Невозвращенцы. Часть вторая

— Ты меня не разумеешь? Сей же момент отправь верховых с заводными, и чтобы завтра же он был здесь!

— Как угодно боярин. Эй, Прошка, — не сходя с места, только повернувшись в сторону, закричал тиун, — возьми из конюшни себе коника, да дуй в деревню Большие Лещи. Знаешь где это?

— Как не знать? Знаю, барин, — отозвался конюшенный холоп.

— Вот лети туда и привези оттуда старика Петра по кличке Пришлый. Запомнил?

— Не запамятую, барин.

— Заводных не бери, вот тебе, — Хитрец вытащил из под одежды и снял с шеи цепочку, на которой висели круглые желтые монеты, с дыркой посередине. Он отобрал из них две поменьше размером и с тяжелым вздохом кинул их холопу. — Вот, купишь подорожную на ближайшем яме, на себя и на старика.

— Понял, барин, — со сноровкой подхватил монеты холоп и улыбнулся.

— Полмонеты — привезешь обратно, ведь на старика ямская подстава тока к нам, — видя его радость добавил тиун.

— Понял, барин, — посмурнел холоп и побежал на конюшню.

— Вот, шельмец! Думал я забуду? Вот все сделано боярин, завтра привезут твоего Петьку.

— А кто из купцов суздальских в городе?

— Да много их, наш город купцами всему миру славен, не меньше новгородских. А какой товар нужен, боярин? Ты мне скажи, я задешево куплю.

— Уж не хочешь ли ты молвить, что я сторговать не смогу? Али обманут меня? — в приторном гневе нахмурил брови Здравомысл.

— Да как можно, боярин, — непритворно испугался тиун.

— Ну, так говори! Что я из тебя каждое слово как на дыбе, клещьми тяну? Мне нужен купец, что победнее, но не коробейник уж совсем. И чтобы честным был.

— Да где же вы, боярин купца честного видели? Они же тати первые, так и норовят мужа честного обмануть. Вот, давече на рынке, меня на пять гривен раздели, басурмане окоянные, а еще...

— Помолчи, устал слушать твою трескотню. Так кто же?

— Есть Горазд Жданович. Только того дня по льду свой поезд пригнал с товаром, рухлядь с севера привез. Жировит Лис — этот, наоборот на следующий день уезжать собирается, Чеслав Лошак есть, но у него товар еще не продан — он лошадей степных табун пригнал. Сказывали, пока не продаст за должную цену, клялся, с места не сойдет. Еще есть...

— Хватит. Что за товар у Лиса?

— Да разности всякие, того немножко, сего чуть-чуть. Он не великий купчина, так скорее коробейник большой.

— А где он встал?

— Да за черной слободой. Жадный он! Говорит, чернь угольную и в бане смыть можно, а гривна лишняя не бывает.

— Жадный, говоришь... .Это добро, что жадный, с жадным проще, — задумчиво пробормотал боярин. — Пошел вон.

— Как угодно будет, боярин, — с облегчением вздохнул Хитрец, развернуляся и быстрым шагом пошел к терему.

— Стой. — от окрика Здравомысла тиун замер. Конечно, сейчас была гораздо более важная задача, но этого тоже спускать нельзя было. Да и времени враумление много не займет. — Верни, не позорься.

— О чем ты, боярин? — Хитрец повернулся своим честным, выражающим полнейшее недоумение лицом.

— Не далее как день тому назад ты просил у князя ежемесячную долю виры, на обиход кремля, али не так?

— Так боярин.

— Ты плакал, что деньги все вышли?

— Так боярин. Все вышли. И на дрова, и на уголь, и на мишуру всякую, одного пергамента на сколько закупили для тебя, боярин. А еще...

— Постой. Значит гривны все вышли?

— Вышли.

— Ничего не осталось? — продолжал изгаляться боярин.

— Ни ломаной чешуйки, боярин.

— И от прошлой доли тоже ничего не осталось?

— Да.

— Тебе же деньги князь самолично выдает?

