Венец Феанора. Глава 4

Вала пожал плечами.

— Это зависит от него самого. Или от его братьев. Как только Маэдрос одумается или Маглор согласится заключить мир, я отпущу пленника.

— А если он умрет раньше?

— Он не умрет, Саурон. Я поручу Ирбину и Тевильдо поддерживать в нем жизнь. И Талло за ним присмотрит.

— Тогда какое значение имеет ширина выступа? — не сдержался я. Но тут же спохватился. — Конечно, если тебе будет угодно, я изменю форму склона.

— Ради удобства Воплощенного? — Мелькор засмеялся. — Не стоит портить Тангородрим, Саурон. В конце концов, у Маэдроса есть выбор.

— А Феанор свой выбор уже сделал? — задал я вопрос, который давно меня занимал.

— Он мой друг, — сказал Вала.

Я нахмурился: в его голосе не было уверенности, только желание убедить. Меня? Себя самого?

Видимо, сомнение отразилось на моем лице слишком явно. Властелин помрачнел.

— Феанор мой друг, Саурон, — повторил он настойчиво. — Кроме того, он мне нужен. Есть у меня один план...

Глаза Мелькора блеснули, совсем, как бывало в Удуне, когда его захватывала очередная идея, и у меня даже в груди защемило от тоски по былым временам. Впрочем, я всегда умел обуздывать чувства.

— Ты хочешь с его помощью подчинить себе нолдор? — предположил я.

Властелин весело прищурился и покачал головой:

— Нет, Саурон. Всю Арду.

Шабрук наслаждался жизнью. Сначала-то, когда ему и еще нескольким парням передали приказ явиться к Властелину, у снаги аж брюхо свело с перепугу. Обошлось, ничего страшного Великий не сделал. Рассказал, что требуется от орков, велел повторить. Шабрук справился с первого раза: он всегда был памятлив. Властелин внимательно выслушал, покивал, других парней отпустил, а смышленому снаге распорядился выдать двойной паек. Да еще посулил такой же по возвращении. И порцию косорыловки — а уж этакое счастье выпадало только командирам, да и то редко.

А задание Великий дал и вовсе пустяковое, даже драться не надо. Прогуляться до стана квын-хаев, передать послание ихнему старшему — Мала-гыру и вернуться с ответом.

Шабрук важно ехал впереди небольшого отряда, одной рукой на всякий случай придерживая свернутый в трубку пергамент за пазухой.

Нгырт первым почуял запах чужих, вздыбил шерсть на загривке и тихо зарычал, предупреждая всадника. Шабрук поднял руку, останавливая отряд. Очень медленно, как приказывал Великий, спешился. Отстегнул пояс с мечом, бросил на землю. Расстаться с оружием было трудно: всё существо орка противилось подобной глупости. Но ослушаться Властелина снага не рискнул. Впрочем, волк сразу же встал над хозяйскими вещами и глухо заворчал, так что свои едва ли рискнули бы подступиться. Нгырт заслуженно слыл зверем серьезным.

Шабрук поднял вверх руки, в одной из которых был зажат пергамент, и пошел в сторону невидимых пока квын-хаев. Один.

Когда впереди показались темные фигуры, снага остановился, подняв на всякий случай руки повыше, и окликнул квынов, старательно выговаривая слова чужого языка:

— Слово Властелина Эндорэ. Для принца Мала-гыра.

— Орки, командир!

— Да, Алталло. Я тоже чувствую. Сюда идут.

— Атака?

— Скорее дозор, — определил я. — Ярости в них не ощущается. Настороженность только.

— И не разглядишь ничего в этом Вражьем тумане! — Алталло плотнее запахнул плащ.

— Я вижу их, командир! — Карнион подался вперед. — Верховые. Десяток. Не прячутся, открыто едут. Сейчас...

— Нет! Опусти лук.

— Я достану отсюда, я и дальше бью!

— Опусти.

Упрямец обиженно поджал губы, но подчинился. Я обернулся к остальным:

— Не стрелять без моего приказа.

— Да, командир.

