Университет волшебников. Часть 1. В поисках разумности

Валентин Соколов набирал высоту и лихорадочно соображал. Плотный строй 88-ых — опасная цель. Не подступишься, они все пулемётами утыканы. Два десятка 'худых' сверху — ещё хуже. Впрочем, о них пока можно не думать — главное, сорвать бомбардировку. Тут ему пришла в голову оригинальная идея — изобразить нападение на истребители, а вместо этого погонять бомбардировщики. Уже выходя в атаку, он подумал, что немцы в такой ситуации, пожалуй, даже не взлетали бы, и что только советские люди способны на такие дела. 'Для нас главное — это решить задачу, — думал Соколов, — поэтому мы и не гоняемся за одиночными самолётами, как немцы, а выполняем её, как правило. При сопровождении бомбардировщиков мы подставляем им 'жертву', и они вместо перехвата идут за лёгкой целью... пока наши бомбардировщики выполняют задачу. При перехвате бомбардировщиков мы боремся с бомбардировщиками любой ценой, а не гоняем истребители ради личного счёта. Поэтому мы победим...'

Ненамного превысив Ю-88, он сделал переворот через крыло и свалился прямо в середину строя. Небольшая скорость, которую он набрал после взлёта, оказалась на этот раз полезной: он шел наравне с бомбардировщиками. Перед прицелом как-то сам собой оказался чужой самолёт. Стрелок от неожиданности даже не успел выстрелить, зато Соколов нажал не гашетки изо всех сил. Как минимум четыре 20-мм снаряда попали в цель — бомбардировщик развалился в воздухе. Остальные потеряли строй — пилоты инстинктивно взяли в сторону. Валентин удивился тому, что их стрелки не стреляют, а потом понял, что они боятся попасть в своих. Нахождение среди строя гарантировало ему некоторую безопасность. Зато он мог стрелять — и ещё один '88-ой', задымив, пошел к земле. Соколов с разворота обстрелял ещё один бомбардировщик, но промахнулся, добился только нескольких пробоин на фюзеляже. Тут стрелки проснулись и решили начать стрелять в режиме 'будь что будет', но Соколов их опередил: он сначала перевернулся и ушел в крутое пике, а затем перевернулся ещё раз, сделал 'горку' и оказался точно под днищем очередного '88-ого'. Очередь разрезала самолёт пополам.

Прямо по курсу вспух разрыв зенитного снаряда. Далеко, зенитчики побоялись сбить Соколова, но себя обозначили: дальше будет хуже. Бомбардировщики решили, что сегодня не их день, неприцельно побросали бомбы и развернулись домой. Валентину этого было достаточно, после 'горки' скорость у него была почти нулевая. Но неприятности на этом не кончились: с неба на него уже пикировала четвёрка 'худых'. Тех самых, с желтыми коками. Единственное спасение — это уходить к земле и, маневрируя в складках местности, постепенно набирать скорость, чтобы уровнять свои возможности с противником. Вот только скорость была очень мала! Он отчаянно маневрировал, но даже не успел дойти до земли, как по фюзеляжу хлестанула очередь. Бронеспинка кресла получила удар, но выдержала. Из радиатора потянулся беленький дымок. Четвёрка, расходясь парами в разные стороны, как на параде, отправилась на новый заход. Их слишком большая, набранная при пикировании скорость давала Валентину передышку — пока они её погасят, пока пристроятся в хвост...

Мысль работала чётко. Если пошел белый дымок из радиатора — значит, в запасе всего несколько минут до того момента, как двигатель перегреется и встанет. Машину не спасёшь — сядешь на аэродром, расстреляют с воздуха. Решение пришло молниеносно. Валентин заложил крутой вираж, теряя последнюю скорость, и на последних остатках управляемости навёл нос самолета на ведущего левой пары. Очередь оказалась точной — машина перевернулась и задымила. Валентин удовлетворённо перевернулся, сбросил фонарь и приготовился прыгать. И только тут вспомнил, что в спешке взлёта под бомбами не застегнул ремни парашюта. А сверху уже заходила вторая пара 'мессеров'.

