Впрочем, решил я, у меня появился великолепный шанс выяснить все раз и навсегда.
Глава 2
Засада
С того момента, как Диана Винтерс покинула таверну, прошло больше двух часов, а я все никак не мог заставить себя уйти. За это время атмосфера в забегаловке успела перемениться, став оживленнее и громче. Естественно и народу прибавилось, притом настолько разношерстного, что перечисление каждого из присутствующих видов заняло бы никак не меньше получаса. Кое-кого из них я знал, некоторых видел впервые, но были и те, о существовании коих в природе вряд ли подозревали даже светила галактической ксенобиологии. Наличие акустического поля избавляло меня от необходимости затыкать уши, но, судя по тем флуктуациям, что происходили в зале, галдеж стоял невероятный.
Прикончив, наверное, десятую по счету кружку кесса, я, с чувством громадного облегчения, отправил инфопад в спящий режим и блаженно потянулся, на всякий случай следя за тем, как бы Мекет не материализовался поблизости. Отчего-то (а он никогда не объяснял, отчего) его всегда жутко раздражало, когда кто-то потягивался за столом. Но братец был поглощен подсчитыванием оставшихся на руках карт, так что я мог тянуться без опаски сколько душе было угодно.
Рассовав оставленные Дианой электронные предметы по карманам, включая драгоценный кредитный чип, я деактивировал защиту и, приготовившись к погружению в пучину хаоса, наконец выбрался из-за стола.
Невообразимый гвалт, нахлынувший невидимой волной, едва не лишил меня слуха, так что первые несколько секунд пришлось очухиваться, словно от удара шок-дубинкой. Только после того, как уши немного привыкли к грохоту музыки и воплям посетителей, стремящихся ее переорать, я стал разделять общую какофонию на слова и фразы. Струнный квартет, преимущественно состоящий из представителей инсектоидов-зуллан, остервенело наяривал один из своих танцевальных хитов. Кое-кто из посетителей резво отплясывал в такт музыке, большинство же занимались тем, что обычно делают представители всех без исключения гуманоидных рас, столкнувшихся в замкнутом пространстве: сметали стряпню криворукого повара, заливали съеденное горючими смесями, и далее по списку: ставки, задушевные беседы, споры, заигрывания, кто-то грозился набить кому-то морду. В общем, веселились, как и подобает цивилизованным отбросам.
Состроив каменную мину и стараясь ненароком никого не задеть, я отважно пустился в море потных и извивающихся тел, лавируя между ними, точно кораблик, заплутавший посреди астероидного поля. Переживал я не оттого, что боялся толпы. Скорей, надеялся избежать ненужных контактов с отдельными личностями, вроде тех, чьей компанией наслаждался мой разлюбезный братец. Тратить время на бесполезный треп мне было не по нутру. Я устал и смертельно хотел спать. Кроме того, из головы все не выходили мысли о планете, на которую занесло пропажу загадочной Дианы. В душе я немного побаивался обсуждать эту тему с Мекетом, хоть знал, что разговор неизбежен. Для себя же твердо решил: скажу ему не раньше, чем "Ртуть" оторвется от поверхности Семерки...
— Эй, Мозголом!
Я был на полпути от выхода, когда не услышал, а скорее почувствовал этот окрик и, выругавшись про себя, обернулся в ту сторону, где заседал мой брат. Однако мгновенно удивился, выяснив, что окрик исходил совсем не от него, а от некоей чешуйчатой амфибии неопределенного пола, сидевшей от Мекета по правую руку и махавшей мне длинной перепончатой конечностью.
— Поди-ка сюда!
Я не двинулся с места, для начала скептически изогнув одну бровь, и продолжал изучать необычную личность, внезапно возомнившую, будто имеет право называть меня Мозголомом. Подобной привилегии был достоин исключительно Мекет, да и то далеко не за просто так.
