Злую шутку сыграли с Руфусом его рефлексы, рефлексы гладиатора. Ведь на арене мало просто победить, это для новичков и для дешевых гладиаторов, которые на играх расходный материал. Опытный гладиатор не только побеждает, сколько делает это красиво, эффектно, зрелищно! Ведь именно это и делает его знаменитым любимцем публики, и, соответственно, продлевает жизнь! Вот и сейчас, как только противник упал, Руфус по привычке отступил на шаг и окинул взглядом отсутствующие трибуны. И был немедленно наказан. Ведь в поле нет иных правил кроме правил самих Богов. Все что происходит там — под Их доглядом.

Княжич приподнялся на раненной правой руке и почти в упор метнул кинжал в пах своему противнику. Увернуться на такой дистанции невозможно, но мастерство, как известно, не пропьешь. Руфус памятью тела, спинным мозгом, наверное, за доли мгновения принял правильное решение. Резкое, на гране порванных связок, движение бедрами, и кинжал попадает не туда, куда метил мстительный росс, а глубоко вонзается во внешнюю сторону правого бедра. От дикой боли Руфус зарычал в ярости, но удержать равновесие не получилось, и он полу-присел полу-упал недалеко от княжича.

Теперь на поле стало двое безногих.

Что ж, жалости у Руфуса и до этого не было никакой, но теперь было отброшено в сторону и желание заполучить должника. Не для того он так долго приводил себя в форму, чтобы первый попавшийся, пусть и такой, противник опять отправил его на больничную койку. Свистнул в воздухе пущенный опытной рукой верный клинок, и ухмыляющийся враг получил глубоко в левую глазницу металлическое украшение, непредусмотренное матерью-природой.

Хорошо, что недалеко ждал окончания поединка личный врач Руфуса — волхв Ярослав. Тому он еще больше стал обязан — вылечил его неприятную рану почти сразу же. Здоровье, как известно, никогда не бывает лишним, но сейчас оно особенно требовалось Руфусу. Предстоял тяжелый разговор с великим князем.

Лихомир сдержал свое слово. Мальчишка прибежал с вестью: "Князь ждет тебя в своих покоях" еще до того, как на ногу Руфуса наложили последний виток грубого холста, заменяющий здесь бинт.

— Ты думаешь, я буду пред тобой каяться? — вопросом прямо с порога озадачил Руфуса великий князь. — Не дождешься!

— Но почему? Чем я тебя настолько прогневил, что ты решил меня так подставить? Ведь это все твоя идея? Да. Твоя вижу...

— В частях ты умный, правильно догадался... Но в целом ты полный, просто былинный дурак!

— Чего...?!! — возмутился Руфус.

— И именно потому, что ты такой дурак, я с тобой сейчас разговариваю. Зародись у меня хоть один росток сомнения, что это не так, то ты трагически помер бы от ромейского яда, или же сдох бы на колу! — в ярости почти прокричал князь.

— Но я не понимаю...

— Вот я и говорю, дурак. Честный дурак...— так же быстро остыл Лихомир. Налил себе в кубок напиток из кувшина, медленно выпил и подчеркнуто аккуратно поставил обратно. — Поэтому и жив... Дурак!

— Но что же я такого сделал, что ты меня так поносишь словами?

— А ты не догадываешься? Что же ты сделал?

— Я, между прочим, освободил тысячи россов, среди которых было полно...

— Вот именно! Освободил тысячи! А сотни тысяч россов погибнут теперь в развязанной тобой войне!

— А что мне было делать? Бросить всех их, беспомощных, и сбежать с награбленным? Оставить их в рабстве? Ты вообще князь, знаешь, что это такое — ромейское рабство?

— Знаю. А еще я знаю, что такое — война на уничтожение, которую теперь развяжут ромеи. А бросать.. Зачем бросать? Раз освободил то ты за них и несешь ответственность...Вот и отвел бы их куда нибудь...

— А то ты, князь сделал для того, чтобы твои люди стали свободными? Хоть что-нибудь сделал? А ведь я их привел, получается, чтобы ты их сманил? За "так"?