Валентин перевернулся обратно и попытался развернуться, чтобы встретить 'мессеров' в лобовую. Безуспешно — слишком много скорости он потерял при своём отчаянном повороте. 'Худые' уже заходили в атаку. Первый снаряд попал в двигатель, второй — в крыло. Машина, получив попадание, перевернулась. Руку обожгло болью. Двигатель встал. Оставалось только идти на вынужденную, но машина почти не слушалась рулей. А 'мессера' заходили на новый круг...

Юрген Трескофф успешно атаковал вражеский истребитель — машина получила попадания, полетели куски обшивки, за самолётом потянулся след. Он начал разворачиваться на следующий заход. Он был доволен и спокоен. Сейчас они расстреляют этого нахала, как в тире... у него нет никаких шансов. Других истребителей в воздухе тоже нет. И тут его машина получила попадание и перевернулась. Двигатель задымил и загорелся. Левая рука и нога перестали слушаться. Юрген удивился. Такого не могли быть. Неужели он пропустил врага? Он оглянулся. В воздухе никого, кроме ведомых, не было. Его подбил тот самый единственный отчаянный русский истребитель. Это было безумно. Это было нерационально. Русскому сейчас следовало нестись к земле, выпрыгивать с парашютом и сверлить дырки для ордена. Вместо этого он набрал высоту, потерял остаток скорости и расстрелял Юргена. Это было настолько против всех правил профессии, что Юргену даже стало обидно. Зачем он это сделал? Теперь ведомые Юргена расстреляют его в воздухе даже до того, как он успеет выпрыгнуть. Безумие. Сплошное безумие.

Юрген попытался выровнять машину, но сил уже не было. Машина, опуская нос, разворачивалась к земле.

И тут рядом с кабиной опять появилась валькирия. Она летела рядом с самолётом, едва не касаясь фонаря, в перевёрнутом положении, как и Юрген.

— Я уже умер? — спросил Юрген. Удивительно, но валькирия его услышала сквозь остекление фонаря и грохот двигателя.

— Нет, но скоро умрешь. Вряд ли ты сможешь управлять этой машиной, а она падает. Кроме того, я пока перекрыла кровотечение, но едва я его отпущу, как ты потеряешь сознание. У меня есть к тебе предложение. Нам нужны умные люди и хорошие бойцы. Но ты никогда не увидишь своих родственников и не сможешь поговорить с ними. Зато у тебя будет долгая и интересная жизнь. Согласен?

— Ты унесёшь меня в Вальхаллу?

— Нет, это вполне человеческая организация.

Земля приближалась.

— Я согласен.

В следующую секунду неизвестная сила сбросила фонарь и выдернула Юргена из самолёта. Он потерял сознание.

Машина не слушалась. В глазах темнело, как при поднятии штанги. Валентин начал опасаться, что не долетит до выбранного им для посадки поля. Впрочем, об этом можно было не беспокоиться: 'мессершмиты' уже выходили на линию огня. И тут рядом с самолётом возникли два подростка, сидевшие на метле точь-в-точь, как ведьмы из сказок, только двое на одной метле.

— Так себе денёк? — спросил тот, что сидел вторым, а затем выругал первого:

— Васёк, держи меня рядом с ним, болтает, как собачий хвост!

Сидевший впереди подросток не остался в долгу:

— Так его самого мотает, что я могу?

— У нас к тебе есть предложение. Ты, скорее всего, сейчас разобьёшься. А нам нужны сообразительные парни и хорошие бойцы. Но ты никогда не увидишь своих родственников и не сможешь поговорить с ними. Зато у тебя будет долгая и интересная жизнь. Согласен?

— А как же вы меня вытащите? — удивился Валентин.