— Ну, чего уставился? Иди сюда, кому говорят! — продолжало орать через весь паб существо голубовато-фиолетового окраса с гребнем на голове и огромными глазами на выкате. Брат же все пялился в свои карты, то ли прикидываясь, то ли на самом деле ничего, кроме них, не замечая.
Пожав плечами, я решил подойти и выяснить, чего вдруг земноводное позабыло на Семерке, где нет ни одного открытого водоема.
— Чего надобно, перепонка? — Вблизи мне удалось рассмотреть, что глазищи у гуманоида были ярко-алого цвета, будто налитые кровью, нос приплюснутый и явно не раз подправленный чьим-то кулаком, а покатый лоб покрыт мелкими темными пятнышками. Глядя на меня, это чудо природы гаденько ухмылялось, демонстрируя ряд мелких, но довольно острых на вид зубов.
— Ты бы отсоветовал братцу делать новые ставки, не то к концу игры даже его поношенные штанцы принадлежать мне будут, — сказало оно.
Вернув ухмылку с процентами, я поинтересовался самым что ни на есть елейным голоском:
— А ты из них не выскользнешь?
Кто-то негромко хохотнул, но я не отводил нарочито беспокойного взгляда от быстро меняющей цвет физиономии недостаточно разумного существа.
— Что ты сказал, головастик?! — переспросило оно.
Еще немного, и амфибия накинулась бы на меня с кулаками. Возможно даже сумела бы ударить. Вот только холодное дуло мекетовского бластера, упершееся ей (или все-таки ему?) под ребра, заставило гуманоида мгновенно остыть и прижать пятую точку обратно к стулу.
— Еще раз обратишься к моему брату не по имени, я тебе гребешок сделаю в дырочку, — флегматично предупредил Мекет.
Амфибия посерела, затем торопливо и невразумительно прошамкала что-то вроде:
— А мне почем знать, как его имя?
В ответ Мекет отвел оружие в сторону и хлопнул открытой стороной ладони по гладкому и липкому на вид лбу. Влажный звук шлепка заставил меня содрогнуться от омерзения. К счастью, этого никто не заметил.
— Так у меня спроси, бестолочь! К тому же, с чего ты так уверен в выигрыше? — Мекет скосил взгляд прищуренных глаз на земноводное и, вальяжно откинувшись на стуле, скомандовал: — Открывайся!
Склизкий тип безропотно бросил на стол карты рубашкой вниз, продемонстрировав набранную комбинацию, довольно-таки весомую, судя по тому, как сразу зашевелились и заерзали прочие сидевшие за столом игроки.
— Как дела? — на всякий случай обратился я к брату.
— Как по маслу, — буркнул тот, переводя свой цепкий взгляд от лица одного соперника к другому, в ожидании, когда они откроют набранные комбинации. — Полно времени, чтоб отыграться.
Так и знал! Воздев очи горе, я негромко застонал:
— Опять за старое?!
Мекет поморщился, будто его зубная боль одолела.
— Давай отложим момент моего ментального изнасилования?
— А толку-то?
Он не ответил, вместо этого поинтересовавшись:
— Куколка аванс оставила?
— Угу, — скрестив на груди руки, пробубнил я недовольный сменой беседы.
— Сколько условились?
— Да.
Братец широко ухмыльнулся, не переставая наблюдать, как соперники один за другим выкладывают свои карты на стол.
— Ну и славно, — вдохновленно пробормотал он.
— Вылетаем на рассвете, — сообщил я, мрачно глядя на его счастливую рожу.
— Прекрасно! — отозвался Мекет и, вместо того, чтобы сосредоточить внимание на деталях отлета, в порыве страсти со смачным звуком шлепнул проплывавшую мимо официантку по мягкому месту. Телла (кажется так ее звали) жеманно захихикала, едва не опрокинув на заседавшую по соседству компанию поднос с напитками.
М-да, не на такую беседу я рассчитывал...
— Не опоздай! — рявкнул я, надеясь хотя бы этим привлечь к себе внимание брата.
