Молчание. Выждав с минуту, Аудитория Два сообщила сама себе, "-В таком случае я выключаюсь."
Молчание. Вдруг сначала исчезла вся мебель: сиденья и столы для самых разных тел, затем растворились молочно — белые глянцевые стены, после них угас в черноте пол и наконец, медленно, даже торжественно растаял во мраке потолок, пока его последние угасающие блики не поглотила непроницаемая чернота пещеры, расположенной глубоко под поверхностью планеты... Так закончился наш с Дэвом отрезок странного времени в Майе. Одновременно закончилась вся предыдущая Академии терранская жизнь — все ее шестнадцать полных лет. Она осталась в памяти — но и только. Пришло время недоверия, крови, одиночества, время сменяющих друг друга расслабленного бездумного отдыха и изматывающей непосильной работы, время любви — и вероломных измен, дружбы и ненависти, время трезвых решений и вопиющего сумасбродства, нежности и жестокости, расчетливости и безоглядной самоотверженности, время жить и время умирать.
Детство кончилось, и вместе с ним кончилась старая жизнь.
УМРИ, НО БУДЬ!
..." — Восстань, спящий!"?!
Нет, я бы дал другое название:
" Пробудись, бессовестный!"
"Опавшие листья". Розанов.
О
чнувшись от вязкого, нескончаемого кошмара, прерывающегося лишь на еду, подросток мутно уставился в потолок: откуда это холодное, липкое предчувствие беды? Откуда брезгливое отношение к родной, с детства привычной квартире и тяжкая ненависть ко всему, что именуется названием этой планеты?
"Террис."
"Гея."
"Земля."
"Варварский, первобытный мир начала атомного века. Планета, у человечества которой насчитано всего несколько мирных лет за все известные тысячелетия Официальной Истории. Грязь. Болезни. Наркотики. Религиозные помрачения населения целых материков. Почти повальное пьянство, ГЛОБАЛЬНОЕ умственное убожество!"
Подросток потряс головой: "Да откуда такие мысли? Почему это голова раскалывается от тяжелой похмельной боли? Ведь никакой другой жизни я не знал и не знаю! Просто не могу знать. Или..."
Он вскочил, охнув, схватился, за занывшую с новыми силами голову и очумело уставился в окно.
— Или — все же знал?!
В пространстве перед кроватью с хлопком возникла полупрозрачная просвечивающая фигура. Эти джинсы, эта рубашка, очки в стальной оправе с сильно увеличивающими линзами были мучительно знакомы. Тощий парнишка долгий миг растерянно смотрел на длинного, нескладного своего приятеля. Затем решительно и очень быстро спросил:
- O, it is Russia? Moscow, yes? What is You name, kiddo?
Не смотря на нелюбовь к инъязыкам, вопросы, на совесть вдолбленные в голову "англичанкой", хозяин узнал и быстро отреагировал. Даже раньше, чем разозлился или испугался:
— Hail, my name is Andrew, call Me Andy. Im Russian bad boy. So, and You?
Американец (подросток непонятно с чего был убежден, что его "гость" — янки) ухмыльнулся, блеснул очками,
- Weary good, Andy. Remember my "flat": David Lee, 107, 27 — Th. street, Paris city, Illinoys, USA.
Параллельно подросток слышал где-то в голове синхронное: "Конечно. Прекрасно, Андрей, повторяю свою "квартиру": Дэвид Ли, сто семь, 21 улица, Париж, Иллинойс, США. Ты понял меня?
— Й— yopp!!! — то ли по-русски, то ли по-английски отреагировал хозяин.
— Well!, — рассмеялся янки, — Weary good. Activate Me. Give Me a message, please. By... Galaxmen.
И почти сразу же исчез с резким хлопком, обронив матовую металлическую чешуйку, с тоненьким "Пиннг" ударившуюся о подоконник. Подросток не заметил ухода полупрозрачного гостя. Ему стало не до гостей. Память, как взбесившаяся вода цунами , неслась внутри черепа, снося рамки привычного, земного существования.
