув в крепких руках.

Наконец, уродец сообразил, что понятного ему ответа не получит, и принялся обшаривать карманы Данилы, но ничего не нашел: видимо, все вычистил эльф. Его единственным трофеем стал металлический рубль вышедшего из обращения образца с выпилом для открывания пивных бутылок. Урод недоуменно повертел монету в руке, попробовал на зуб, а затем, видимо, все-таки понял, что имеет дело с чужестранцем, положил рубль в карман, свой, естественно, и махнул рукой в и ежу понятном жесте: "убрать с глаз долой".

Данилу поволокли по полутемному, освещенному факелами коридору, при этом инженер отметил, что интерьер напоминает ему не то средневековый особняк, не то что-то в том же духе, и что ножищи у волочащих его парней обуты в грубые сапоги дикого размера, как минимум шестидесятого по отечественному ГОСТу.

Затем его выволокли из здания под ночное небо, протащили метров сто, треснув по голове за попытку оглядеться, и доставили к ограде в виде столбов с натянутой в несколько рядов проволокой. Один что-то крикнул, где-то что-то заскрипело, часть ограды поднялась вверх. Данилу бесцеремонно швырнули вперед, ворота со скрипом опустились.

— Сволочи, — прохрипел инженер, сплевывая кровь из разбитого рта, и подвел под себя руки, пытаясь приподняться.

Его сразу же обступили и помогли встать на ноги, но на этот раз осторожно. Данила посмотрел вокруг и с облегчением вздохнул: несмотря на вступающую в свои права ночь, он сразу увидел, что находится среди людей, и это оказалась первая хорошая новость за весь этот проклятый день. А еще одной дерьмовой стало понимание того, что Данила попал в самый натуральный концлагерь.

* * *

Ночью Данила не стал ни в чем разбираться, а напился из ручья, который протекал прямо через загон для пленников, вымыл лицо и уснул на грубом настиле из жердей и сена, он был слишком измотан и разбит для чего-то еще.

Наутро обитателей концлагеря разбудили противным звуком рожка. Инженер толком не выспался, все тело ломило от побоев и усталости, однако голова прояснилась, и вовремя: если он не хочет застрять тут надолго — надо включать мозги.

Однако расклад обрисовался предсказуемо катастрофический.

Товарищи по несчастью хоть и были людьми, но на известных Даниле языках не разговаривали. С виду люди как люди, чертами лица напоминают венгров или поляков, преимущественно кряжистые, тощие — в концлагере иначе и не бывает — и почти все типично мужицкой наружности, одетые, в основном, в рванье, некогда бывшее домотканой одеждой. В общем, типичные представители средневекового простолюда.

Поработители заинтересовали Данилу намного сильнее.

Они делились на две очень разные группы: первые невысокие и тщедушные, ростом и комплекцией похожие на самого инженера уродцы с серой кожей, вторые — здоровенные амбалы грязно-зеленого цвета, которых Данила сразу же окрестил "орками". Каждый ростом метра два, вес — за стольник, короткие кривые, но очень крепкие ноги, мощный торс и мускулистые длинные руки с кулаками почти как голова Данилы. Лица — уродливы, с гипертрофированными нижними челюстями, приплюснутыми носами и невысокими лбами. Судя по характерным нижним клыкам, торчащим изо рта — дальняя родня уродцев.

Правда, долго присматриваться Даниле не дали: вместе с другими заключенными его погнали на работу.

Концлагерь располагался возле речушки с водяной мельницей, неподалеку находился карьер, где заключенные добывали камень и неизвестную Даниле руду. Узников — на глазок тысячи три — стерегли примерно три или четыре сотни орков, уродцев же инженер насчитал до полусотни, определив, что именно мелкие ублюдки тут главные: все они, и офицеры, и солдаты, и несколько мастеров, отбиравших из тележек куски руды по им одним известным признакам, вели себя совсем не как орки, демонстрируя определенную степень организованности и командной работы. В то же время орки, ленивые и равнодушные к происходящему, делали что-либо только по приказу офицера-уродца или своих вожаков.

Данила сразу решил держаться возле одного пожилого, жилистого крестьянина с длинными черными усами, свежим шрамом на щеке и тяжелым взглядом. Он был одним из тех, кто оказал Даниле первую помощь, дав напиться и указав свободное место на подстилках. Инженер заметил, что человек этот обладает определенным авторитетом среди узников, возможно, его помощь будет нелишней при организации побега.

Пленники спускались в карьер, беря инструменты — кирки, ломы да лопаты — у входа. Поесть им никто не дал, и новый знакомый жестами объяснил: если не выполнить утреннюю норму, то и вовсе можно без пищи остаться. Пришлось взяться за лом и долбить неподатливую породу.

Вместе с тем, Данила смог изучить систему охраны: орки по периметру, числом до сотни, да несколько надзирателей в самом карьере. Некоторое время он недоумевал, почему так мало дежурных, и даже обдумывал, как бы объяснить жестами, что надо всем скопом броситься на охрану и перебить: соотношение сил даже против полного состава охраны — десять на одного, а если считать только одну смену — то и вовсе тридцать против одного орка. Конечно, у орков доспехи и устрашающие палицы, у пленников — кирки да лопаты, но тридцать на одного — перевес подавляющий.