— Не дрейфь, — весело откликнулся он, важно и не спеша опуская свой карточный веер поверх остальных. — Все равно без своего капитана "Ртуть" никуда не полетит.
— Это ты так думаешь, — буркнул я, скосив взгляд на карты. Кажется, он выиграл. Хотя полной уверенности в том у меня не было. Насколько Мекет мог считаться заядлым картежником, настолько же я проявлял абсолютное пренебрежение к играм подобного рода. Он мог чуть ли не сутками торчать за игорным столом, в своих ставках нередко выходя далеко за рамки разумного, и только истинным чудом умудрялся не проиграть ни корабль, ни себя.
Секунду-другую понаблюдав за продолжавшимся цирком, я наконец сказал:
— Все. Иду спать
— Беги, — кивнул Мекет. — Я тоже скоро подтянусь. — Потом его взгляд вновь задержался на мерно покачивающихся при ходьбе выпуклостях знойной официантки, и он прибавил: — А может быть и нет.
Закатив глаза и нарочито громко фыркнув, я развернулся и направился к барной стойке, собираясь расплатиться по накопленным счетам.
— Ну что, сегодня фартит? — с усмешкой спросил Илиус, кивнув в сторону Мекета и в то же время проворно сгребая брошенные мною кредитки под стойку.
Я оглянулся назад на игорный стол. Брат выглядел вполне довольным жизнью.
— А ему всегда поначалу фартит. Зато если войдет в раж, то тормозов не знает.
Мар"хи хохотнул, встопорщив серебристые чешуйки над верхней губой точь-в-точь похожие на пышные человеческие усы.
— Ну это ты загнул. Не припомню такого, чтоб Мекет Динальт спустил в игре больше, чем сам изначально задумал, — заметил он. — Тут, понимаешь ли, нет такого игрока, кто мог бы мухлевать за столом почище твоего братца.
Чисто из вежливости я заставил себя улыбнуться. Во всех смыслах слова хозяина таверны были слабым утешением, да и на комплемент не тянули. Ничего не сказав, я проверил собственную кобуру, натянул на глаза защитные очки, набросил на голову капюшон и вышел в ночь.
Ночи на Семерке частенько бывали довольно холодными. За короткий день каменистая поверхность луны не успевала как следует прогреться и с заходом солнца остывала слишком быстро. Вдобавок ко всему бесконечные сквозняки, циркулировавшие меж угловатых и приземистых построек космопорта, вокруг которого, собственно, и сформировался местный городишко, поднимали в воздух песчинки и другой мелкий мусор, отчего обыкновенная вечерняя прогулка превращалось в то еще увеселение. Не укрыв как следует лицо, любой рисковал не только надышаться пыли, но и здорово поцарапаться.
В небе взошел бледно-голубоватый Авиньон, как обычно окруженный целой свитой мелких и гораздо менее гостеприимных, нежели Семерка, спутников. Сие необыкновенное зрелище, на мой взгляд, являлось единственным достоинством всей звездной системы целиком. Большего от Авиньона и его так называемых сестер ждать было абсолютно нечего.
Кутаясь в полы кожаной накидки и низко склонив голову, я торопливо шагал по широким, но пустынным улочкам, из-за весящего в воздухе облака пыли, с трудом разбирая дорогу. Неподалеку слышались вопли дерущихся за мусор птиц, сильно приглушенные воем мечущегося меж домами ветра. Редкие фонари, болтавшиеся на подвесных крюках из-под крыш тесно пристроенных друг к другу домов, кое-как разгоняли ночной мрак. Даже огромный бледнеющий в пыльном ореоле планетарный диск мало чем мог им помочь. Идти приходилось скорее по памяти. Благо, до тринадцатого причального дока, где и обосновался на неопределенное время наш с братом звездолет, было рукой подать.
Днем в этих местах обычно бывало довольно людно. Мелкие лавчонки распахивали свои ставни и развертывали шатры, а их хозяева наперебой предлагали товар на любой, как они сами обожали выражаться, вкус. В основном же это были всякого рода побрякушки, не лишенные определенной привлекательности, но все-таки нацеленные на залетных гостей, единственных, кого могли заинтересовать изделия местных ремесленников и умельцев.
