Герда была чуть ниже и чуть слабее своих сверстников. Конечно, не на столько, чтобы заинтересовать службу евгенического контроля, но все же ниже и слабее, поэтому к городу она подошла чуть позже остальных. Так как опрос одного и того же взрослого человека несколькими воспитанниками не допускался, для этого использовался его персональный коммуникатор, то девчонке пришлось искать этих сто не ответивших человек очень долго. Не набрав и половины, она забрела на дальнюю от их интерната окраину, где еще никогда не бывала. Здесь на бульваре стояли скамейки, а одна, расположенная под деревом, так и манила присесть и дать отдых натруженным ногам.

Герда так и сделала.

Пока ноги отдыхали, она с любопытством осматривалась по сторонам. Напротив стоял огромный, роскошный особняк. Чтобы получить такой, следовало быть либо очень успешным ПТОшником, либо настолько же важным работником секторального уровня социальной ответственности. Внезапно во дворе, скрытом от глаз девочки углом дома, что-то задымило. Дым набирал плотность, и по мавению ветра пара клубов окурила девушку. Такого дыма она раньше никогда не нюхала. Приторно сладковатый он завивался в нос и вызывал тошноту. Чем-то он напоминал запах пережаренного мяса, которое однажды готовили в их интернате в качестве пособия ужасов жизни до Забвения. Когда дым набрал максимальную плотность особняка не стало. Сильнейший взрыв разметал строительные панели, из которых был сложен дом по всей округе. Герда осталась цела только чудом — в нее не попало ни одного кусочка, только один маленький просвистел над плечом, срезав клок одежды и верхний слой кожи. Осколок несся с такой скоростью, что попади он сантиметрами семью левее девочка осталась бы без головы, а так только сквозь дырку в одежде на плече было видно как медленно набухает тяжелая капля крови.

Чуть придя в себя девочка поднялась на ноги и подошла к дереву, в которое наполовину вошел чуть не убивший ее осколок. Вытащив его она с удивлением узнала в нем старый образец кристалла, на который записывались данные всю историю после затмения. Судя по его форме, он был выпущен почти тысячу лет назад, то есть после самого затмения. На мгновение девушку пронзила странная мысль о том, что она держит в руках невероятное сокровище. Которое обязательно отберут у нее. "Если узнают" — пришла еще более неожиданная мысль.

Воспитатели несколько раз говорили о том, что брать чужое — наказуемое. Люди, пойманные за этим, на первый раз поражались в правах до самого низкого индекса социальной ответственности, что в том числе вело к исполнению провинившимся самых вредных и противных работ. На весь семилетний срок. Но рука сама сжалась в кулак вокруг небольшого полупрозрачного камушка, а ноги понесли ее все быстрее в противоположную от приближающихся с противным воем машин огнеборцев и адептов порядка. "Значит, нельзя быть пойманной" — опять пришла как чужая мысль.

Задание Герда оставила невыполненным, сославшись на усталость, в результате которой подвернулась нога и она разодрала до крови плечо. Рана была обработана в медпункте, а за лень девушка была наказана. Но исполнение трудовой повинности спасло ее от подробных расспросов адептов порядка, которые проверяли всех, кто потенциально мог находиться вокруг взорвавшегося дома. Когда адепт попробовал подступиться с расспросами к уставшей до смерти за целый день уборкой территории девушке, то та, почувствовав под собой горизонтальную поверхность, заснула прямо на допросе. Поняв, что если бы она чего знала, то не смогла бы вести себя с таким самообладанием, ее больше не тревожили.

Спустя пару недель, развязавшись с наказанием, в вычислительном классе Герда с трепетом любопытства вставила кристалл в устройство чтения кристаллов. На кристалле было множество файлов. Более того, емкостью он превосходил не только современные стандартные кристаллы, но даже и емкость всего вычислительного класса, а то и всего интерната. "Вот будет обидно, если в результате всего тут окажется какая-либо ерунда, типа очередного отчета о "влиянии цветовой гаммы брикета N3 стандартного рациона N16 на рабочую деятельность с 18 по 32 минуту после приема в пищу" — подумала девочка, выбрала последний по дате создания документ, оказавшийся со словесной информацией, и приступила к чтению.

Первые пять минут она с усмешкой лениво пролистывала страницы, потом начала вчитываться, потом схватилась за голову, потом начала таскать себя за волосы и обзывать нехорошими словами. А потом она просто сидела, невидяще уставившись в экран. Если бы Герда знала древние поговорки вроде: "любопытство сгубило кошку", то сейчас бы она, несомненно, всей душой подписалась бы под каждым из тех слов.

— Надо срочно рассказать воспитателям о находке и не в коем случае не читать больше, — сказала одна часть ее мозга, порядкопослушная.

— Тебя убьют! — сказала другая часть.

— Нет, ну накажут, конечно, но не убьют...

— Там, тогда, во дворе, воняло горелым мясом. Человеческим. Ты хочешь закончить так же?

— Лет семь работ, и нас восстановят в правах. 22 года, это самое начало жизни...