— Материалист несчастный! Да согласен он, согласен, — закричал первый подросток, — заканчивай тормозить, вытаскивай его, он уже падает!

Неведомая сила выдернула Валентина из самолёта, и он с удивлением обнаружил, что прыгает по земле, как резиновый шарик, точнее сказать, как будто он находился внутри прозрачного резинового шарика. При этом он совершенно не чувствовал ударов и ускорений. А потом потерял сознание.

В землю врезались два истребителя, в которых уже не было пилотов. Их тела поисковая команда так и не найдёт.

Глава 2. Таинственное приглашение.

Россия, школа магии Палеарсия.

05 июня 1942 года.

Далеко — далеко на севере, среди бескрайних лесов и бесчисленных синих озер, в небольшой долине между холмами, к небу вздымаются острые шпили великолепного замка. Случайный путник, увидев этот замок, был бы очень удивлен, узнав, что внутри этого шедевра архитектуры прячется школа магии. Впрочем, никакой случайный путник увидеть эту школу не смог бы — ещё на дальних подходах к школе стояли сбивающие, уводящие и затуманивающие разум заклинания. При попытке приблизиться любой человек (и даже маг) вскоре обнаружил бы, что стоит очень далеко от того места, где начинал путь, и совсем не там, где хотел бы оказаться.

Только преподаватели и ученики школы знали, что школа в действительности называется 'Палеарсия'. Весь остальной мир знал школу под другим именем, больше похожем на грохот катящихся камней. Неблагозвучное название, похожее на грохот камней, в незапамятные времена было специально придумано для внешнего мира. Это было сделано с той целью, чтобы школу было невозможно найти с помощью магии, обнаруживающей имена. С тех пор для защиты школы были наложены десятки и сотни заклинаний, и надобность в двойном наименовании давно отпала, но традиция двух имён осталась и свято соблюдалась как преподавателями, так и учениками школы.

Июнь — время последних экзаменов для выпускников школы. Семнадцатилетние выпускники школы, успешно сдавшие экзамены, могли надеяться попасть на службу в Министерство Магии, в самые престижные отделы — управления, хранения тайн или даже в отдел борьбы с тёмными искусствами — своеобразную службу безопасности магического мира. Те, кто относился к учёбе более прохладно, могли поступить на работу в различные миссии — магических существ и растений, которые надо было изучать или сдерживать, чтобы они не попадались на глаза представителям не-маговского мира, хватало. Желающие могли просто отправиться по домам для того, чтобы вести там изобильную и приятную жизнь, создавая себе магией всё, что необходимо для жизни. Большинство выпускников школы были вполне довольны предстоящими перспективами и не думали ни о чём другом. (Впрочем, кое-кого волновали любовные переживания или даже предстоящие свадьбы).

Так было и в июне 1942 года, и только один выпускник школы, Александр Веселов, не находил себе места. Он валялся на своей койке и предавался самым мрачным размышлениям. Комната, в которой он предавался меланхолии, была невероятно красива, правда, в стиле её оформления проглядывало кое-что и от духа мрачного величия. Впрочем, комнату это совсем не портило, даже наоборот, мрачновато — возвышенный стиль жилых помещений настраивал на серьезное отношение к жизни и упорную учебу. По этой причине именно этот стиль был выбран руководством факультета для жилых комнат. Остальные помещения школы были украшены иначе — в их оформлении чаще присутствовали золотистый, красный и лазурный цвета, поверх которых обычно накладывались белоснежные резные узоры из дерева или лепнины.