— Идиот. Думаешь я ничего не делаю? Делаю. Краду. Отбиваю помалу. Меняю. Собираю деньги и выкупаю... Рррр! — опять почему-то разъярился князь. — Купца я тут подобрал...! Тоже такого же ...! Умника ...!

— Так именно что же я сделал не так?

— Какого хрена ты вообще поперся в Киев? — прямо спросил князь. — Захотел подкинуть не проблем? Или ты ромейский подсыл, который так хитро поссорил наши страны? Точнее не поссорл, а дал повод для нападения? Причем, вполне честный повод!

— Нет! Меня вот чуть не отравили...

— Знаю, что нет. И то, что ты отравлен был, тебя не выгораживает. Может быть рамеи хотели от видока избавиться? А? вот то-то же. Очищает тебя, дурака, другое...

— И куда же мне следовало идти?

— Ушел бы на север, захватил бы пару-тройку десятку баронств, их там как помета птичьего, кошке посрать негде... Создал бы новое княжество. Посадил бы на землю своих... И все бы было хорошо. А тебе захотелось спрятаться за чужую спину. Так что вполне честно, что я у тебя твоих хлопов забрал. Они тебе не нужны знать были вовсе...

— Хорошо. Может тебе, с твоего престола и виднее. Пусть так. А зачем ты меня пытался убить? Да еще так показательно? Или у вас не делают яды?

— Эх ты... Поэтому я и говорю, что ты ничегошеньки то не знаешь.

Лихомир встал и немного походил по своему любимому кабинету. Потрогал полки, стены, корешки книг, свитки, провел рукой по ковру на стене, и, в конце концов, прикоснулся к лежащему на специальной бархатной подушечке великокняжескому венцу.

— Когда умирал мой батюшка, да будет он спокоен и весел в Ирии, — совершенно неожиданно тихим, проникновенным голосом сказал князь. — Он заклинал меня, чтобы я берег великое княжество киевское. Чтобы люди жили счастливо, чтобы не было никаких потрясений. А тут вы...

Князь помолчал, потом сел в кресло, налил себе еще один кубок и продолжил.

— К сожалению, не все князья такие. Знаешь, ваш мир очень интересен. — Лихомир совершенно неожиданно перевел разговор на другую тему. — Еще в правление моего отца, попал скальд один к нам из вашего мира. Хороший голос у него был, жаль сгорел от лихоманки. Так вот, и мне, и батюшке очень нравилась одна песня из его, как это называется? Ретуара?

— Наверное, репертуара.

— Да. Точно. Репертуара. Вот как сейчас помню, — сказал князь и продекламировал.

Только б мне дождаться чести,

На Путивле князем сести,

Я б не стал тужить,

Я бы знал, как жить.

Днём за бранными столами,

За весёлыми пирами,

Я б судил-рядил,

Все дела вершил.

Всем чинил бы я расправу,

Как пришлось бы мне по нраву,

Всем бы суд чинил,

Всех вином поил!

К ночи в терем бы сгоняли

Красных девок всех ко мне,

Девки песни б мне играли,

Князя славили б оне.

А кто румяней да белее,

У себя бы оставлял.

Кто из девок мне милее,

С теми б ночи я гулял.

Кабы мне да эту долю,

Понатешился б я вволю,

Я б не стал зевать,

Знал б, с чего начать.

Я б им княжество управил,

Я б казны им поубавил,

Пожил бы я всласть,

Ведь на то и власть...

— Видно, у вас такие князья были в достатке... Да и у нас таких князей полно. Они ради своей мошны либо ради дешевого подобия власти, ради самоуправства, поломают и продадут все. Веру. Правду. Холопов. Даже род свой, хотя в этом не признаются...

— Я не понимаю тебя. Причем здесь это?

— А при том! Поймешь сейчас. Я — великий князь киевский. Мой род занимает первую строку в бархатной книге. Но помимо меня, еще есть множество князей, в жилах которых течет такая же, пусть и слегка разбавленная кровь. И они вполне могут надеть этот венец. Они мечтают о нем, но они не готовы. Он их придавит. Сломает. Раздавит в лепешку. А вместе с ними — и все великое княжество.