-Господи! -прошептал подросток, шатаясь от того, что тяжко ворочалось внутри черепа, -О Господи Бож-же ж ты мой!!! Я же... Я — галаксмен?! Да... Да!
Тело бессильно опустилось на заскрипевшую койку. Это неслось как ураганы, как извержения вулканов, как атомные взрывы, как все вместе, одновременно, заключенное в ставшее сатанински прочным пространство черепа, выдержавшего слышный только самому зарождающемуся галаксмену треск и грохот нескончаемого хаоса рушащихся психотехнических барьеров и дамб ложной памяти. Сто тысяч звуков одновременно терзали слух чудовищной какофонией, а перед глазами мерцали миллионы кадров тогда-то виденного, и нервные пути сбивались, и путали сигналы, забившие все возможные дороги к центрам восприятия, отключающимся один за другим от перегрузки. Я хотел кричать — и не мог. Я хотел прекратить это — и тоже не мог. Оно должно было кончиться само. Скорее бы...
Вечность информационного хаоса продолжалась двести секунд. Затем только что сформировавшееся синтетическое сознание галаксмена железной рукой систематизирующих программ навело во мне порядок. На это ушло целых двенадцать секунд. Потом я встал и посмотрел в зеркало. Тело мне не понравилось. Лицо — тем более. Я решил, что сменю облик при первом же благоприятном случае. Сквозь щели век смотрели холодные, умные не по доброму глаза. Глаза галаксмена. Мои глаза. Жестокие и циничные, безжалостные и бессовестные глаза конструктора — тактика из Академии Интергала, факультет инженерного шпионажа. Матрица наложена на молодого варвара без каких-либо моральных тормозов. Я по-волчьи улыбнулся себе в зеркале. Вот ЭТО очень пришлось по душе!
Я подмигнул себе в зеркале и прошептал:
— Запрет на убийство у них не получился, и на зависимости нас не взяли. Майанское рабство отменяется, — Я нехорошо ухмыльнулся в зеркало своим новым лицом, — А этому телу не привыкать к крови. Психологически почти любой терранин готов много, спокойно и плодотворно убивать.
Между тем мое тело, следуя дежурному центру, имитирующему работу земного мозга, собралось и оказалось на почтамте. Нацарапав на бланке все необходимое для активации сознания Дэвида, я протянул телеграмму и червонец аляповато накрашенной тетке и задумался.
Через некоторое время она раздраженно повторила:
— Девять ДВАДЦАТЬ!
— Опять мелочь вымогают! — автоматически пожаловался дежурный центр, тело, пошаря в кармане, выудило из кармана вожделенный двугривенный. Пока оно этим занималось, я пристально смотрел на тетку. Ментальные протоки обволокли ее, подчинив ее сознание моему. Это оказалось предельно просто. Она внешне стала выглядеть лишь чуть-чуть более сонной, чем была. Проворчала мне: "-Нас так не баловали," и отслюнила сдачу с сотенного билета. Пересчитала, присоединила десятку, все с тем же сонным видом и просунула ком разноцветных бумажек вместе с квитанцией мне, тут же встала, объявив подошедшему усатому кавказцу в кепке: "-У меня технический перерыв. Десять минут."
Горец остался растерянно созерцать удаляющуюся задницу в невозможной расцветки платье. Я же вышел на улицу и ухмыльнулся. Конечно, я поступил неизящно и вообще безнравственно. Только что мне за дело до местной нравственности? И разве было бы нравственнее увеличивать выпрашиваемые у отчима карманные суммы раз в двадцать или тридцать? Я не знал, сколько времени мне суждено провести в этом мире, ну и поэтому пожелал ознакомиться с ним поподробнее.
Выйдя с почты, я повернул к до этого игнорируемому мной заведению. Вооруженный новыми познаниями, я спустя три часа вышел оттуда, карман приятно оттопыривала не очень толстая пачечка крупных кредиток. Игровые автоматы щедро ссудили галаксмена некоторой необходимой суммой на первоначальные расходы.
