Но ситуация с "Пафлагонией" была, по крайней мере, ясна. Что же касается остальных кораблей...
...Поражение. Таких поражений космофлот Византии не знал вообще никогда. И даже древние морские флоты — знали редко. И не это главное. О стратегии, о личной судьбе, о личном позоре можно не думать — но как отделаться от мысли, что погибло восемь тысяч человек? Твоих подчиненных. По твоей вине. Андроник сейчас почти ничего не ощущал — наступила анестезия, он понимал это. Легче все равно не становилось.
— Перестань, — сказал Георгий. — Ты не виноват. Во всяком случае, я виноват больше тебя. Это моя работа — просчитывать все варианты. Я не справился.
— Давай посоревнуемся, — вяло пробормотал Андроник. — Все-таки чего же мы не учли?
Георгий закрыл глаза, явно давя какие-то нахлынувшие чувства.
— Мы не учли, что мир устроен гораздо менее разумно, чем мы обычно думаем, — сказал он. — Устаревшие корабли — и гениальный командующий. Который почему-то решил выиграть этот бой любой ценой. Ну кто мог такое придумать?.. Как его, кстати, зовут?
— Представь себе — не знаю, — сказал Андроник. — Не удалось выяснить. Известно только, что это кто-то недавно назначенный.
— Как и ты... — тихо сказал Георгий.
— Как и я, — согласился Андроник. — Только он оказался умнее. Скажи, ты ход его мыслей понимаешь? Как он к этому пришел?
Георгий потянулся, размещаясь на диване удобнее. Он тоже устал.
— Кажется, понимаю более или менее. Сначала он убедился, что никаких новых кораблей ждать не приходится: или они не успеют прийти, или ему их не дадут. Это странно... но ладно. Примем это за условие задачи. Значит, он сравнил тактико-технические данные — наши и его — и увидел, что в правильном эскадренном бою у него никаких шансов нет... впрочем, это и так было видно. В нормальной ситуации никто бы его за отступление не упрекнул. Это точно. Ему сказали бы: сберег людей — и то спасибо. Но ему зачем-то было очень нужно победить... Ладно, пусть так. Введем в условие и это. А вот дальше интересно. Я уверен, что девять человек из десяти на его месте выбрали бы бой на ближней дистанции. На очень близкой. Буквально вплотную. Сначала отвлекающий маневр, заставляющий нас нарушить строй, потом свалка — а уж там кто кого достанет... на расстояниях порядка двух-трех единиц у нас с ним возможности были бы уже примерно равные, вообще-то говоря. Ну и дальше — тактические ухищрения, какие уж он там смог бы придумать... Но все это было бы, во-первых, слишком ожидаемо, а во-вторых — недостаточно надежно. И он выбрал парадоксальный вариант. Бой на совершенно необычной дистанции, но не на сверхмалой, а на сверхбольшой.
Георгий прервался. На низком столе перед ним стояла бутыль с золотистым карфагенским вином — он налил в бокал, сделал глоток. Глаза у него стали совершенно пустые.
— Все это уже было, — сказал он. — Когда-то на Земле японский флот именно так выиграл генеральне сражение против флота Российской империи... Уж не знаю, прочитал ли он где-то, или придумал сам. Конечно, пробить нашу защиту из его орудий с расстояния в двадцать единиц невозможно. Но! Силовое поле ведь не абсолютно непроницаемо. Какая-то маленькая часть энергии сквозь него все равно проникает. А если бить в один корабль несколькими лучами, то в его окрестности создается очень сложная дифракционная картина. Энергия излучения, потерявшего когерентность, сквозь силовое поле все-таки чуть-чуть проходит. А самое главное — она, так сказать, затекает через оконечности, которые этим полем, как ты понимаешь, не прикрыты. А двигатель Лангера к такому воздействию очень чувствителен. Дальше разбалансировка его главной оси... и — то, что мы видели.
Георгий отпил еще вина. Усмехнулся.
