— Ты не оставил нам выбора! — голос стража стал тверже. — Печаль поглотила тебя. Ты забыл о братстве и долге. Дикость, лишает драконов разума — именно она поднялась из глубины твоей души. Не забывай, только благодаря стражам, ты всё ещё жив. Считай — это плата за наши старания. Ещё об одном помни, повелитель моря, только новый наездник может удержать тебя от дикости. Я всё сказал, теперь тебе решать: рвать или сохранить последнюю нить, удерживающую твой разум.

Страж замолчал, а юный наездник, забытый двумя Великими из-за спора между собой, почувствовал, как его вновь начало трясти. Неожиданно для всех он сделал несколько шагов вперед.

— П...почему, вы, ре...реша...ете за..за меня, жить мне или не...не жить! — заикаясь, воскликнул мальчик.

Дракон выслушал юного наездника, затем сделал шаг назад, желая лучше рассмотреть человеческого детёныша. Голова гиганта застыла под углом.

"Ты дерзок, человек"! — раздался сердитый голос в голове мальчика.

Желтые глаза дракона с вертикальными зрачками долго изучали юного наездника, отчего мальчика начало трясти ещё сильней. Пауза затянулась... Юного наездника всё сильнее пробивал нервный озноб — он уже простился с жизнью и теперь лихорадочно подбирал слова, которые кинет в морду твари, собирающейся его сожрать.

Наконец дракон принял решение. Поза была уже не столь угрожающая, как раньше, а скорее величаво-торжественная. Огромный хвост вытянулся во всю длину и стал похож на гигантскую стрелу, шея превратилась в столб, который венчала голова. Свет, отбрасываемый факелами, дрожал на сквозняке, позволяя теням исполнять свой замысловатый танец. Застывшее животное на миг показалось мальчику статуей, которую он однажды видел в закрытой части храма.

"Человек", — раздался голос в голове юного наездника.

От неожиданности у него подогнулись ноги, и он едва не упал.

"Я принимаю тебя, как наездника и кровного побратима! Я даю клятву быть с тобой, пока жив, оберегать тебя, разделять с тобой все невзгоды! Прошу тебя принять имя моё!"

Юный наездник вздрогнул — он готовился к смерти, а вместо этого услышал слова клятвы.

— Каков твой ответ? — спросил страж у застывшего мальчика.

— А? — очнулся юный наездник. — Да!

И спустя мгновение он уже осознал, что от него ждут; откашлявшись, будущий наездник выпрямился.

— Я принимаю твое имя и отныне я — Изумрудный наездник! Клянусь тебе, повелитель глубин, разделять с тобой опасность и радость, признаю в тебе кровного побратима!

"Страж", — вновь заговорил дракон. — Будь свидетелем нашей клятвы. И если кто из нас нарушит её, обрати против него свой гнев и силу братьев наших и богов!"

— Да будет так! — произнес таинственный страж, — Теперь скрепите свой союз кровью.

Неожиданно возле мальчика появился нож из полупрозрачного камня.

— Вытяни руку, — приказал страж.

Юный наездник без колебания протянул правую руку.

— Возьми нож, нанеси знак!

Мальчик взял нож, задумался на секунду, а затем нанес знак на руке, немного выше запястья.

— Теперь нанеси знак дракону.

Мальчик растерянно оглянулся по сторонам, не понимая, как можно пробить броню дракона ножом, тем более каменным. Но в этот момент дракон сам опустил шею, чешуйки возле головы встали дыбом, и юный наездник увидел место, где было уже нанесено два знака.

— Наноси знак! Чего ты ждешь? — голос стража заполнил пещеру.

Новоиспеченный наездник лихорадочно начал вырезать знак рядом с другими, и как только работа была закончена, нож треснул и рассыпался.

— Теперь прикоснитесь своими знаками.

Чтобы наезднику было удобнее, дракон еще ниже наклонил голову. Когти животного, царапая пол, старались зацепиться за трещины в камнях.

