Сорвать цветок безумия (Глава 10)

— ... четыре, пять..., — кричал голос десятника.

Не знаю, с оттяжкой ли бил воин, наказывающий меня, так как обернуться, у меня не было времени — был занят терзанием палки вставленной в зубы. Средневековье это вам не девяностые, они ведь тут убьют, и скрывать этого не станут. Как-то вот в нюансы армейского законодательства я не озадачился вникнуть. Позже оказалось, что действительно при большом желании могут забить розгами или просто голову снять.

— ... десять! Всё, отвязывайте.

Я же предупредил вас, — взгляд Пополота хмуро буравил дырку в моём лбу.

Мне вот сейчас было не до его нравоучений, я был сосредоточен на магии глушившей боль по всей спине. Ротимуру тем более — он чувствовал эту боль. Обида была дикая. Как вообще меня лигранда, да бог с ним лигранда — просто человека вот так, палками?! Без суда?! Ведь даже не объяснили сначала — кинули на скамью и отвесили палок!

— ... сначала находите своих сотников, потом с кем-либо говорите. Пока не поздно, могу порвать ваши бумаги, и вы спокойно отправитесь домой.

— Я останусь, — ответил я.

— Тысячник.

— Я останусь, тысячник.

— Я тоже, тысячник, — прошипел Ротимур.

— Ты ещё не тысячник, — ухмыльнулся Пополот. — Впредь изъясняйся понятно. Предупреждаю вас. Никаких дуэлей. Захочется выяснить отношения с кем-либо, а в вашем случае это вернее всего быть битым, обратитесь ко мне. Я с удовольствием предоставлю вам ристалище и деревянные клинки. В вашем праве написать на меня жалобу..., лигранды, — последнее слово было выплюнуто, а не произнесено.

Тысячник развернулся и пошёл в сторону основного здания.

Потом уже нам сотники объяснили, что четыре года назад новик убил одного из воинов, и теперь все знатные попадают на палки — спесь сбить. Жалобу писать не советовали, хотя мы и так не собирались. До нас один новик написал, только дракон прав по закону оказался. За попытку дуэли — десять палок. И по барабану, что ты этого не знал. Незнание закона и в этом мире не учитывалось. Больше нас никто не задирал, ну и мы соответственно тоже. Розги, на местном звучавшее как "палки" отбивали всё желание бедокурить, как минимум месяца на три....

Второй раз мы были действительно виноваты. Я, возвращаясь из сопровождения обоза в Колское локотство, прикупил пару бутылок настойки, ну как настойки — чистого самогона. Само распитие спиртного было запрещено официально, но правило это нарушалось сплошь и рядом. Но нам же после выпитого, стало надо лар, ну или хотя бы подавальщиц из трактира ближайшего села! Находившегося, кстати, отнюдь не рядом. Почти полдня добираться. Ильнас пытался донести эту мысль до нас. Но пьяным, стены крепости не преграда и расстоянья не беда. Получив отказ от стража на воротах, мы вернулись обратно. Подмешали в остатки настойки снотворного, из зелий, которых мне щедро наложили мать и сестра, и, вернувшись, чуть ли не силой, беря на "ты меня уважаешь", заставили воина выпить с нами. Почему мы решили, что на нас оно не подействует — не знаю, как и то, почему воин уснул вперёд нас — возможно, такой объём алкоголя слегка притупил действие зелья на наш организм. Мы успели запрячь лошадей и даже вывести их за ворота, где Ротимур начал неожиданно пытаться присесть на землю, я его соответственно поднять. Там нас спящих и нашли во время очередного обхода сотника. Поскольку ворота мы смогли только прикрыть, то официально наше прегрешение звучало как: подвергли смертельной опасности тысячу воинов и ослабили оборону крепости. Нам досталось по двадцать палок, воину со стражи — тридцать. Как нас били...., а какую запись сделали в сопроводительных документах! Но я был счастлив. Нет, я не мазохист и понятно, что когда били, я проклинал и свою ведомость и характер Ротимура и отнюдь не воспринимал это в удовольствие. Я был счастлив, потому что мужик, который разменял по факту четвёртый десяток, способен на безрассудства, пусть и пьяные. Я был счастлив, что я, а не кто-то другой отвечает за свои поступки. Это был я! Я! Какой бы то ни был, плохой, хороший, но я!

— Давайте быстрее, — торопил нас с Ильнасом Ротимур.

— Куда так торопишься? Пообедаем и поедем, — я складывал в сумку вещи.

Час назад мы получили бумаги с отрицательными рекомендациями, и настроение было ни к чёрту.

— Не, не, не, парни. На обед оставаться нельзя. Я был на кухне, там сегодня не вкусно. Надо край до обеда выехать из крепости.

— Ладно, — я, пристально поглядев на друга, стал более торопливо сталкивать костюмы в мешки — нам ещё запрягать лошадей, а Ротимур зря спешить не будет.

— Рассказывай, — когда мы выехали за ворота, потребовал я.

— Что рассказывать? Мы эту крепость точно запомним — шрамы во всю спину. Они тоже должны запомнить нас. У тебя там мазь для растяжений была, ну та от которой мышцы такими вялыми становятся.

— Ну, была.

— И не спрашиваю тебя зачем, но зелье, для того чтобы в туалет ходить быстрее тоже было.

— Наверно.

— Вот если это смешать, а потом разогреть похлёбкой, то полагаю, эффект должен быть очаровательным.

— Ты это в общий котёл?

— Нет. В сотницкий.

— Может, побыстрее поедем, — оглянулся Ильнас.