Наследники (часть 1)

— Ничего, ваше величество, — немного удивленно, но стараясь не показывать виду, сказал герцог. — Я понимаю, государственные дела... — Брошенный в сторону Октавиана внимательный взгляд был почти незаметен.

Раскланявшись с герцогом, Октавиан последовал за быстро удаляющимися императором и графом. Пройдя несколько комнат, они резко свернули и чуть не бегом вышли во внутренний двор герцогского поместья.

— Черт подери, наконец-то свежий воздух, — шумно выдохнул император. — Ты проклятый плут, какого черта ты бросил меня там одного?

— Ну прости, — развел руками "проклятый плут", — у меня были дела. Да и если бы я не ушел, я бы не вернулся с таким подарком. — Граф кивнул на замершего немного в стороне Октавиана. Тот явно не ожидал от императора и графа столь развязной фамильярности и поэтому смотрел на них несколько растерянно.

— Подойди, не стой как чужой, — велел император.

Октавиан подчинился.

— Так ты правда зарезал дракона в одиночку? — поинтересовался император.

— Да, ваше величество, — ответил Октавиан.

— К чертям величество, — буркнул император. — Я уже больше суток слышу это каждые пять минут.

— Как скажешь, — сам ужасаясь своей наглости, буркнул в ответ рыцарь.

Император и граф удивленно переглянулись и громко захохотали.

— Вот что значит порода! — смеясь, сказал император.

— А я не сразу сообразил, кто он, — признался граф.

— О чем вы? — растерянно спросил Октавиан.

— Сэр Октавиан де Софо, внук сэра Антонио де Софо Грозного, сын сэра Людвига де Софо Яростного, — почти нараспев проговорил император. — Да ты на его лицо глянь — вылитый дед!

— Да, мой дед... — холодея от ярости, проговорил рыцарь.

— Был чертовски замечательным человеком! — перебил его император. — И моим учителем фехтования, кстати, тоже.

— Ты не знал? — глядя на изумленное лицо Октавиана, спросил дю Магниф.

Драконоборец покачал головой, не в силах выговорить ни слова.

— Мы с твоим отцом в молодости тоже охотились на всяких тварей, — мечтательно произнес император. — А этот, — кивок в сторону графа, — был у нас вроде лесничего.

— О да, я первый натыкался на тварь, со всех ног бежал к твоему отцу и кричал, чтобы он спас меня, — сдерживая смех, сказал граф.

— Эй, сынок, очнись, — усмехнувшись, император положил пораженному рыцарю руку на плечо и слегка встряхнул его.

— Это... неожиданно, — подобрал, наконец, правильное слово Октавиан.

— Да, — с неожиданной грустью согласился граф. — Инквизиция уничтожила почти все упоминания о твоем отце, а деда просто вычеркнула из истории, словно его никогда не существовало.

— Он сам был виноват, — нахмурившись, сказал рыцарь.

— Не все так просто, — покачал головой император, пытливо заглядывая рыцарю в глаза. — Но сейчас не время об этом говорить.

— Да, нам нужно разобраться с твоим будущим, — поддержал его граф.

— Я могу устроить тебя на любую должность в империи, но, пожалуй, не стоит брать слишком высоко, — сказал император. — Ты сын одного из моих лучших друзей, но я сам вынужден подчиняться Инквизиции... В истории были прецеденты, когда правитель, неугодный Церкви... Хм, не будем об этом, — сам себя перебил император. — Другими словами, чтобы не будоражить этих проклятых монахов, я могу устроить тебя в свой личный отряд. Ты весьма кстати прикончил этого дракона, так что лишние вопросы отпадут. Так ты как?

— Не отпадут, — неожиданно даже для самого себя возразил Октавиан. — Все мое детство за мной наблюдали из Инквизиции. Когда моя приемная мать пыталась меня усыновить, ей было отказано без объяснения причин. Потом мне было отказано в посвящении в рыцари, и я едва ли не силой добился, чтобы меня все-таки посвятили. — Он покачал головой. — Не удивлюсь, если на столе у Великого Инквизитора уже лежит рапорт об этом чертовом драконе, — выпалил он, не сдержав злость.