Мальчик, приподнявшись на носки, прислонил кровоточивший знак на руке к шее дракона..., и в следующий миг Изумрудный вскричал от боли,— казалось, его сжигали заживо. Он продержался еще секунд десять, а затем упал без сознания.

Дракон заревел так, что стены пещеры задрожали.

— Он пережил первый всплеск? — спросил страж

"Да, он выдержал. Удивительно, такой щуплый, а справился", — в голосе дракона слышалось явное удивление.

— Согласен с тобой, старый друг. Не каждый взрослый выдерживал первый всплеск силы, а этот малец мало того, что жив остался, так ещё и продержался столько!

Дальнейшую беседу прервал стон мальчика, похоже, он приходил в себя. Дракон наклонился, осторожно подцепил своего наездника когтями за одежду и ловко забросил его на спину, как раз межу крыльями.

"Прощай, страж, нам пора", — произнес дракон, направляясь к воде.

— Прощай, повелитель глубин, — ответил страж.

ГЛАВА 3

Атек смог дотащить волокуши до хижины, когда было уже за полночь. Он много раз хотел бросить спасенного им наездника, но что-то заставляло его двигаться дальше. Что это было? Его природное упорство или просто боязнь признаться самому себе в слабости, в данный момент юношу не волновало, он вообще не способен был о чем-нибудь думать. Действуя, как зомби, Атек поднял бесчувственное тело спасенного и втащил в жилище; он уложил наездника на охапку сена в углу хижины и, превозмогая боль в спине, направился к колодцу во дворе. Атек с жадность припал к кувшину с водой и оторвался только тогда, когда почувствовал ещё немного, и его живот лопнет. Утолив жажду, юноша, с трудом переставляя ноги, направился обратно в хижину; зайдя в жилище, Атек поставил кувшин перед раненным, после чего рухнул на постель рядом и заснул ещё до того, как голова коснулась подушки.

Солнечный зайчик пролез сквозь щель в двери; отразившись от поверхности воды в большом чане, упал на лицо юноши и начал свой танец. Атек крепче сжал веки, стараясь спрятаться от яркого утреннего света, но всё напрасно — солнце сегодня было в игривом настроении и никак не хотело оставлять его в покое. Атек перевернулся на другой бок, но озорной лучик света снова отразился от начищенной крышки и вновь стал досаждать юноше. Атек недовольно зарычал и натянул подушку на голову; спустя минуту он со злостью откинул подушку. Сон ушёл. Полежав ещё около десяти минут, Атек решился встать.

— Ой, ой, ой! — застонал он.

Спина казалась чужой каменной и никак не хотела разгибаться. Юноша опустил ноги на пол.

— А-а-а! — вскрикнул он от боли, пытаясь сделать шаг.

Ноги скрутила судорога, и Атек грохнулся на пол.

— У-у-у! — застонал Юноша, потирая быстро набухающую шишку на лбу.

Он пролежал на полу, наверное, ещё минуту, прежде чем решился повторить попытку встать. Ноги заметно тряслись, каждое движение вызывало резкую боль в мышцах. Направляясь в дальний угол, где спал спасенный им наездник, юноша с радостью отметил, что каждый новый шаг давался ему легче, чем предыдущий.

У постели наездника Атек затаил дыхание — уж очень тот был плох накануне; он стал внимательно всматриваться в его лицо. Мужчина по-прежнему был без сознания. Его пересохшие губы потрескались, однако цвет кожи уже приобрел розоватый оттенок, а не мертвецки бледный, как вчера вечером. Юноша наклонился ещё ниже, пытаясь уловить дыхание наездника. В этот момент глаза раненого открылись, и он уставился на Атека своими янтарными, слегка выпуклыми глазами. От неожиданности юноша отпрянул назад. Зрачки наездника расширились, он хрипло втянул в себя воздух и тут же закашлялся... Судорога скрутила мужчину пополам, отчего рана на боку разошлась, и начала сильно кровоточить.

— Помогите, — сквозь кашель сипло попросил наездник.

— Да, да, что мне делать?