— И?

— Не понял еще? Эх ты... Говоря по-простому — я хоть и являюсь великим князем всех киевских земель, на самом деле я имею полную власть только в своем княжестве. Пусть оно и занимает почти пятину всех земель, но остальные, коль объединятся, то сметут меня и мое княжество. На радость ромеям и степнякам, которые придут и легко добьют оставшихся. Поэтому и приходиться лаской да указкой управлять всеми остальными князьями, чтобы не переметнулись под крыло кого другого. Степняков ли, западных или восточных россов... Они же по Правде свободны. А стоит мне хоть в чем прижать кого силой, так сразу же я получу войну на все четыре стороны. Такое уже бывало, и никто из нашего рода не хочет повторения той смуты.

— Я все еще не понимаю, причем тут я?

— Все очень просто. Моя сестра, это невероятно щедрый дар в любой род. И коли я захочу какой род сделать максимально лояльным... Ну ты понимаешь... А тут она без ума в тебя вцепилась. Со мной поссориться не побоялась... Дитя у вас...

— Ты против ребенка?

— Нет. Вовсе нет. Она же тебе рассказала? Ну вот. Ты ее как-то вылечил, и теперь она может иметь детей. Не только от тебя. Так вот... Ты, в плане влияния и стабильности, как говорят ромеи, "величина отрицательная". И тебе никогда не видать, при обычном развитии событий, Ольги в жинках. Но, с другой стороны, для других, стремящихся к ней, ты препятствие. Пусть небольшое, пусть кочка на ровной дороге, но все же, все же... А вдруг в караване хоть один горшок да разобьется? Лучше эту кочку срыть. С другой стороны, если эту кочку немного подсыпать, то можно весь поезд остановить...

— Значит, ты хитро натравил на меня своих врагов. Те повелись. И убились. Очень удачно — вроде и враги повержены, и все претензии к чужаку. А ты весь в белой судейской тоге... А если бы согласился на замену?

— А вообще ты мог согласиться на замену...

— В принципе, конечно же!

— ... и после этого вернуться к Ольге? — усмехнулся князь.

— Нет. — скрипнул зубами Руфус. — А если бы меня убили?

— Но я же дал тебе достаточно времени подготовиться? Или ты этого не понял?

— Да понял я... Потом... Значит Ольга знала?

— Да! Конечно же знала! — ухмыльнулся князь.

Руфус разозлился. На князя — манипулятора, на Ольгу, которая ничуть не лучше братца, на всех этих ... Но потом увидел в глазах собеседника этакий огонек и опомнился. "Ах, ты, гадина! Ты еще меня ссорить с ней пытаешься! Ну щас тебе, хрена ...!"

— Благодарен я ей. Попрекала меня бездельем. Не давала пролеживать на печи. Надо отдариться...

— Неприятный ты. — Вздохнул князь. Он все понял правильно. — Вроде дурак-дураком, а копнешь, и сложно с тобой.

— Хорошо. Давай закончим, князь Лихомир. Раз ты со мной разговоры разговариваешь, то что-то тебе от меня надобно. Холопов ты моих забрал, дуван мой отнять ты не в силах, не потеряв так ценимый тобой мир. Так скажи в конце концов, чего же ты от меня хочешь?

— Чего я от тебя хочу? Хочу, чтобы ты мне службу сослужил, которая отчасти искупит все зло, пусть и невольно совершенное тобой! Там, куда тебя направит сейчас судьба.

— А за это что я получу?

— За это я клянусь не выдавать Ольгу против ее желания. Ты согласен?

— Да. — не раздумывая ответил Руфус.

— Вот и добро! — Лихомир встал, подошел к двери и открыл ее. В проеме показались Ярослав и еще один, совсем старый волхв, который при князе присутствовал с детства и сейчас был чем-то вроде его личного, самого доверенного наставника-советника. Молча волхвы расселись, и без предисловий начался очень серьезный разговор.

— Мы получили очень тревожные вести с запада. — Начал старый волв.