— Ему надо было просто поймать любой наш линкор в прицел минимум двух своих кораблей одновременно. Ну, и удерживать его в фокусе огня несколько минут. Правда, обязательно непрерывно. Он знал — наверняка посчитал заранее — что развернуться и толком ответить мы не успеем. Это все равно потребовало от него сложных маневров, ты сам видел — перестраивать эскадру так, чтобы все корабли при этом продолжали вести огонь по цели... которая тоже движется. Но самое главное — он знал наверняка, что в таком фортеле мы его никак заранее не заподозрим. В чем угодно, только не в этом. Взрывы кораблей из-за сложной дифракции в принципе случались, но никто никогда не применял этот эффект в бою. Никто не думал, что так вообще можно. До него.
Андроник сидел неподвижно. Ему вдруг очень захотелось улечься, благо диванчик позволял. Лечь и сдохнуть... У нас были минуты, чтобы понять, с каким эффектом мы имеем дело. Минуты три, если точно. Проклятье. И ведь действительно же — никто никогда... И — как всегда — все выглядит совершенно очевидным, когда тебе объяснили. То есть он сам, конечно, понял все куда раньше; покрутил в голове физические детали и довольно легко догадался в общих чертах, в чем дело.
Как раз к этому моменту бой и закончился...
Он посмотрел в висевшее на стене салона зеркало. В зеркале отражался усталый как черт, но вполне уверенный в себе космический офицер. Черный повседневный китель, сейчас расстегнутый. Светлые волосы, правильные черты лица. Если бы еще выпрямиться...
Что я скажу Нике, подумал он. Скорее всего — ничего. Благо она никогда и не расспрашивала о флотских делах. Хватало такта. В любом случае, до встречи с ней надо дожить... Он знал, что доживет. Самоубийство исключалось — именно из-за Ники. Если уж оставлять ее, то надо оставить вдовой адмирала, погибшего в бою, а не застрелившегося при подозрительных обстоятельствах; это вопрос простой порядочности. Он мельком удивился холодности собственных рассуждений. Восемь лет назад, делая Нике предложение, он был совершенно уверен, что любит ее. И сейчас тоже уверен... Наверное.
Андроник налил себе вина, отпил и стал пытаться сообразить, что еще надо прямо сейчас обсудить с Георгием. Кроме того, что они оба — безмозглые идиоты.
И, подумав так, он понял, что на самом деле его интересует только одно.
— Кто он?
Георгий понял с полуслова.
— Вот уж не знаю... Единственное, что могу сказать — ему наверняка не больше сорока лет. Иначе бы мы о нем уже услышали. По званию, скорее всего, контр-адмирал, как и ты. Любит математику... и скорее не просто любит, а знает профессионально — судя по тому, что он вообще сумел спланировать такую операцию. Там же прорва расчетов, и довольно хитрых. Не удивлюсь, если он за месяц начал готовиться. Уж за две недели — точно. Иначе бы не успел.
Андроник покрутил в руке бокал, поставил на стол. Внезапная мысль обожгла его... но он умело придержал вызванное этим чувство.
— Ты хочешь сказать, что он за две недели знал о нашем наступлении? — спросил он, выделяя каждое слово.
Георгий пожал плечами.
— Совсем не обязательно. Он просто должен был рассчитывать на такую возможность, если уж его поставили оборонять Варуну. И если он был уверен, что ему не дадут новых кораблей. Вот почему ему их не дали — это загадка. Еще одна.
Андронику стало совсем тошно. Утечка информации? Но как? Как они могли узнать что-то о нашей подготовке? Или это все-таки совпадение? Ничего ж себе — совпадение...
Лучше просто проигранное сражение, чем поиск предателя у себя дома. Ну честное же слово. Об этом даже думать не хотелось.
Андроник знал точно, что этими мыслями он не поделится ни с кем. И не только потому, что разгромленный адмирал, сваливающий вину на воображаемых шпионов, выглядел бы совершенно по-дурацки. Просто сама мысль о предательстве выглядела слишком... страшной. Что угодно, только не это, право.