Теперь настала очередь коммерческого магазина, где тающий от любезности "земляк" одел меня с головы до ног в фирмовое за вполне скромную сумму. А вечер только начался...
Деньги таяли как-то неохотно, несмотря на неплохой темп перемещения по злачным местам. Больше всего мне понравился ресторан "Пекин", где я незаметно оказался после разных там "Варшав" и "Праг". Теоретически я знал, что максимально приятно развлекаться в столицах рушащихся империй, однако Москва что-то не очень блистала в этом смысле. Конечно, кухня в кабаках меня вполне устроила, но это и все. Ленча Рудина, которой я домогался уже около года, соизволила принять мой звонок с приглашением посидеть где-нибудь в приятном месте, как очередную оригинальную шуточку в моем стиле.
Не только среди одноклассников я давно приобрел репутацию хохмилы. И теперь приставшая как банный лист маска клоуна начала играть со мной свои неважные шутки.
— Ну ты даешь, Андерс! Значит, только "Пекин" и никак иначе? — прыснула Ленча, — На какие ж это, интересно, шиши? Взял банк? Так ты сейчас что, там сидишь?
— Ну да, — пробормотал я в трубку, — Столик, все дела. Телефон они к столу принести не смогли, ну я спустился. Вот, от швейцара звоню. Закуска, ну и там другое — прочее... По пропорции и потребности. Тачка дежурит. Тут уютно, но скучновато без такой оторвы, как ты, Ленчик. Бери свой никелированный именной "Калашников", пару магазинов, да приезжай, погудим. Я могу послать за тобой тачку, если ломает до кабака добираться. А банка я не брал. Так, очередной гонорар в фирме получил. Ну, как, четверть часа на сборы — и безумная ночь с Джоном Кейси, агентом без сортирного дабла? Игра слов: двумя нулями в англоязычных странах помечены двери туалетов, номер Джеймса Бонда, как известно, тоже имеет двойной нуль. "Дабл", то есть "двойной" — жаргонный синоним русского "нужник".
Трубка хрипло передала сдавленное хихиканье, потом микрофон явно закрыли ладонью, чтобы сообщить кому-то весь расклад. Но слова "этот придурок опять лапшу вешает" я услышал достаточно отчетливо. И немного расстроился.
Когда она снова ожидающе задышала в телефонном канале, я скучно сказал:
— А я передумал. Но в виде компенсации ты получишь бутылку из моего нынешнего китайского обиталища. Вообще-то я тут жду связного, но скорее всего его уже замели. Таксист привезет. Лысый такой, в замшевом коричневом пиджачке, зовут Рома, не спутаете. Он сегодня меня возит весь вечер. А ты... Думаю, что ты никуда не собираешься. Чай не одна. Так коли будешь дома еще с полчасика, то я скажу ему, куда доставить. Выпейте там за упокой души вашего старого шута Андрея Шугина, резидента Церэу. Потому что когда напиток привезут, то будет самое время. И спасибо за все, Ленок. Меня, кажется, переводят в другую страну, и сегодня я на всякий случай прощаюсь с этой. Мы можем больше никогда не встретиться, поэтому прости мои шуточки и не держи зла. Прощай, я любил тебя. Если уж честно, то больше всего в тебе я любил твой смех.
Послушал растерянное молчание на том конце Москвы, повесил трубку. Послал бутылку коньяка Рудиной, потом вышел из ресторана, огляделся.
Настроение совсем испортилось. Недалеко вертелась привлеченная крутым прикидом малолетка. Я взглянул на нее, усмехнулся — "почему бы нет?"
Поманил пальцем:
— Свободна? В кабак хочешь? Как тебя звать?
— Таня, — подняла она на меня темные малороссийские глаза, — Но меня не пустят. Я пробовала. Говорят, "маленькая еще". А ты кто такой?
Малолетка выжидательно заглянула в глаза. Я вздохнул. Нет, в "Пекин" мне уже не хотелось. Мы стояли, курили и время от времени лениво перебрасывались незначаще словом — другим, пока вернувшийся таксист Рома не высунул лысину из дверки:
— Отвез. Спрашивали, откуда, я сказал. Что дальше?