Только по ночам все население Семерки как будто вымирало, а на смену честным (в самом общем смысле этого слова) торговцам и путешественникам вылезали мелкие разбойничьи группировки, ведшие непрекращающиеся войны за господство над тем или иным кварталом. С некоторыми из таких банд нам с Мекетом временами приходилось иметь дело, ибо они всегда видят и слышат больше других. Но это вовсе не означало, будто мне в подобном обществе были рады двадцать местных часов в сутки. А потому, забредая после захода солнца на территорию, оказавшуюся под контролем одной из банд, всегда следовало держать ухо востро — мало ли что могло взбрести в голову обколовшимся солями головорезам.
Ветер с каждой минутой крепчал, раздувая полы накидки почти параллельно земле. Глубокий капюшон то и дело норовил слететь с головы, так что его все время приходилось придерживать рукой. Хорошо хоть прихватил с собой очки, иначе не удалось бы приоткрыть глаза и на миллиметр. А так даже умудрился высмотреть торчащую из-за ближайшего поворота квадратную морду курсу, которая, едва заприметив меня, тут же растворилась в густом облаке пыли. Примечательной деталью внешности существа была яркая ядовито-желтая татуировка на плоском лбу в форме треугольника. Дурное предчувствие кольнуло меня тонкой иголкой.
Позволив себе немного нахмуриться, я заинтересовался случившемся. Я напомнил себе, что подобное поведение совсем не пристало этим мелким, но чрезвычайно кровожадным рептилиям с планеты Ним"Ар. Особенно, если учесть, что природа не наградила их какими бы то ни было шпионскими талантами. Все курсу до единого были похожи на низкорослых бронированных големов и не признавали иные маневры, кроме как всегда идти напролом. Бывало, конечно, что и среди них попадались исключения. Но то были единичные случаи. Такие как, например, злополучный клан Феб, метку которого я заприметил, и который немало способствовал нашему с братом провалу в недавнем "Деле о старухе и вилке", о чем вспоминать без содроганий я не могу до сих пор.
Отбиваться вилкой, точно кинжалом, оказалось делом весьма неудобным и хлопотным, особенно если толщина шкуры твоего противника превосходит прокатный лист. И все же мне удалось отыскать слабое место и проделать несколько дырок в особенно упрямой морде, пока Мекет пытался вырвать старую огианку из когтей других членов клана. К несчастью, от полученных травм старуха скончалась прежде, чем нам удалось обратить наемников в бегство. В итоге и мы, и они остались ни с чем, а потому разошлись далеко не друзьями. Я был уверен, что ответная пакость себя ждать не заставит. Клан Феб с трудом переживал оскорбления, особенно, когда они наносились кем-то, кого сами курсу привыкли считать людьми второго сорта. Вроде меня и моего брата.
На всякий случай опустив ладонь на рукоятку бластера, я осторожно заглянул за злосчастный поворот и внимательно всмотрелся в густеющий там полумрак. Никакой ящерицы и близко не было, словно она правда в воздухе растворилась.
Несколько секунд простояв в недоумении, я попытался придумать, куда она могла подеваться. Времени добежать до следующего поворота у морды явно не было, а карабкаться по отвесным каменным стенам курсу и вовсе не умели. Идею о том, что наемник мог мне попросту привидеться я даже не рассматривал. Не потому что был убежденным материалистом, а оттого, что никогда прежде не испытывал необходимости не доверять собственным глазам. Курсу-головорез был здесь — это вне всяких сомнений, — высматривал меня, а теперь куда-то пропал. Вот только куда? Забежал в один из домов? Единственная дверь, выходящая на эту сторону улицы, казалась запертой наглухо. Не стал же он невидимкой в конце концов! Только с запозданием я понял, что именно этот вариант как раз и следовало рассмотреть.