— А ведь парень прав, — задумчиво сказал дю Магниф, потирая ладонью подбородок. — Старый Антонио сумел досадить лично Великому, а тот такого не прощает.

— Не в досаде дело, — немного раздраженно, ответил император, взмахнув рукой. — Тут другое. Истребили весь род де Софо, понимаешь, весь! — воскликнул государь.

— Да, я последний, — невесело подтвердил Октавиан.

— Я помню, у тебя была сестра, — нахмурился император.

— Мне написали, что она умерла от чумы пять лет назад, — сказал рыцарь. — Я ее так ни разу и не видел.

— Так что делать-то будем? — поинтересовался граф, прервав затянувшееся молчание.

— Ты хочешь быть в моей гвардии? — прямо спросил Октавиана император.

— Да, — не раздумывая, ответил тот.

— Значит, будешь, — просто сказал государь. — Император здесь я, что бы там не воображали монахи.

— Я займусь? — полуутвердительно спросил граф.

— Да, — согласился император. — И не забудь ему медаль какую-нибудь выдать. Положено так, — пояснил он, заметив удивленный взгляд Октавиана. — Орден ты пока не заслужил, а вот на медаль дракона хватит.

— Я видел голову, большая, — заметил граф.

— Зеленый? Синий? — заинтересовался император.

— Красный, — сказал граф и, налюбовавшись растерянным лицом императора, добавил, — но молодой.

— Это вы о чем? — не понял Октавиан. — Они же все серые...

— У них цвет крови различается, — пояснил граф. — Ничего, еще научишься разбираться.

— А ты молодец, я красного так ни одного и не убил... Ну, в смысле, в одиночку, — поправился император.

Откуда-то со стороны донеслись восторженные крики. Похоже, герцог все-таки сумел вытолкать посетителей наружу любоваться трофеем.

— Ладно, — поморщившись, сказал император, — потом еще как-нибудь поговорим. Мне пора возвращаться. — Император выразительно посмотрел на своих спутников, но они не шелохнулись. — Нет, ну хоть поклонитесь мне для приличия, — недовольно проворчал он.

Граф и рыцарь слегка изогнулись в поклонах.

— Ну, хоть так, — прокомментировал император, развернулся и удивительно быстро для своей хромоты удалился обратно в особняк.

— Пойдем, Октавиан, — сказал граф. — Думаю, тебе нужно собрать вещи.

— Все мои вещи на мне и в седельной сумке, — усмехнулся рыцарь, следуя за дю Магнифом. — Доспехи, меч и книга.

— Что за книга? — полюбопытствовал граф.

— Понятия не имею, она на каком-то варварском языке, — пожал плечами рыцарь.

— А зачем тогда носишь с собой? — удивился граф.

— Я ее у дракона в пещере нашел. Рядом с человеческим скелетом, — пояснил Октавиан. — Стало интересно, что мог читать человек за миг до того, как его убил дракон.

Высоко уже стоявшее в небе солнце бросило на лицо рыцаря яркий луч, словно благословляя. И все в этот момент казалось ему правильным и верным, а утренние страхи рассеялись как дурной сон после пробуждения. Впереди его ждала новая жизнь, пока еще неведомая, но уже манящая и соблазнительная.

Глава 2.

Чернокнижник мрачно сидел за своим письменным столом, подперев подбородок кулаком, и напряженно думал. О своей хронической неудачливости, о зазря загубленной репутации, о темном будущем, не сулившем ничего хорошего. Последний ритуал, который просто в принципе не мог не сработать, как ни удивительно, не сработал. Чернокнижник мысленно проклинал всю магию, все темные искусства, всех шарлатанов-колдунов, пишущих якобы "действенные" рецепты и способы достижения власти над темной стороной магии. Он мутным взглядом обвел свое жилище и скривился от омерзения. Тесная каморка в подвале доходного дома, за которую он платил гроши, приходилась ему и домом, и лабораторией, и храмом одновременно. Из мебели здесь был только заваленный всяческим хламом тяжелый дубовый стол, да книжный шкаф, полки которого уже трещали от веса забитых в него книг. Даже спать чернокнижник был вынужден на полу, предварительно расчистив место от валявшихся повсюду трактатов, свитков, разряженных колдовских жезлов и прочей дребедени, которая должна была в идеале дать ему власть, а на самом деле принесла лишь головную боль.