— Да... — Руфус поморщился. — Ромеи поди извелись уже все...

— Да. И ромеи тоже. Но я имел в виду гораздо более далекий запад...

— Это кто, англы что ли?

— Нет. Еще дальше.

— Но... — удивился Ярослав, который похоже тоже не знал, о чем пойдет беседа.

— Да, дитя. Да... Материк змеепоклонников.

Глава 65.

Брайен Смит считал себя весьма удачливым человеком. Хотя иногда эта удачи и принимала такие формы, что ее вполне можно было бы спутать с полной противоположностью. Первой удачей безымянного тогда эмбриона было то, что шестнадцатилетняя белая девушка, случайно забредшая не в тот район, и подвергшаяся групповому изнасилованию бандой афроамериканцев, наотрез, несмотря на все давление своих родителей, отказалась делать аборт. Впрочем, врачи были на ее стороне, что-то там говоря о возможности, в случае аборта, больше никогда не иметь детей.

Уж лучше бы она согласилась. Крупный малыш, слишком крупный для такой молодой и слабой здоровьем, вследствие всего перенесенного ужаса, матери, был извлечен из умирающего лона кесаревым сечением. Убитые горем бабушка с дедушкой, которым только прививаемая со всех сторон политкорректность и толерантность помешала задушить младенца прямо на месте, естественно не горела желанием видеть ублюдка в своем доме. Да и свое имя давать тоже. Так маленький мулат получил имя Брайен Смит и отправился в приют.

Второй раз по-крупному ему повезло в шестнадцать, когда он и группа приятелей, которая на полицейском жаргоне почему-то называлась бандой, пыталась потрясти пару каких-то пьяных снежков, имевших наглость забрести в их квартал. Несмотря на то, что нападавших было пятеро, а тех только двое, вломили "хозяевам" так, что самый удачливый из всех, Брайен, еле-еле смог уползти в сторону и забиться под перевернутый мусорный бак. Остальных "снежки" забили практически насмерть. Как такое могло произойти посреди ночи в черном квартале — непонятно, но и не такие чудеса встречаются. Ну а так как нормальной медицинской страховки ни у кого из них не было, то четверо невезучих вскоре пополнили собой обочины дорог, выпрашивая милостыню на костылях и каталках.

В третий раз, ему повезло через год, когда будучи под кайфом банда, уже другая, решила в наркотическом угаре разнести соседний домик, где обосновались какие-то мутноватые личности. Наркоту, несмотря на то, что большинство сверстников во всю дымило и кололось, Брайен не употреблял. Одним из ярчайших детских воспоминай у него было, как их воспитатель в приюте, в очередной раз превысив дозу, в наркотическом угаре с веселой улыбкой, на виду у детишек, попробовал отрезать себе голову. И у него почти получилось. И Смит на всю жизнь запомнил дурацкую ухмылку, белую кость шеи, брызги крови во все стороны и солоноватые капли на лице. Толкнуть-да, побаражить-конечно, немного пыхнуть — можно, но на этом все. В результате того наезда, не пойти нельзя было, и так на него косо посматривали, он познакомился с сектой сатанистов (ребята ворвались прямо посреди черной мессы), а также с тем, что трудно сломанными руками подбирать выбитые зубы.

Подлечившись, он, несмотря на все произошедшее (В качестве некого равновесия, в этот раз ему досталось больше всех, что, впрочем, тоже в какой-то мере оказалось удачей. Легко поколоченные братья, пока он лежал в больничке, умудрились наехать на кого-то серьезного, и их всех порубили на куски. В буквальном смысле. Когда копы потащили его на опознание, он несколько раз успел проблеваться. Ну чистый фарш!) решил познакомиться с сектантами поближе. И не прогадал.

С ними было очень интересно. Они дали ему цель, объяснили смысл жизни, научили служить Великому Господину... И в се бы ничего, если бы не одно но. Патриарх, который появлялся не часто, но при этом держал весь ковен в железном кулаке, требовал, чтобы каждый неофит, для окончательного вступления в братство, принес Господину жертву. Человеческую.