Данила, впрочем, здраво рассудил, что вначале надо понять расклад, а потом уже куда-то бежать, а часом спустя ему стало ясно, почему охраны так мало. Таща тележку с рудой, он стал свидетелем, как орк-охранник, которому что-то вдруг не понравилось, прямо посреди разговора с узником хряпнул его палицей. Причем легко и непринужденно ударил, даже без замаха. Нес палицу на плече, снял легким движением, плавно переходящим в удар, оружие мелькнуло в воздухе, послышался глухой звук соприкосновения оружия и тела — и то, что осталось от человека, отлетело шагов на пять и осталось лежать мешком фарша с переломанными костями.

Данила в ужасе сглотнул и поспешно повез тачку дальше, пытаясь в уме произвести расчеты. Вес человека — ну положим, семьдесят килограммов. Дистанция полета — метра четыре. Скорость удара палицы — метров восемь в секунду, а то и десять... По всему получалось, что вес этого чудовищного полутораметрового оружия — вовсе не десять килограммов, как полагал Данила раньше, а четверть центнера, не меньше. И то, что орки так легко орудуют таким тяжеленным оружием, объясняло, почему никто еще не додумался устроить восстание. Разумовский в холодном оружии мало что смыслил, но физика красноречиво намекнула: против такого монстра шансов нет, от его удара не спасет ни парирование, ни щит, ни доспех. Хряпс — и ты готов. Как муху прихлопнет.

Видимо, работа продвигалась темпами, достаточными для уродцев, потому что вскоре началась кормежка. Рабочие оставили свои инструменты и потянулись к выходу из карьера, где уже выстроилась линия из тележек, у которых стояли женщины, не такие изможденные, как рабочие карьера, но все равно жалкие и несчастные, и раздавали еду: то ли большие пирожки, то ли маленькие буханки хлеба. Хлеб оказался наподобие питы: внутри пресного, невкусного теста обнаружилась перловая каша. Деликатес такой, что и врагу не пожелать, но голод — не тетка. Придется привыкать.

Как только Данила получил из рук худенькой, некрасивой девчушки свою порцию и отошел от тележки, уплетая за обе щеки, произошел очередной инцидент. Какого-то рабочего по приказу уродца-надсмотрщика орки выволокли из очереди, схватили за ноги и потрусили. Из одежды выпал такой же пирог, видимо, несчастный пытался получить еду дважды. В следующий момент ему наподдали ногой, а его порцию один из орков растоптал. Бедняга с трудом поднялся и поплелся прочь.

Данила сжал зубы. Боже, что бы он сделал со всеми этими тварями, если б мог... Надо бежать отсюда, и как можно быстрее!

Инженер еще несколько раз откусил от своего пирога, осталась примерно треть. Порция рассчитана на человека покрупнее его, так что Даниле уже хватит. Он бы, конечно, все уплел, желудку до полного еще далеко, но...

Инженер догнал беднягу, оставшегося без обеда, сунул ему в руки свой хлеб, поймал полный благодарности взгляд и пошел дальше. Кто-то хлопнул его по плечу — это оказался знакомый усач, одобрительно улыбающийся. Данила заметил также, что некоторые другие узники, проходя мимо побитого, делились с ним хлебом, отламывая от своих порций по куску.

Что ж, крайне ценная и отрадная информация: мир хоть и чужой, а люди — как люди. И если так — то еще не все потеряно.

Глава 2.

Самой большой проблемой было непонимание. Данила кое-как обменивался с усачом простейшими, нужными для работы сигналами и жестами — но прояснить с их помощью обстановку в мире и расклад сил не представлялось возможным. Некоторые узники были одеты в обноски явно праздничной одежды, с вышивкой и орнаментом — стало быть, все эти люди не всегда были рабами. И мельница — ну очень похожа на самую обычную мельницу, даже дверь, судя по размерам, рассчитана на человека, для уродца чуть великовата, орку низка — значит, люди строили. Выходит, серые и зеленые ублюдки тут пришлые, а не местные. И если тут они стали хозяевами — есть надежда, что где-то в другом месте по-прежнему территории людей.

Собственно, этим вся оперативная информация и ограничивалась. Еще Данила знает, что в мире существуют также и эльфы-чародеи, и что один такой эльф вначале выкрал Разумовского, а потом погиб, пытаясь задержать преследователей. В том, что эльф пожертвовал собой ради него, Данила был уверен: сам длинноухий легко ушел бы от преследования, бегал он куда быстрее человека, но вначале упорно тащил его, помогая бежать, а затем остался позади и принял неравный бой. Брось он Данилу — ушел бы наверняка, до леса там немного совсем было.

Смущало одно: причину своей ценности Разумовский не понимал, как и роль эльфов в конфликте людей и серо-зеленой наволочи.

Вечером инженер попытался исследовать ограду, она смущала его отсутствием колючек на проволоке и толщиной этой самой проволоки: с мизинец будет. Однако усач сразу же пресек эти попытки, силой оттащив Данилу подальше, а затем провел его к дальней стороне. Здесь у ограды лежали обугленные человеческие останки, которые никто не удосужился убрать: оркам было наплевать, а люди к странной ограде подходить боялись.

Усач, желая показать Даниле опасность, таящуюся в ней, вынул из одной лежанки кусок жерди и бросил. Стоило деревяшке коснуться проволоки, как с треском появилась ослепительная электрическая дуга. Провода оказались под напряжением в десятки киловольт, если не больше: жердь вспыхнула и превратилась в пепел за считанные секунды, ближайшие люди испуганно зашептались.