— Конечно! Я князя не обманываю, как можно, — с честным выражением лица ответил тиун.

— И сколько он выдал? — участливо спросил Здравомысл.

— Двадцать гривен золотых, вот я их с собой ношу — как ярмо, чтобы не пропали, показать могу, — ответил Хитрец.

— Ну, покажи.

— З.. зачем? — сразу стал заикаться тиун, и глаза забегали как у воришки.

— А затем, что на той гривне я насчитал двадцать две монеты. Хочешь, сочтем вместе? Коли ошибся я, то я тебе эти две золотых гривны в качестве виры за навет отдам, а коли нет.... — улыбнулся боярин.

— Не губи, князь. Я все отдам. Чернобог попутал, — тиун побелел, упал на колени и взмолился.

— Ну вот, видишь. Так бы сразу. Еще раз замечу, поедешь тиуном в деревню из трех домов на границу с немчурой. После разговоров с заплечных дел мастерами...

— Князь, Богами нашими клянусь — никогда боле...

"Где же взять тиунов, которые воровать не будут? Кого не возьми — все воруют. И плетьми их, батогами и прутьями ивовыми лечили, железом жгут, а все равно тащат! Этот еще не так споро, как другие... А может уже наворовал? Выгнать? Взять нового? Не. Этот вон еще добрый. Вон, каждого дворового по именам помнит, где, кто, чего, какой... И хозяйство ведет справно. И идиот такой, что не мог спрятать лишние деньги... Не, не надо гнать этого" — раздумывал Здравомысл.

Оставив тиуна бормотать клятвы и зароки один другого строже, Здравомысл пошел по направлению к сражающимся. Пойманный воришка поднял ему настроение. И не потому, что две гривны такие уж большие деньги для князя, хотя простой чернец на такие деньги мог отстроиться и целое хозяйство завести, и не потому, что вывел татя на явь и запугал его до полусмерти, а просто потому, что еще одно подтверждение тому, что он на своем месте. "Кто еще сможет у князя делать то, что я делаю? У меня лучше всех получается, хоть я и не волхв... Ну все! Теперь, пока Петра не привезут, надо с купцом решить. Хотя... Сталью позвенеть можно." — продолжал раздумывать боярин.

— Эй, — крикнул он в сторону новиков, которые сразу же вскочили. — Бронь мою, булат несите. Посмотрим, что за волхв. Не позорит ли он Перуна? — это он уже с намеком проговорил в сторону прекратившегося поединка.

Волхв, не молодой и не старый, муж в самом расцвете сил, спокойно посмотрел на Здравомысла и, улыбнувшись, сказал:

— Перун видит все, дитя. Не даст он своего имени позорить.

Стоящие вокруг гридни одобрительно загудели. Обозвать боярина, водившего в бой дружину словом, каким называют только взятых на обучение в Святоград несмышленышей не оскорбление. Волхв был прав — Здравомысл не имел оберега волхва и действительно был "дитя". Другое дело, что это "дитя" в схватке победило бы и воя Перуна, или даже избранника Перуна. На самом же деле, это был просто достойный ответ неизвестному боярину. Уверенность и легкая подначка волхва понравилась Здравомыслу. "Ишь ты, "дитя". А то не слышал он, кто я. Спокойный и уверенный. Сильный. Схватка будет интересна. Давно я не встречал достойного противника" — подумал княжий ближник.

— Так давай же потешим его схваткой нашей, — ответил боярин, что означало: "вызов принят".

"А купец подождет — куда он денется".

Схватка получилась очень интересной, и Перун явно возрадовался, глядя на своих детей. Невысокого роста волхв брал не силой, хотя она тоже имелась, пусть и не такая, как у боярина, а удивительной гибкостью, скоростью, точностью и неожиданностью ударов. Любимым оружием Здравомысла была рогатина, для конного боя и двуручный меч для пешего, "Дружок", как он ласково его называл, но сражались они оба на саблях, которой боярин владел слабее. Относительно. Во время боя княжий ближник не раз себя похвалил за то, что проявил, как ему казалось, снисхождение, и не вышел против волхва с двуручником тогда бой бы кончился за считанные доли. Даже медвежья сила Здравомысла, благодаря которой он мог крутить двуручным "Дружком" как одноручным, не спасла бы тогда от поражения.