Чернокнижник пребывал в глубоком душевном кризисе. Собственно, он уже всерьез сомневался, есть ли у него душа вообще после всех этих мерзопакостных экспериментов как: вытягивание жизненных сил из жаб, призывы всевозможных темных духов, на которые, правда, никто не откликнулся, переделка официальных магических и церковных ритуалов в мерзкие и отвратительные оргии...

Но самое обидное было, когда соседи прознали о его занятиях и настучали в Инквизицию, пришедшие церковники только посмеялись над колдуном-неудачником и ушли, заявив, что его занятия есть полная мерзость и глупость, но истинной вере вреда не несут никакого. Собственно, именно это и привело чернокнижника в нынешние глубины отчаяния.

А ведь он когда-то был перспективным учеником, маг-наставник хвалил его и ставил в пример остальным, предрекая большое будущее и быструю карьеру. Но идиотская гордость заставила его бросить гильдию и обратиться к запретным искусствам. Бросил. Обратился. Кретин. Искусства оказались не столько запретными, сколько недосягаемыми. Инквизиция работала на славу, достать настоящий текст, содержащий запрещенные техники, не представлялось никакой возможности, а то, что раздобыть удавалось, на поверку оказывалось пустышкой, подделкой и обманом. Таким хламом у чернокнижника уже было завалено полкомнаты, и он начинал всерьез подозревать, что в Инквизиции есть специальный отдел, который занимается изготовлением подобной чепухи.

А возвращаться обратно в гильдию теперь было нельзя. Маги не прощают отступников. Конечно, прецеденты случались, но для этого нужно было совершить действительно что-то невообразимое, что в гильдии исполнить невозможно из-за запретов. Так, две сотни лет назад, к примеру, в гильдии магов получил высокий пост отступник Альбер де Айнаштен, который открыл принцип относительности, перевернувший все представления физическом мире и его взаимодействии с магическими силами.

Но Айнаштен был гением, а наш чернокнижник чувствовал себя полнейшим ничтожеством. Он вспоминал старинные хроники: "...и ушел чародей из гильдии, и стал заниматься темным искусством, достигая власти почти безграничной, но теряя человечность свою..."

Да черт с ней, с человечностью, как он власти-то достиг?!

Ну, потом, конечно, в хрониках по темную душу чародея приходила Инквизиция, и все заканчивалось горячо, в буквальном смысле этого слова.

К нашему колдуну-неудачнику Инквизиция, как уже говорилось, приходила. И с хохотом ушла.

Чернокнижник на миг задумался о суициде, но быстро оттолкнул эту нехорошую мысль. Несмотря ни на что, жить он очень любил, да и глупо это — ускорять неизбежное. Притом, это вдвойне глупо, если приять во внимание теорию реинкарнации, развитую все тем же Айнаштеном, и получающую все большую популярность с каждым годом.

Какой смысл себя убивать, если через сотню лет после этого родишься все тем же неудачником?

Чернокнижник лениво перевел взгляд на свой стол и стал рассматривать лежащие на нем книги. Сегодня он купил на последние гроши несколько, как ему сказали, "дневников и рукописей темных чародеев нашего столетия". Из одиннадцати тетрадей десять оказались фальшивками. Чернокнижник тяжело вздохнул и взял в руки последнюю, еще непрочитанную весьма толстую тетрадь в потертом кожаном переплете. Конечно, это тоже стопроцентная липа, но сейчас колдуну хотелось себя чем-нибудь занять, чтобы хоть немного отвлечься от мрачных мыслей.