— Воды, — прохрипел мужчина.

Атек схватил стоявший рядом кувшин и поднес к губам наездника. Тот припал к нему, с жадностью глотая воду.

Атек смотрел на него широко отрытыми глазами. Он никогда раньше не видел, чтобы так пили!

Наконец незнакомец посмотрел на юношу осмысленным взглядом.

— У тебя есть соль и сахар? — спросил он.

Атек замешкался: немного соли и кусочек сахара были в доме, но они стоили очень дорого. Спустя несколько мгновений юноша тяжело, даже печально вздохнул, и направился к посудной полке, где в горшочках хранил свое богатство.

Взяв у Атека узелок с солью, наездник высыпал его содержимое в кувшин, после чего сделал ещё несколько глотков.

Атек отвернулся, чтобы не видеть этого. Горсти белых кристаллов соли, высыпанных наездником в воду, хватило бы ему на неделю, а то и на две.

— Прости, что я лишил тебя всего запаса соли, — раздалось за спиной юноши.

Голос наездника изменился, скрипучие нотки, так резавшие слух, исчезли. — Я знаю, как она драгоценна, но без неё могу погибнуть.

— Почему?

— Ты знаешь кого спас? — вместо ответа спросил мужчина.

— Да, имперского наездника на драконах.

— Если ты знаешь, кто я, то должен знать, что мы много, очень много времени проводим в море, — голос мужчины снова засипел. Он взял кувшин и сделал ещё глоток, после чего опять продолжил. — Чтобы выжить в море, организм наездников изменяют с помощью магии. Поэтому, мне так необходима соль. Понятно?

— Да, — Атек не всё понял, но чтобы не показаться глупцом, кивнул головой. — А сахар для чего?

— Сахар поможет быстрей восстановить силы, — пояснил наездник и посмотрел по сторонам. — Ты один живешь?

— Да.

— А где родители?

— Отец утонул в море шесть лет назад. Мать..., мать я не помню. Отец рассказывал, что её забрал за долги наш барон.

— И что за столько лет нельзя было её выкупить? — удивился наездник.

— Можно, отец даже собрал нужную сумму, только барон проиграл её заезжему вельможе из Лиовота, и тот увез её с собой, — юноша вздохнул. — С тех пор о ней ничего не слышно. Местные дальше деревни нос высунуть боятся, да и Лиовот не близко.

Атек замолчал, нахмурившись, и уставился в окно. Наездник тоже не спешил продолжать беседу.

Через пару минут лицо юноши разгладилось. Он повернулся к незнакомцу.

— Господин, может мне сбегать к старосте? Чего Вам, императорскому наезднику валятся на соломе. Староста вам окажет большие почести, да и гонца пошлет к барону.

Атек вскочил на ноги, решив не откладывать дело на потом.

— Стой! — остановил его наездник. — Не надо никому говорить, что я здесь.

— Почему? — удивился юноша.

Он не понимал, чего может бояться императорский наездник, в его голове не укладывалось, как человек, представленный самому императору, имеющий доступ во дворец без доклада, может здесь кого-то опасаться.

— Кто-нибудь видел, как ты меня сюда притащил? — игнорируя вопрос юноши, спросил наездник.

— Не знаю..., — пожал плечами Атек, — поздно было, темно. Может, кто и видел, но скорее всего — нет. Моя лачуга стоит на отшибе, к тому же зверья дикого развелось много. Деревенские по одиночке не отваживаются ночью за ограду выходить.

— Звери сильно досаждают? — поинтересовался наездник.

— А то, только в этом году корову и три козы загрызли.

— ??

— Пастух заболел. Его сынишка подменял, не уследил. Корова от стада и отбилась. Утром нашли голову, да копыта. Коз в специальном загоне оставляли, так зверье загон проломило, один пух остался. Беттека, сына хозяина коз, полдня с дерева снять не могли. Дерево спилить пришлось. Он до сих пор не разговаривает, а спать только на чердаке может с рогатиной в обнимку... А он на год старше меня будет.