Я думал. Настроение стремительно падало на нуль. Посмотрел на девчонку. Одета неважно, на мордочке — толстый слой неграмотно положенной дешевой косметики. Посмотрел на часы марки "корона", с тремя циферблатами, будильником и черт знает чем еще:
— Скоро полночь. Поедешь ко мне?
Девчонка заколебалась. Наверное, я что-то делал не так. Плевать. Не столь уж и нужна она, заштукатуренная донельзя, скверно одетая, и похоже глупая как пробка. Девчонка пробормотала:
— Понимаешь, мне нужны деньги...
— Догадываюсь. Каков нынче прейскурант? Сколько, короче?
— Тысяча рублей, -потупясь как двоечница, прошептала она, — Я еще, ну... Не женщина.
— Везет, как утопленнику. Ну откуда ты знаешь, как меня нужно ублажать? — я безжалостно отрезал, — Шестьсот и ни копейкой больше. Уже поздно, сегодня ты все равно никого не снимешь.
Подтолкнул к машине:
— И вперед, на подвиг! Да смотри мне, если чего не досчитаюсь, тебе быстро фасад подпорчу, подруга. Так что — не коси.
— Я не воровка, — обиделась она. Девчонке было достаточно погано. Блестя длинным лысым черепом, Рома крутил баранку. Таксист вез нас к моей родственнице. В отличие от родителей, там меня прекрасно понимают. И сейчас могли ощутимо помочь. Насчет полигона для секса.
Машина остановилась на безлюдной неширокой улице старой застройки.
Рома глянул в зеркало заднего вида:
— Прибыли, Джо.
— Чудесно. Посторожи даму, сейчас возьму ключи, забросишь на флэт и свободен до утра.
Поднявшись по вылизанной лестнице на второй этаж, я позвонил своим звонком. За дверью послышалось: "Сейчас!" и неторопливые шаги.
Родственница открыла дверь:
— Сегодня ты немного слишком поздно.
— Виноват, исправлюсь, — шаркнул я кроссовком, — Как ты считаешь, мне уже достаточно лет, чтобы разок не переночевать дома? А проще: я тут снял девчонку и хочу попросить ключ от какого-то ведомственного квадрата. Оставлю все в полном порядке.
Родственница запахнула поплотнее халат, иронически подняла бровь:
— Вижу, ты прибарахлился? Да, в таком жаль отираться по подвалам, — улыбнулась, — Ладно, Джон Кейси. Сейчас дам. Но смотри мне...
— Все будет в самом полном райте без сумления, — заверил я, взял ключ, выслушал адрес и шаркнув ножкой удалился.
В машине было все в порядке: лысый Рома слушал попсу по "Маяку", дама умеренно тряслась в дальнем углу заднего сиденья. Высадив нас у полусонного дома, таксист получил свои вожделенные шесть "катек", уточнил, во сколько подъехать утром и укатил. Дама стояла и покусывала губу. Похоже, она понемногу стала успокаиваться. Она прижимала к груди пакет с "сопутственным": коньяк, винцо, кое-что из китайской кухни. Набрав цифровой пароль на двери подъезда, мы попали в дом. Квартира не блистала изысканностью, скорее уж казенностью. Впрочем, холодильник ломился от продуктов и напитков, в шкафу привлекательно блестели целлофановые корешки полутора десятков детективчиков, имелся в комнате так же и цветной тиви. Девственница растерянно топталась посреди комнаты. Решив быть развязной, сказала в нос наименее любимым мною тоном:
— Куда положить сверток? Я хочу в ванну.
— Не спорю, это нужно, но ванна пока подождет. Ты сначала разбери пакет, и постарайся расположить то, что там есть покрасивее на двоих вот на этом столике. Посуду, разумеется, надо искать на кухне. Затем — помоешь меня, и только потом примешь душ. Тебе все ясно? В дальнейшем разговаривай со мной обычным голосом, ибо блатота твоя за порогом осталась. Исполняй.