— Сначала кожа начнет нагреваться, потом гореть и обугливаться. В это время ты будешь кричать и биться о столб головой, в надежде разбить себе голову и избавиться от боли. Но сзади столб обернут мягкой лентой из несгорающего пластика...

— А ну, тихо! — сказала сама себе девушка и перелистнула назад на экране несколько страниц.

Тот документ оказался дневником. Дневником, судя по всему, одного Мудрецов. Тех самых Мудрецов. Тех, что провели Человечество сквозь Забвение. Тех, кто даровал Закон и Порядок. Дневник, наполненный честной историей одного из очевидцев Забвения, дневник, наполненный его мыслями, в чем-то крамольными. Вот и сейчас девушка вчиталась в конец дневника.

"...Да. Старый мир был во многом плох и ущербен. Да, многие страдали, голодали и умирали от холода, а многие не знали как и чего еще взять от жизни. Но он не был создан нами. А мы убили его.

Мы убили не только плохое. Мы убили и много хорошего. Книги... Музыка...Театр... Кино... Архитектура... Живопись... Стихи... Любовь... Семьи... Веру... Мы убили это все. Даже имена! Теперь никто, никто не знает что это такое, только жалкие современные поделки...

И продолжаем убивать: то тут, то там всплывают либо бункеры высшей защиты, жители которых умирают с первым вздохом нашего воздуха, в котором до сих пор витают бациллы Могильщика Цивилизации. Или жучки, которые обеспечивают предложение спросу на старинные вещи, откапают какой-либо архив.

И все это засевается Проглотом, разрывая последние ниточки казавшегося когда-то неразрушимым каната Культуры...

Воистину — людскую природу могут переделать только Боги, а не люди; а у нас так и не получилось стать богами нового мира.

Я не могу больше жить с этим, хотя мы, Мудрецы, можем жить столько, сколько захотим — все же эликсир жизни создали мы... И для себя только — я уже говорил, что людскую природу не переделать?

Я не могу и не хочу жить с этим.

И не буду.

Если судить меня согласно положениям Порядка, то я и все мои товарищи по Забвению, являются соучастниками в самом чудовищном преступлении: массовых убийствах, посягательствах на общественный строй и т.д. Наказание за такое — смертная казнь по Закону: "без животного проявления, т.е. без пролития крови". Принимая во внимание масштабы преступления — а на сотню нас, Мудрецов, приходится более шести миллиардов жизней, т.е. по 60 миллионов на человека, инструмент лишения жизни — костер без предварительного удушения...

60 миллионов на каждого. 60! Миллионов! Я не могу даже представить себе такое количество жизней. Я убил 60 миллионов человек. Женщин. Мужчин. Стариков. Детей. Да... Детей...

Я не могу больше жить с этим.

...Если бы я знал, что все так произойдет, то я бы сделал все, чтобы то, то самое, оказавшееся ящиком Пандоры никогда не было вскрыто. О Боже, а ведь программа открытия ворот была написана вот этими вот руками. Я своими руками впустил это в мир....

Мы в каком-то роде убили даже Богов, но, иногда, мне хочется помолиться за души всех этих невинно, или не невинно, без разницы, убиенных. Смерть примирила всех. В последнее время — все чаще.

Мне не отмолить столько жизней...

Сегодня я, наконец, закончил складывать дрова на костер. Столб вкопан во дворе. Осталось совсем не много. Я запрограммирую computer, ха, вычислитель, теперь слово компьютер не существует, на взрыв дома после того, как мой персональный коммуникатор перестанет выдавать телеметрию о моем состоянии. Все это погибнет со мной. Не знаю, зачем я это тогда пишу.

Надеюсь, те муки, что меня ждут, хоть на грамм, на миллиметр, на секунду искупят мои грехи.

Прощай Джонс.

Умирать страшно. Но жить еще страшнее..."

Много позже Герда подкупит одного взломщика и тот раздобудет ей из секретного архива адептов порядка запись камеры слежения. На этой записи молодой, лет тридцати на вид, мужчина подойдет к сваленным вокруг стоящего в центре двора столба дровам, польет их из канистры, заберется наверх, прислониться спиной к столбу и достанет зажигалку. Запись камеры слежения не были высокого качества, но даже на них можно было рассмотреть, что человек не связывал, пристегивал себя к столбу, как это делалось адептами порядка при таких казнях. Он просто зажег огонек на конце зажигалки и бросил его себе под ноги. И спокойно простоял в огне весь остаток своей жизни, не пытаясь, даже инстинктивно, выскочить из испепеляющего его плоть пламени. А потом все разметает взрыв, свидетелем которого она стала.

Но это будет потом, а сейчас Герда понимала, что прочитав даже столь маленький отрывок, она уже не сможет стать прежней.

— Вот видишь, — вернулись обратно крамольные мысли, — ты сама понимаешь, что тебя убьют.

— Надо сдаваться. Добровольная повинность облегчает наказание. Тебя все равно найдут, — уговаривали порядкопослушные.