Строго говоря, никаких причин печалиться у Александра не было. Жизнь у Александра не обещала ему никаких печальных перемен. Он с успехом заканчивал одну из лучших школ магии. Позади остались экзамены и по заклинаниям, и по зельеварению, и даже страшные превращения были сданы на 'отлично'. Впереди оставался только экзамен по истории магии, но это был тот предмет, который Александр любил и который был готов сдавать даже без подготовки. Впереди у него была вся жизнь, причем не изобилующая печалями и тревогами жизнь обычного человека, а жизнь искусного мага, способного обеспечить себе комфорт и изобилие на пустом месте при минимуме усилий. И всё-таки Александр печалился и нервничал. В старинных книгах такое состояние называется 'не находил себе места'. Эти слова как нельзя лучше подходили для описания состояния нашего героя. Александр действительно не находил себе места в будущей жизни.

Можно было отправиться жить в один из тех поселков, где маги безбедно и безопасно проводили свои дни в полной изоляции от немагов, создавая себе магией всё, что им нужно было для жизни. Но такой образ жизни казался ему слишком простым. Похоронить себя в домашних заботах, в уходе за детьми, — эта перспектива вызывала у него ужас. Когда-нибудь, когда ему всё надоест, он, возможно, и согласится на такую жизнь... но пока ему было больно даже подумать о таком будущем. Такая жизнь казалась ему слишком простой, слишком скучной.

Можно было устроиться на работу в одну из служб министерства магии, например, пойти в отдел борьбы с тёмными искусствами, но политика министерства ему не очень нравилась. Сдерживание различных упырей и хулиганов — это, конечно, нужное занятие, но ведь, кроме этого, министерство ничего не делало! Тёмные маги могли набирать себе сторонников пачками и устраивать любые ужасные катаклизмы — министерство следило лишь за тем, чтобы они не преступали закон и не передавали знания о магах простым людям. Сутью происходящего никто как-то не интересовался. Вот и сейчас, когда тёмные маги устроили 'веселую' жизнь всей Европе, как магам, так и немагам, министерство следило только за тем, чтобы противостоящие группировки не передавали немагам волшебные предметы.

Некоторые маги, из тех, кто был совсем беден, выступали в цирках и делали вид, что всё, что они делают, это просто фокусы. За это неплохо платили. Даже такая работа казалась Александру предпочтительнее, чем служба в министерстве. Хотя бы весело... Впрочем, такой работой он никогда не занялся бы.

Одним словом, состояние у Александра было хуже некуда. Он был почти всемогущим (во всяком случае, ему так казалось), но не мог ничего сделать. Он не знал, ни что делать, ни зачем.

Его товарищи по комнате, весёлые друзья детских игр, такими проблемами не страдали. Один из них собирался работать с драконами, второй мечтал изучать волшебные растения Средиземного моря, третий подал документы в службу безопасности. Его сомнения они уважали, но не разделяли. С их точки зрения, все проблемы Александра проистекали от того, что он был слишком богат. Они ему немного завидовали. По их мнению, ему надо было просто выбрать себе какое-нибудь хобби и приятно заниматься им всю жизнь. Александр с ними не был согласен. Ему хотелось понимать и контролировать всю суть происходящего, а вместо этого школьное образование дало ему только ограниченный набор магических заклинаний. Они, конечно, были очень полезными, но за их границами осталось что-то главное. В частности, так и осталось неизвестным, кто и когда создал эти заклинания.

Как-то раз на уроке превращения предметов Александр спросил у одной из наиболее уважаемых им преподавательниц, у Натальи Владимировны Румянцевой, кто же создает эти заклинания? Вместо ответа — впервые на его памяти! — профессор ответила ему вопросом на вопрос. Она устремила на него взгляд сквозь линзы своих огромных очков и поинтересовалась, почему его интересует этот вопрос? Александр тогда вспылил и высказался в том духе, что для человека главное — это уметь понимать последствия своих действий, а вместо этого их тут учат каким-то ремесленным приемам, почти так же, как медведей учат ездить на самокатах. Профессор Румянцева не стала отвечать, с загадочной полуулыбкой сказала только, что со временем этот вопрос станет для него ясным. Так проблема с происхождением заклинаний и осталась открытой.