Разочарованы, понимаю. У меня у самого руки к оружию тянутся, как вспомню, что делают эти твари с убитыми. Или с ранеными, попавшими в их лапы. Лучше не думать.

Если это ловушка, от нас ждут нападения. Но что еще может...

— Слово Властелина Эндорэ! Для принца Мала-гыра.

Малагыра? То есть — Маглора? Принца Маглора. Значит, король жив!

Так, спокойно. Прежде всего — послать осанвэ Маглору. Показать этих орков.

"Ждите меня, Альго".

— Ждем, — приказал я своим. — Принц будет говорить с ними сам. Алталло!

— Командир?

— Бери своих — и исчезните. Луки наготове держите, но не высовываться.

— Сделаем.

Я пошел навстречу орку с пергаментом. Медленно, держа на виду пустые руки.

— Принц Маглор скоро будет здесь, — я старался говорить как можно более внятно, чтобы вражий посланник понял. — Надо подождать.

Облака, клубившиеся подо мной, рассеялись. Словно кто-то — да не кто-то, Моргот, конечно — окошко сделал. По бокам-то, насколько я могу разглядеть, тучи остались. И над головой тоже.

Теперь мне очень хорошо видны скалы внизу и зеленая равнина к югу от Ангбанда. Ну, и меня самого теперь с земли можно рассмотреть. И узнать.

Для кого это сделано — понятно. Вопрос — зачем. Заманить в ловушку тех, кто попытается освободить меня? Или потребовать что-то в обмен на мою жизнь и свободу? Если Враг не лгал, он будет добиваться от Маглора заключения мира. Но Морготу верить нельзя. Тогда на что он рассчитывает? Захватить в плен всех сыновей Феанора, а потом подчинить себе народ, оставшийся без предводителей? Так не получится же! Ни захватить не получится, ни подчинить. Не может Враг не понимать этого, он жесток и коварен, но, вроде, не глуп.

Значит, все-таки не ловушка? Тогда — обмен. "Ты можешь спасти своих воинов, Маэдрос. Одно твое слово — и я остановлю балрогов". "Ты можешь спасти брата, Маглор. Одно твое слово — и..." Я тогда выдержал. Думал — рассудок потеряю, жить не смогу после такого. Не потерял. Выжил. Не поддался Морготу. А Маглор — он не поддастся? А если братья не согласятся на мир — что они станут делать? Келегорм ведь наверняка попытается меня вызволить.

"Маглор! Не надо..." — зов ушел в пустоту. В который раз уже. Я звал их всех, по очереди — тщетно.

Нет, так ничего не выйдет: Враг предусмотрителен. Но сработает ли его план, если я буду мертв? Нет. Тогда братья станут ему мстить, и ни о каком мире даже речи не будет.

Добровольно уйти в Мандос, зная, что уже его не покинешь? Поменять одно заточение на другое? Здесь я могу противостоять Морготу и... надеяться, вопреки всему. Что отец освободится от наваждения. Что братья придумают, как мне помочь. Что Враг ослабеет. Глупо надеяться, бессмысленно, но... иначе я не могу А вот там, в Чертогах Ожидания для меня надежды не будет. Ни для кого из нас. Наше ожидание не закончится никогда, так решили Валар. Попасть к ним в руки еще хуже, чем к Морготу. Этот хоть условия какие-то ставит, пусть и невыполнимые.

Но если другого выхода нет? Если моя смерть — единственный способ уберечь от беды братьев, избежать гибельного для нолдор союза с Морготом?

Другого выхода нет.

На перевале показались всадники. Наконец-то!

Скрылись за деревьями, появились снова, обогнули выступ скалы. Не самой короткой дорогой ехали, зато хорошо проходимой для верховых, даже если все время гнать коней вскачь. Удобных троп в Эред Вэтрин хватало. Как и укромных пещер, подходящих, чтобы устроить засаду. Явно Моргот потрудился, приспособил горы для нужд своего войска, да удержать не смог.