— Нет. Замолчите. Я решу сама. И мое решение — я возьму это себе и воспользуюсь тем шансом, что заключено в этом невзрачно на вид кристалле. Тем более, он чуть меня не убил, так что это нормальная компенсация, на мой взгляд!...

— Правильно!

— Дура! Тебя пойма...

— Замолчи. Я больше не хочу вас слушать у себя в голове, законо и порядкопослушные мысли. Я изменилась — и теперь вас просто во мне нет!

И мыслей не стало.

С того момента прошло уже почти шесть лет. Она закончила интернат, а результаты выпускных экзаменов позволили ей начать карьеру в Планетарном институте, занимающимся биологическими исследованиями. Благодаря данным с кристалла Мудреца, некоторые идеи которого она осторожно использовала в своей работе, ее ценило начальство, а ее индекс социальной ответственности регулярно возрастал. Если бы дело так и продолжалось, то конец обязательного семилетнего срока Планетарных работ она бы встретила в ранге начальника отдела биоисследований. Это было бы очень неплохо.

То, что раньше назвали бы социально-экономической системой, теперь на Планете называлось Системой Распределения Продуктов Труда. Совокупный по всей Планете объем произведенных товаров, услуг и труда, называлось это одним словом — Дело, оценивался, после чего делился на десять равных частей. Одна часть Дела поступала в хранилища Планетарного Управления и консервировалась на будущее. Шесть частей Дела распределялось среди населения согласно индексу социальной ответственности. Чем больше индекс, тем больше благ мог получить его обладатель. Идея была проста и спраедлива — если человек приносит обществу больше пользы, то и вознаграждение общества за это выше, и наоборот. У каждого из работающих был свой индекс социальной ответственности. Человек с низким индексом ни мог приобрести себе ничего важного — ни красивой одежды, ни вкусной пищи, ни каких-либо других преимуществ. Это не означало, что он должен был сдохнуть с голоду — даже самый нижайший индекс гарантировал стабильное питание и проживание. Но согласитесь — жить в своем собственном доме и питаться продуктами с самыми лучшими вкусовыми добавками, совсем не то, что проживать в бараке не сто человек с общим туалетом и жрать безвкусные пищевые брикеты.

Были, правда, люди, которые хотели иметь больше, а работать меньше. Такие либо сбивались в шайки, либо в одиночку, на свой страх и риск, нарушали букву Закона, чтобы добыть себе незаслуженные материальные или иные блага. Что ж, таких быстро отлавливали адепты порядка, после чего следовало наказание — чаще всего, понижение в статусе до самого низа сроком от одного и более циклов. Не желающие работать и теперь — просто умирали с голоду, и никто их не жалел: обществу Планеты не нужны паразиты, которые никак не хотят работать, а только потреблять сделанное другими.

Самой интересной была судьба оставшейся трети Дела. Эта часть шла на награду особо отличившихся: ведь каждую работу можно делать по разному. Можно — как положено, но не более того, а можно — прикладывая все усилия и добиваясь дополнительных успехов. У каждого из людей был свой голос, который назывался Предпочтением. Раз в месяц человек мог отправить свое предпочтение какому-либо человеку, ПТО, отделу, сектору и т.д. — короче, любой структуре. Структуры, превысившие определенный уровень набранных предпочтений (это было сделано для того, чтобы исключить взаимные награждения самых хитрых по сговору: "я тебе сегодня, а ты мне завтра"), согласно процентному соотношению предпочтений делили три десятых Дела между собой. Это был второй стимул не только каждому работать лучше, но и требовать того же самого от своих сотрудников. Махинации с награждениями отслеживались адептами порядка и наказывались соответственно.

Институт, в котором работала Герда, занимался разработками вкусовых биодобавок, что очень сильно поднимало шансы на получения части из этой бонусной трети Дела. Дело в том, что согласно Закону, люди после Забвения не могут оставаться дикими, и в частности, не могут питаться животной или взращенной пищей. Грязееды — так презрительно называли своих дозабвенческих предков современники Герды. На Планете все питались стандартными пищевыми брикетами, одинаковыми как на столе члена совета Планетарного Управления, так и у последнего мусорщика. Эти брикеты были относительно сложны в производстве, зато предоставляли организму сбалансированное питание, полностью удовлетворяли потребности в витаминах и минералах и могли храниться герметически запечатанными долгое время в широком диапазоне температур. Однако вкус у них был, как бы это помягче сказать, неважный. Отвратительный вкус, если честно. Поэтому многие институты занимались тем, что разрабатывали различные вкусовые добавки, способные превратить сухой черствый кусок в нечто, к примеру, благоухающее и воздушное, или наоборот — в текучее и переливающееся всеми цветами радуги. Или еще во что. Та же самая ситуация была с простыми и алкогольными напитками, курительными принадлежностями, одеждой и многим другим. Создав нечто вкусное можно было с большой вероятностью получить бонус: ведь это так просто, после понравившегося тебе куска или глотка поднести чип упаковки к своему персональному коммуникатору и отправить свое Предпочтение его создателям.