— "Его светлости графа и славного рыцаря сэра Антонио де Софо личный дневник", — вслух, с выражением прочел чернокнижник надпись на обложке. — Ну, красивый у тебя почерк был, граф де Софо... — задумчиво проговорил он, разглядывая замысловатые завитушки букв, — или у того инквизитора, который это подделал, — мрачно добавил чернокнижник после паузы.

Вздохнув, колдун открыл тетрадь и принялся за чтение.

— Сегодня, одна тысяча... бла бла бла... Так... охота, суд, охота, — задумчиво бормотал он, разглядывая надписи. — А где магия? Ого! — вдруг удивленно воскликнул чародей. — Так ты был драконоборцем, граф!

С ожившим интересом чернокнижник продолжил чтение. Даже если его обманули, и никакого колдовства к дневнике не описано, почитать записи рыцаря-драконоборца будет весьма занятно, решил колдун.

С любопытством переворачивая страницу за страницей, чернокнижник вдруг пораженно застыл, введенный в полнейший ступор одной строчкой.

— "...ученик мой Карл вполне радует меня, подтверждая, что Нибенги — род великих воинов..." — вслух прочел чернокнижник. — Карл Нибенг?! Ученик?! Сэр Антонио, ты что, был учителем императора? — пораженно спросил чародей у дневника. — Это точно не липа, у инквизиторов бы фантазии на такое не хватило... Это надо же! Если с магией не выгорит, кресло в исторической академии мне уже обеспечено, — усмехнулся чернокнижник, переворачивая страницу.

Следующие двадцать страниц поведали чернокнижнику о нравах и событиях в императорском дворце, причем с такими занятными подробностями как романтическое пристрастие старого императора, ныне почившего, к полненькой мулатке-кухарке, готовившей его любимые кремовые торты.

— У меня нет слов, — прокомментировал чернокнижник, качая головой и листая страницы.

— Опа, — вырвалось у колдуна. — "...еще встретил я загадочного незнакомца. Вначале показался он мне безумен, но, послушав его, пришел я к выводу, что не найти среди друзей и недругов моих человека более рассудительного. Сей чародей..." — чернокнижник взволнованно перевел дух и продолжил, — "...мне сообщил одну вещь странную. Сказал он дословно следующее: "Не Софо ты по отцу, лишь по матери. Отец твой был не Софо. Другой он, совсем иного рода, высокого и тайного". Я поражен поныне. Ведь и в самом деле отец мой был приемным сыном деда моего. Но всем дед говорил, что мой отец — его троюродный племянник, чтобы древо генеалогическое не портить кровью неизвестной".

Чернокнижник задумчиво почесал отросшую уже почти до груди темно-русую бороду.

— Занятная вещица, что в руки мне попала, — пробормотал он, оглядывая дневник. — Тьфу, заразный слог, так и цепляется к языку. Ладно, продолжим...

К великому разочарованию колдуна, на последующих шестнадцати страницах никаких новых упоминаний о загадочном чародее не было. Но весьма заинтриговала и заставила задуматься семнадцатая.

— "А для чего живем мы? Для чести? Совести? Не думаю. Все это важно, но лишь как средство, цель же у нас другая. Что есть я такое? Тело не есть я, оно умрет, а я останусь. Да и сейчас не так крепка та цепь, что тело и меня связует воедино. И мысли мои тоже не есть я. Меня тот чародей..." Опять он! "...научил за разумом своим следить и собирать внимание. А также и рассеивать его, давая разуму, душе и телу отдых. Да, душа. Церковники твердят, она важней всего. Ерунда! Маги из гильдии давно научились извлекать душу, вот только человек жить продолжает, а сама душа куда-то исчезает. Да, это кадавр, раб без совести и чувств. Но я с одним поговорить сумел. Не чувствует он страсти, голода и жажды. Но мыслить может. И, что важней всего, он знает истину: "Я знаю, что я есть, и ты не можешь доказать обратного, никто не может". Так мне сказал он, в изумленье приведя".