Маглор первым соскочил со взмыленного коня. Подошел к приземистому орку, державшему в когтистой лапе свернутый пергамент. Остановился. Требовательно протянул руку. Вражий посланник остро взглянул в лицо сыну Феанора, потянул носом, принюхиваясь по-звериному, и отдал письмо.

Сарати, знаки для записей, придуманные когда-то Румилом. Только начертание непривычное — такое Маглору доводилось видеть только на самых старых свитках, написанных еще в Эндорэ или в первое время после прихода в Аман.

"Король нолдор — ныне мой пленник", — с трудом разобрал принц. От волнения было трудно сосредоточиться. Он медленно перевел дыхание, заставляя себя успокоиться. Представил, что он не на восточной заставе, а в Библиотеке Тириона, и не сверлят его взглядами десятки нолдор, не ждут напряженно известий и его решения, и не письмо от Моргота в руках, а древний пергамент. Помогло. Чтение пошло легче.

"Дальнейшая его судьба будет зависеть от ваших действий. Если вы отступите на юг Эндорэ, Маэдрос будет освобожден от оков и останется жить в Ангбанде в залог мира между нашими народами. Если же вы осмелитесь вновь угрожать мне войной или попытаетесь освободить пленника, нет такой муки, которую он не испытает. Ни умереть, ни потерять сознание я ему не позволю, и пытки продлятся до тех пор, пока вы не согласитесь на мир. До того, как вы примете решение, Маэдрос останется прикованным к скалам Тангородрима".

— Король жив, — сказал Маглор, обведя взглядом воинов. — Он в плену.

Ни звука в ответ. Даже не шевельнулся никто. Обманчивое спокойствие: одно слово предводителя, один знак — и засвистят стрелы, вылетят из ножен мечи, и ни один враг не покинет заставу.

— Посланников не трогать, — приказал принц.

Повернул голову, глядя сквозь орка, холодно бросил:

— Ступай.

— Какой ответ передать Властелину? — спросил тот.

— Когда придет время, он узнает ответ.

"Он узнает ответ..." Какой ответ? Что же делать-то?!

Замкнулись пути — прости.

Осталось нанизывать дни

На нити зимы.

Стихи... К чему они мне теперь? Прежний Маглор, сочинитель и певец, остался в Амане. Здесь только Маглор-воин. Предводитель. И брат. Старший.

Брат... Все время с тех пор, как Маэдрос уехал на эти проклятые переговоры, я надеялся, что он вернется. Надеялся, вопреки очевидному: шестеро уцелевших воинов из его отряда рассказали, как все случилось.

Я знал, что брат в плену — нет, я знал, что его попытались захватить. Но ведь он мог бежать, мог придумать что-то, наконец, его могла спасти случайность. Не знаю, какая — ну, может, отвлекся бы Моргот на что-то... Нам, нолдор, на чудеса уповать не приходится, но и Врагу тоже. Он проклят, как и мы.

Осталось надеяться на

Наличие дна

У пропасти.

Нет. Не стоит себя обманывать. Это — все. Не выйти Маэдросу из Ангбанда. Даже если мы отступим. Что заставит Врага сдержать слово? Хотя... если Морготу действительно нужен мир, может, он и не станет пытать пленника. Да только — сколько выдержим мы сами прежде, чем Клятва заставит нас напасть на Ангбанд? Рано или поздно это случится, и мы будем знать, что обрекаем на мучения брата. А ведь Маэдрос тоже клялся вернуть Сильмариллы! Каково ему будет жить в Ангбанде, так близко от цели?

Жить... Да жив ли он еще? Морготу верить нельзя. Если брат и вправду висит на скалах... будь ты проклят, Враг!

Маэдрос, Маэдрос, как бы ты поступил на моем месте? Ты же нашел бы выход, непременно нашел бы! Ты всегда знал, что делать — и в Амане, и потом, когда началось все это... безумие.

Осталось не думать о том,

Что был у нас дом,

Забытый почти.

Надо послать разведчиков к Тангородриму, вот что! Если Маэдрос там прикован, если тот, кто прикован, действительно Маэдрос — тогда и буду решать.

