Тропой мужества. Глава-4

Они выскочили из палатки и сразу стало ясно. Это не артобстрел, как подумалось сначала. Это налет. Под жуткий вой с неба пикировали самолеты с характерным изломом крыла. Почему характерным? Странно, но Майский никогда таких не видел, и в самолетах совсем не разбирался, однако почему-то знал — это Юнкерс-87, он же 'Штука', он же 'певун', или 'лаптёжник'.

От пикирующего штурмовика отделилась темная капля и понеслась вниз.

— Ложись! — и вновь чужой голос.

Будто сам не свой, как бы еще не проснувшись, и не веря глазам, Михаил схватил девушку в охапку и бросился на землю, укрывшись за толстой и корявой березой.

'Ты долго будешь тупить? Тормоз!'. Эта мысль прорвалась в голову одновременно с взрывом. 'Я еле тебя добудился, дурень. Еле с телом управился, пока ты тормозил'.

И только теперь, Михаил наконец сообразил. Это все гость, то есть Паша управлял телом, пока собственное сознание 'тормозило'. Очень правильное определение, подумалось ему.

Начало покалывать руку и ногу. Отлежал, дремля на правом боку, но это не помешало приподнять голову и посмотреть вверх. Нарастающий вой вновь заставил ткнуться в прошлогоднюю прелую листву. Вилме повезло больше, она на траву упала. Михаил уже сам прижал девушку к земле. Вилму трясло. Вой падающего в пике самолета пробирал до самых костей. Хотелось вскочить и бежать от этого ужаса, но властная мысль 'Лежать!' цепко держала его собственное тело.

Разрыв бомбы встал недалеко, совсем рядом. Уши заложило глухим звоном. Но он услышал, как осколки впиваются в стволы берез.

Самолетный гул стих неожиданно. Наступила непривычная тишина, даже канонады не слышно. Или он просто оглох? Рядом всхлипнула Вилма. Это значит со слухом все в порядке. Михаил поднялся и помог встать Маримаа. Девушка постоянно вздрагивала. Майский осторожно привлек её к себе и обнял.

— Все закончилось, — прошептал он, прижимая девушку к себе.

'Кого они бомбили?'

Этот вопрос тоже возник у Михаила. Бомбы ложились дальше поляны, почти на краю рощи, и лишь последняя упала ближе к расположению санбата. Выйдя на край рощи, он посмотрел в ту сторону, где в основном падали бомбы, и невольно застонал.

— А-а-а! — Вилма упала на колени, рыдая. — Кёйге сууремат морварид! — закричала она, грозя сжатыми кулаками заходящему солнцу. — Фасистид! Са олет куратты! Са олет куратты!*

Немцы бомбили обоз с ранеными. Никто не уцелел. Всех разметало взрывами и побило осколками. Осколками...

'Валерий Семенович! — вспыхнула мысль Павла'

— Валерий Семенович! — вскрикнул одновременно Михаил.

Он подхватил рыдающую девушку и как можно быстрее направился к операционной палатке.

Ворвавшись в палатку Михаил невольно скрипнул зубами. Осколки всё-таки достали до санбата.

На дощатом настиле лежала фельдшер с окровавленным лицом. Перед ней на коленях Павлов. Бледный и растерянный, он держал голову Валентины Сергеевны. Женщина хрипела, кровь пузырилась, будто кипела. Вилма, отшатнулась, осела и зарыдала, закрыв лицо руками.

— Валечка... Валечка... — пробормотал хирург и поднял голову, — Миша, Валю ранило.

Голос его дрогнул. А в голове Михаила защелкали мысли. Четко. Быстро. Рана лица, обильное кровотечение, кровь попадает в дыхательные пути. Признаки асфиксии уже проявляются. Кошкина просто задохнется, спасти не успеем...

'Коникотомия, — возникло в голове, — коникотомию делай!' *

Ничему уже не удивляясь, Майский метнулся к столу. На медсестру надежды нет — истерика надолго и на утешение времени нет. Скальпель, вата, бинт, канюля... где её взять? Ага, эта стальная трубка подойдет! *

Раненую на стол бы положить.

— Товарищ военвр... — вбежавший в палатку санитар, словно на стену натолкнулся. Тоже растерялся.

— Нечайка, помоги переложить.

Сказано было так, что санитар вздрогнул и ошалело взглянул на Майского.

— Живо! — рявкнул Михаил. Голос его стал вновь чужим. Требовательным. Стальным. И Михаил не обижался на Пашу. На свою нерешительность надо обижаться.

Санитар помог поднять Кошкину и положить на стол. Напротив Павлов встал. Кажется, он стал еще бледнее. Смотрит на женщину, вздрагивая и чуть клонясь влево. Придется все делать самому. Вилма еще рыдает, на санитара тоже надежды нет. Впрочем, дело для него имеется.

— Нечайка, — готовя инструмент и тампоны, сказал Майский, — срочные тяжелые на очереди есть?

— Н-нет, — запнулся санитар, глядя в глаза парню. — Всех обозом накануне в тыл отправили.

— Немцы обоз разбомбили, — сообщил санитару Михаил, и ввел раненой обезболивающее. — Возьми всех кто есть, и проверь — есть ли выжившие.

Санитар выбежал из палатки, а Майский указательным и средним нашел на гортани щитовидный хрящ, попросту говоря — кадык, и приготовил скальпель.

— Коникотомия? — спросил Павлов, будто очнувшись. — Да-да, правильно.

'Какой-то он заторможенный'. 'Растерян, — ответил Михаил, — и потрясен'.

Хирург тем временем не стал отбирать скальпель у Михаила, а зафиксировал правой рукой голову женщины. Левой он прикоснулся к запястью. Пора! Майский сделал короткий поперечный разрез кожи и хрящевой связки, после чего ввел в полученное отверстие стальную трубку, приложил тампон, так чтобы он не перекрывал доступ воздуха, и принялся её фиксировать марлевыми затяжками.

Маленькая операция была проведена быстро. Дыхание фельдшера стало ровнее. Но это еще не все — кровотечение пока не остановлено и непонятно пока — какие повреждения нанес злополучный осколок.

'Не сомневайся, — подбодрил Михаила Паша, — у тебя все получится!'.

*Пулевки (жаргон.) или пулевые щипцы — хирургический инструмент, относящийся к группе инструментов для фиксации и экспозиции тканей, а также для изъятия инородных предметов.

*Канюля — это трубка, предназначенная для введения в полости человеческого организма.