— Самое главное, — сказал Георгий. — План, по которому нас разгромили — это творение одного человека. Одного-единственного. Тут я уверен абсолютно. Ему тридцать с небольшим лет, он недавно произведенный контр-адмирал и отличный математик. Хотел бы я с ним познакомиться...
— Я тоже хотел бы, — сказал Андроник. Видно, что-то было необычное в его тоне. Георгий посмотрел на него с усталым интересом.
— А ты что думал? — Андроник сам не заметил, как разозлился. — Он — мой враг. И я буду относиться к нему как к врагу, пусть это и глупо... Я не смогу по-другому, пойми.
Георгий только головой покачал. По старой традиции слово "враг" в византийском космофлоте не употреблялось. Только "противник". С первого курса офицеров приучали смотреть на сражение как на математическую задачу. Это помогало — особенно тем, кто видел результаты боев только на экранах. В наземных силах подход к таким вещам был совершенно иным, но это космических офицеров не волновало. На того из них, кто перед боем стал бы открыто говорить о своей ненависти к врагу, в лучшем случае посмотрели бы странно. В худшем — усомнились бы в его профессиональной пригодности.
— Не заводись, — только и сказал Георгий.
Андроник махнул рукой.
— Сам знаю. Со мной... сделал что-то этот бой. Ударное соединение, называется... И почему мы шли не на том фланге, с которого он атаковал? Превратились бы сейчас в пыль, и не думали бы ни о чем. Это же случайность.
— Не уверен, — сказал Георгий. — То, что флагман будет идти именно слева, было легко вычислить, исходя из нашего положения относительно противника и планеты. И... Мне кажется, он вполне сознательно хотел разгромить флот, но нас оставить в живых. Это было частью его плана.
— Зачем?
— Грубо говоря, затем же, зачем в старинных химических войнах предпочитали кожно-нарывные отравляющие вещества, а не удушающие. Одно дело — много мертвых солдат, которых уже похоронили. Другое дело — много тяжело пораженных солдат, которые перегружают санитарные службы противника и деморализуют его людей. Вот так и тут. Адмирал, героически погибший в бою, или адмирал, вернувшийся живым после позорного поражения. В каком случае Византия потеряет больше?
— Ты беспощаден, — сказал Андроник после паузы.
— Я просто разумен.
— Спасибо тебе, — сказал Андроник.
Георгий не ответил.
Огромный корабль несся от звезды Варуна на запад, во тьму.
Глава 2
От Порт-Артура до Византии
Планета Антиохия была похожа на Землю. Правда, на более уютную и мягкую Землю, чем реальная. Всего два континента, ровный климат: ни полярных шапок, ни невыносимо жаркого тропического пояса. Антиохия сильно отличалась и от Карфагена, на котором большую часть суши занимали пустыни, и от Ираклия, так и оставшегося планетой-столицей — слишком большого населения он просто не вмещал. Люди заселяли Антиохию равномерно. Здесь не было чудовищных мегаполисов, но не было и пустынных зон. Сеть поселений заметно сгущалась к огромному проливу, разделявшему Северный и Южный континенты, — местное Средиземноморье, только не замкнутое узкими проходами, а прямо раскрывающееся в океан. Собственной столицы планета не имела. Ее сердцем считалось южное побережье Северного континента; вдающийся огромной дугой залив, по берегу которого были венцом раскиданы прекрасные города — Теофания, Береника, Ларисса, Тиана, Севастиополь, Аполлония, Оксиринх, Каракка...
Край между прозрачным морем и прозрачным небом. Отсюда никто не хотел уезжать. Иногда казалось, что здесь нет даже смерти.