Не получилось. Легко было решиться уйти... хотя нет, решиться было как раз очень непросто, но тогда казалось, что именно это и есть самое трудное. Что уход в Мандос получится сам собой — главное захотеть.

Захотеть — не в Чертоги Намо, само собой, этого желать невозможно. И не свободы — если, конечно, не считать ею возможность добровольно сменить одни оковы на другие. Захотеть — нанести удар Морготу и отцу-предателю. Чтобы не удался их отвратительный план. Захотеть — спасти от Врага братьев. И всех нолдор, пришедших в Эндорэ.

Я сумел захотеть. Я был готов к уходу, а оказалось — желания недостаточно, чтобы разорвать узы между плотью и духом. Странно. В древности, еще до ухода эльдар в Аман, такое случалось: я слышал рассказы об этом. Только вот не пришло мне тогда в голову спросить о подробностях. Жаль. Если, конечно, дело в моем неумении, а не в предусмотрительности Моргота.

Способен он силой удержать дух эльда в теле? Вполне возможно.

Я не собирался сдаваться. Пробовал остановить сердце усилием воли, перестать дышать, расколоть себе голову о скалу. Зря старался. Сердце билось медленнее, но не слабее. Задержка дыхания ничего не давала, кроме тяжести в груди: казалось, моей плоти теперь и воздух не очень нужен. По шее текла кровь, разбитый затылок саднил, но ничего, кроме нескольких ссадин, я не добился. На смерть от жажды и голода рассчитывать тоже не приходилось: я не чувствовал ни того, ни другого.

Что ж, пусть я не могу умереть. Тогда я добьюсь, чтобы Враг убил меня сам!

"Феанор, ты предатель! Ты предал Финвэ, ты предал нас, ты предал всех нолдор! Ты трус, Феанор! Ты стал слугой Врага! Ты стал ничем!"

Бесполезно. То ли Ангбанд не позволял мне докричаться до отца, то ли тот сам закрывался от мысленной речи.

— Моргот! Расскажи мне, как ты бежал из Амана, петляя, как перепуганный заяц! Расскажи это всем! Как ты трясся от страха, что Валар поймают тебя и снова посадят в Мандос! И больше не сжалятся над тобой, даже если ты опять будешь валяться у них в ногах, вымаливая прощение!

Валялся он или не валялся, точно не знаю, но пронять его эти слова должны. Или я совсем не знаю Врага.

Время шло, я охрип от криков и успел исчерпать весь запас оскорблений. Ничего. Моргот упорно делал вид, что не слышит.

Не получилось.

— Моргот не солгал на этот раз, — Маглор смотрел прямо перед собой. — Маэдрос на Тангородриме.

— Его хорошо рассмотрели? — усомнился Карантир.

— Да.

— Осанвэ?

— Он молчит по-прежнему. Но это не похоже ни на обморок, ни на... смерть. Как будто мысленной речи мешает что-то.

— Сила Врага, — зло прищурился Куруфин.

— Наверное.

Маглор собрался с силами и обвел братьев взглядом.

— Надо что-то решать.

— Подобраться к нему нельзя, — хмуро сказал Келегорм. — Я был там. Почти отвесные скалы, ровные, словно их ножом отрезали. И высоко.

— Ты был там?! — Маглор даже вскочил. — Ты?! Я же просил, чтобы дождались разведчиков! Ты мог попасть в плен, как Маэдрос.

— Не мог, — спокойно ответил охотник. — Враг ведь не просто так приковал нашего брата на Тангородриме. Он хотел, чтобы мы могли видеть Маэдроса. Кстати, я прошел к Ангбанду беспрепятственно. Ни одной вражьей твари не встретил.

— Но это могла быть ловушка!

— Какой в ней смысл? — пожал плечами ученик Оромэ. — Если бы Враг захватил меня, он потерял бы шанс не только заключить с нами мир, но даже в новые переговоры вступить.

— Он прав, Маглор, — вмешался Карантир. Запнулся на мгновение. — Келегорм, если других возможностей не останется, ты смог бы...

1234