— Почему ты тогда здесь один живешь?

— Раньше многие, как я жили на берегу, недалеко от деревни, но когда начались нападения на скот и людей, все переехали в деревню. Староста залатал дыры в частоколе, поставил ворота, даже смог добиться у борона разрешение на вооруженную стражу.

— Повезло вам, хозяйственный у вас староста, заботится о деревне.

— Заботливый, — горько усмехнулся Атек, — только вся эта забота — о своем кошельке.

— Но ты сам сказал, что он стену отремонтировал, — не понял наездник.

— Отремонтировать, он, конечно, отремонтировал. Причем деньги собирал со всей общины, да ещё такие подати наложил, что несколько семей вновь подались в свои лачуги за деревней, — хмурясь, произнес Атек. — И пожаловаться некому. Барон своё получает, а то, что староста с нас три шкуры дерёт, его не волнует.

— Так изберите нового старосту! Зачем такого терпеть.

— Господин, вы человек посторонний, и не знаете наших порядков. Здесь старосту назначает барон.

— Нет такого права у баронов. Император уж как пять лет лишил их этой привилегии, — возразил наездник.

Атек взглянул на мужчину, как неразумное дитя.

— Господин, до наших мест воля государя доходит с опозданием, — юноша тяжело вздохнул, затем добавил. — Если вообще доходит. Здесь всем заправляют бароны.

— Вот почему я прошу держать в секрете моё пребывание у тебя. Бароны дальних земель не только не хотят исполнять волю императора, но спят и видят, как отделиться от империи, стать единоличными хозяевами своих земель.

— Господин, — в глазах юноши промелькнула догадка, — это они на вас напали?

— Нет, — отрицательно махнул головой мужчина, — у них на это не хватит ни духа, ни сил. Это сделал тот, кому бароны в тайне служат.

— Но господин, кто может сравниться могуществом с нашим императором? — искренне изумился Атек. — Я понимаю, земли империи обширны, и что-то могло ускользнуть от взора государя, но измену, измену он не мог не заметить! — пылко произнес юноша.

Его вера в могущество и незыблемость власти императора была хоть и наивна, но сильна.

— Хотел бы я так же быть уверен в могуществе императора, как ты, — горестно вздохнул наездник. Ещё несколько месяцев назад за такие слова он непременно вызвал на дуэль, но испытания, перенесенные им за это время, разрушили в нем веру во всемогущество императора. Нет, он по прежнему был верен государю душой и телом, но теперь смотрел на мир реально.

— Господин, кто же так подорвал вашу веру? — спросил Атек пораженный такой откровенностью наездника.

— Зачем тебе? Знания зачастую приносят с собой страдания и уносят покой.

— Может быть Вы и правы, господин, но жить изо дня в день только ради того, чтобы набить живот — тоже радости мало. Я хочу увидеть мир, хочу увидеть степь, полноводные реки, услышать речь других народов! — начал горячиться Атек.

— Странно слышать такие речи в хижине, где дыр больше, чем стен, — задумчиво произнес мужчина.

— А вы думаете — только благородные мечтают о путешествиях? Нет. Я хоть и простой рыбак, но тоже хочу увидеть дальние земли.

— Что же тогда тебя здесь держит?

— Ничего, наверное, просто время не пришло.

— И когда оно придет?

— Не знаю..., может уже пришло, вместе с вами.

— Но выбирая жизнь скитальца, ты обрекаешь себя на одиночество. Как же семья, дети? Поверь — в этом больше смысла, чем в дороге.

— Может быть, господин, может быть. Только кому нужен такой голодранец, как я? — с печалью в голосе согласился Атек.

— Ты не прав, если встретишь любовь, твоей избраннице будет всё равно, кто ты и где живешь, — возразил наездник.

— Господин, я не знаю, где вы жили, но сомневаюсь, что вам приходилось жрать траву. Я чаще слышу урчание своего живота, чем пение птиц. Любовь быстро пройдет, когда на обед и ужин — одна вода, да кусок черствой лепешки! — зло ответил юноша.