Сабля в руках волхва пела. Не визжала разрезаемым воздухом, не свистела как пущенная стрела или гудела тетива лука, а именно пела, что уже говорило понимающему человеку об уровне мастерства противника. Взмахов и отдельных ударов различить было невозможно, направление ударов приходилось даже не угадывать головой, а просто отбивать на уровне памяти рук. Спас Здравомысла от поражения вначале боя только огромный опыт и прочная кольчуга.

Первый же пропущенный удар, который вроде сначала был нацелен в голову, а потом изменил направление чтобы порезать ногу ниже кольчуги, но это Здравомысл угадал, неожиданно оказался с третьим покладом и попал в правый бок. Удар оказался очень неприятным. Там, на боку, кольчуга была усилена зерцалом, специально против таких вот ударов, но сабля скользнула снизу вверх, с такой огромной скоростью и силой, что так же легко, как путник у костра срезает ножом с готовящейся туши прожаренные куски, срезала это зерцало и распороло кольчугу. Но все же удар пришелся таким образом вдоль тела и изменить направление, чтобы нанести рану, сабля уже не могла.

Здравомысл спиной назад, легко как кот, отскочил от волхва и, убедившись что расстояние позволяет, бросил взгляд на свой бок.

— О! — вздохнул он. — Неплохо, — похвалил волхва.

Волхв тратить дыхание на разговор совершенно правильно не стал, а только улыбнулся в ответ, кивнул и бросился вперед. Сабля запела опять. Но теперь Здравомысл был полностью сосредоточен на бое и не делал поблажек, которые еще допускал в начале боя. Противник оказался опытным, и нахрапом взять такого не удалось. Поэтому Здравомысл решил спрятаться, отстояться в глухой обороне. К сожалению, надеяться на то, что противник себя так измотает было нельзя. Волхв не новик и руки на десятом ударе, как у неопытного воина, нерачительно растратившего силу, не повиснут. Зато можно узнать стиль противника, понять, подстроиться, врасти в него и поймать его. Но у такой тактики есть и минус. Стоя в обороне не выиграть боя, и, самое печальное, ты отдаешь инициативу противнику. Он делает с тобой, что хочет.

Спустя несколько мигов Здравомысл понял тактику противника. Волхв явно решил повторить такой удачно получившийся удар. "Если пропустить еще один такой удар," — подумал боярин, — "в то же самое место, то молиться за мое выздоровление придется всей моей дружине, и то — могут не отмолить. Но рискну. Бок я, конечно, прикрою, потом, но покажу ему дырку в обороне." Волхв на приманку купился и начал проводить еще раз ту самую связку. Но теперь она шла полностью по задумке боярина и он контролировал каждое движение противника. Когда удар первый раз сменил свое направление боярин нанес несильный, но быстрый и точный удар плашмя кончиком своей сабли по сабле противника, просто слегка толкнул ее. Волхв естественно этого не ожидал и не смог вывести саблю на нужную траекторию, и на миг открыл правую руку. По этой руке и нанес удар боярин. Но волхв, за мгновение до удара почувствовал что произойдет, и успел согнуть правую ногу, туловище пошло чуть вниз и удар пришелся на прикрытую кольчужным рукавом часть плеча. Но удар был такой силы, что все равно разрубил несколько звеньев кольчуги и нанес очень неприятный порез. Из под кольчуги показалась кровь, которая медленно стала падать на землю.