Родиной Андроника Вардана был огромный дом в десятке миль от города Аполлония. С детства помнилось многое, пусть и обрывками, но щедро предоставленными памятью. Цветник с пышными водосборами. Каменные плиты у дома — и забившийся в щели между ними мох. Дощатый карниз над лестницей на второй этаж. Запыленная комната, пробитая светом из узкого окна. Шкаф в этой комнате, с трудом открывшийся, набитый старинными бумагами. Ровный свет, большое пространство. Запах. Ему тогда было лет пять-шесть. Мир, как мозаика, состоял из деталей. И дальше — взросление, год за годом. Мир упрощался, но и делался шире. Он узнал окрестности дома, и не забыл их уже никогда. Луга с высокой травой. Чуть дальше начиналось лесистое плоскогорье; леса здесь были в основном из генмодифицированного быстрорастущего клена, но встречались и дуб, и сосна. Ближе к морю — желтые фермерские поля. А проехав еще несколько миль, можно было увидеть и само море — голубую поверхность с треугольными парусами тартан, вышедших на ловлю моллюсков. Разве что в совсем плохую погоду их не было, но дождливые дни здесь случались очень редко...
Потом Андроник уехал учиться в Севастиополь. Ничего не изменилось, этот дом все равно был с ним. Всегда. А еще потом появилась Ника. И Андроник, получив отпуск с крейсера, на котором тогда служил, с гордостью показал невесте места своего детства. И они провели свадебный обряд — через три недели. Как был счастлив этот старый дом, принимая в себя новую, юную жизнь!..
И сейчас, после поражения, Андроник спешил домой.
В гнездо...
Ему казалось, что это просто инстинкт.
— Как ты добрался?
Теофил Вардан принял сына в своем кабинете на втором этаже. Кабинет, по сути, был жилой комнатой — в последнее время старик отсюда почти не выходил. Темное бюро с бумагами. Книжный стеллаж. Шкафчик с коллекцией трубок. Походная кровать с клетчатым пледом. Маленький терминал связи.
Ничего здесь не изменилось...
Андроник вытянулся в предложенном ему причудливом кресле.
— Я от Пандемоса на "Сапфире". Это легкий крейсер такой. В Неоптолемаиде сели, как обычно. И на атомном пакетботе — сюда. "Пингвин", забавный такой кораблик, небольшой, но быстрый... Мама, я так понимаю, на Ираклии?
— Уже полтора месяца там, — Теофил сосредоточенно набивал трубку. — Придворный стиль жизни имеет свои преимущества, сам знаешь...
Андроник постарался никак не реагировать. Его мать, Ольга, принадлежала к знатнейшему роду Палеолог и имела множество родственников и знакомых на Ираклии, на столичной планете. Когда отцу и матери надоедало жить бок о бок, они просто без скандала разъезжались. На время. Андроник привык считать, что это хорошо... только вот в последние годы родители были порознь все чаще. Почти всегда, если честно. Он изо всех сил старался об этом не судить...
Отец, кажется, заметил его замешательство.
— Можешь сказать, что там у вас произошло? — спросил он. — Здесь никакой информации... кроме слухов. То, что Варуну взять не удалось, я уже понял. Но насколько все серьезно?
— Серьезно... — Андроник подумал и решил не сдерживаться. — Очень серьезно, если честно. Из пяти линкоров потеряно четыре. Безвозвратно. При том, что противник потерял только вспомогательные корабли, которые и так служили приманкой. Я даже... даже не знаю, что мне скажут завтра в Главном штабе. Если снимут погоны — не удивлюсь.
Теофил с легким сожалением покачал головой. Как будто сын сообщил ему о двойке в школе: неприятно, но заурядно и не смертельно.
— Все зависит от того, разойдется ли информация, — сказал он. — Пожалуйста, кроме меня — никому ничего. Даже Нике. О твоем поражении найдется кому сказать без тебя, самому это делать незачем.
Андроник кивнул. От мальчишеских иллюзий он давно избавился.
— Я следил за тем, что говорят в городе, — сказал отец. — И не только в нашем. Ты знаешь, у меня хватает знакомых, и отделять зерна от плевел я умею. Официальная информация вроде бы закрыта наглухо, но... откуда-то текут слухи. Глухие такие слухи, но упорные... Например, о том, что весь наш флот был уничтожен у Варуны каким-то новым оружием. Насколько это правда?