Теперь у Зравомысла все стало хорошо. Можно спокойно ждать, когда противник ослабеет и легко выиграть поединок. Он даже отскочил и вопросительно глянул на волхва — "все?", но волхв только покачал головой и бросился в атаку. Вполне логично — пока еще есть силы, пока они не вытекли с кровью. Спустя несколько ударов он вынужден был взяться за рукоять обеими руками, и вот тут уже чуть расслабившийся боярин допустил ошибку. Волхв замахнулся и ударил по подставленному для парирования клинку противника. Боярин после этого продолжал следить за правой рукой волхва, вот локоть ушел в сторону как при подготовке к замаху, вот собственно замах — но сабли в правой руке уже не было! Одновременно с этим боярин почувствовал резкую боль в левой, стоявшей вперед ноге. Противник, переложив при замахе рукоятку из правой руки в левую после блока ложно начал замахиваться безоружной рукой, а левой просто провел по открытой левой ноге.

Здравомысл повторил свой любимый отскок назад для разрыва дистанции и чуть не упал. Рана ноги была серьезная, чем оказалось на первый взгляд. Кровь с нее бежала не медленнее, чем с руки волхва, а может и больше.

Теперь пришла очередь волхва вопросительно посмотреть на боярина, но боярин тоже ответил отрицательным махом головы. Волхв пожал плечами и снова бросился в атаку. Теперь ситуация была не в пользу Здравомысла. Во-первых, волхв сражался левой рукой, что было непривычно и неудобно. Во-вторых он начал очень искусно играть дистанцией, что заставляло боярина постоянно двигаться, а кровь из раненой ноги от этого текла все быстрее. Понимая, что скоро истечет и будет вынужден сдаться, Здравомысл рванулся в решающую атаку.

Волхву пришлось нелегко. Княжий ближник взвинтил скорость боя, заставляя волхва уйти в глухую оборону и не задумываться о нападении. Но силы иссякали, и развязка не могла не наступить скоро.

Волхв перехватил саблю опять обеими руками, и взвился в прыжке. Боярин приготовился встретить его сверху, приподнял руку с саблей в защите, одновременно следя за обеими руками противника. Потом события пошли с такой скоростью, что никто не смог бы различить и движения. Волхв перехватил саблю в правую руку, наполовину замахнулся, боярин чуть сдвинул саблю для парирования, потом каким то образом вместо прыжка вверх волхв наоборот буквально размазался по земле, отпустил саблю, и повел правой рукой в сторону, а левой подхватил не успевшую даже на пядь упасть саблю и двинул ее вертикально вверх. Сабля как салазки по льду проехалась по кольчуге боярина, заползла под свисающую со шлема кольчужную бармицу, по дороге до крови оцарапав кадык, и уткнулась снизу под подбородок замершего боярина.

— Я победил, — тихо прохрипел волхв.

— Ну не совсем, глянь вниз — ответил Здравомысл

Волхв опустил взгляд вниз и усмехнулся. Сабля противника, зажатая в полностью опущенной руке, каким-то образом попала под кольчужную юбку и сейчас кончиком прижималась внутренней части бедра волхва, именно там, где проходила бедренная жила — одно легкое движение саблей... Рана смертельная.

Оба противника посмотрели друг на друга и рассмеялись. Потом аккуратно убрали сабли и обнялись.

— Вот потешил ты меня, друже! — перекрикивая поднявшийся восторженный гул смотревших за поединком гридней сказал боярин. — Звать тебя как?

— Мстиславом в Святограде при посвящении нарекли.

— В дружину мою пойдешь, Мстислав?

— Пойду, воевода.

— Эй, там! — крикнул Здравомысл. Несмотря на холод, пар от поединщиков валил только так. — Квасу холодного несите, бронь снимайте с нас, не видите, притомились мы.

— Боярин, — заметил один из гридней, — Лекаря бы позвать, а то рудой истечете.

— Лекаря княжего не зови! Князь обиду на меня затаит, что я вместо дела тут потешаюсь. Пусть нас кто-нибудь другой полечит.

— Извини, воевода, я лучше помолюсь, — ответил волхв. — Потешили мы удалью своей Богов наших. Мниться мне, помолюсь — залечат они раны мои.

— Ну, как знаешь. Коли что, то лекаря зови, не робей. Ты теперь в моей дружине, а мне робкие не нужны, чай не девицы! — засмеялся боярин. — А да... Эй, тиун! — крикнул он.