Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Дед рассказывает: они меня спрашивают, как вам удалось сохранить такую крепкую семью? Сколько лет прошло. А я говорю: жену свою надо любить крепко. И все.
Смеется.
— Любить надо и все. Ясно тебе?
Я говорю: ясно.
— Я бабушку твою встретил — у нее тогда волосы были белые-белые. Красивая девка, — говорит дед. — Косы — толстущие, длинные.
И заканчивает победно:
— Вот за косы я ее и полюбил!
Третий слева, в шикарных носках — дед, крайняя справа, в косынке — бабушка.
Деда уже нет, а бабушке недавно исполнилось 82 года.
10. Моя печаль
Моя печаль — старый цирк.
На самом деле он новый, я знаю, что он новый, только изображает, что старый.
Но это все равно очень грустно.
Мой отец поет по итальянски — высоким чистым тенором, словно никогда не выкурил ни одной сигареты.
Он едет на велосипеде под куполом, по натянутому канату.
На нем — широкий белый клоунский костюм и остроконечная шляпа.
Мой отец играет на скрипке и крутит педали. Он печален, как положено клоуну, и он светел, как печаль по детству и радости, что уносит с собой детство. Он тихонько смеется, потому что ему нравится играть на скрипке и ехать под куполом на одноколесном велосипеде. И то, что он знает, что это похороны, его похороны, все равно не мешает ему получать удовольствие от хорошо сделанной работы. А потом он поет.
Силенцио! — кричит распорядитель.
Силенцио! Questo dovrebbe essere
Un funerale!
Тишина! Это похороны!
Все затихают, и под куполом, в темной пустоте, звучит только его чистый светлый голос.
Сегодня ровно год со дня смерти отца. Прошел год, а я все равно не верю, что его больше нет.
Овчинников Станислав Георгиевич. Стас. Георгич. Папа.
Когда мне было девять лет, я верил, что мой отец никогда не умрет.
Сейчас мне тридцать девять и я знаю. Я точно знаю.
Мой отец бессмертен.
11. Восстание желтых повязок
Смотрел "Рашмор" Уэса Андерсона, там герой ставит спектакль, и вдруг вспомнил, что я тоже в школе поставил два спектакля. Они назывались:
"Восстание Спартака" и "Восстание желтых повязок". Как видите, я разрабатывал одну тему.
Автор сценария, режиссер и исполнитель главной роли — я. В остальных ролях одноклассники (в "желтых повязках", кажется, была даже одна женская роль, но кто именно из одноклассниц играл — помню смутно. Помню только, что почему-то это меня волновало).
5 класс. Урок истории, Древний Китай. "Восстание Жёлтых повязок".Желтых повязок у нас не было, мы повязали головы пионерскими галстуками. Вышло неплохо.
Сейчас, думаю, нас приняли бы за команду революционного суши-бара, но тогда мы были по-настоящему круты.
Роль толстого "мандарина" играл Ромик Новичков. Коренастый, живой, с вечно глумливым выражением на круглой физиономии. Идеальное лицо зажравшегося феодального зла.
Помню, он дико кричал, когда восставшие крестьяне "зарезали" его за дверью класса. В этот момент я понял, что смерть за кадром действует гораздо сильнее.
Я играл вождя восстания по имени брат Чжан. На самом деле братьев было трое и они действовали по одиночке, поэтому царские войска разбили их. Но мои братья объединились перед последним сражением. Они осознали свою ошибку, забыли обиды и собирались умереть достойно. К тому моменту силы восставших были обречены, царские войска оттеснили их в болото. "Повязки" были изранены, у них кончились еда и питье. Сейчас я понимаю, что в сущности, тогда я использовал сюжетный ход "Трех поросят" — об единении семьи перед лицом инфернального зла. Но это посредственности повторяют, великие же — крадут.
Я тогда не знал этой мудрости, но крал, не стесняясь.
В спектакле участвовали все мальчишки, кроме двух. Все хотели быть "желтыми повязками". И даже одна девчонка (забыл кто. Ленка Полуэктова?). Мы сняли пиджаки, закатали рукава рубашек и повязали головы пионерскими галстуками. Я объяснил, как это будет, и начал распределять роли. И тут выяснилась первая проблема. Все хотели быть братьями Чжан, а просто восставшими рабами — никто. Я почувствовал головокружение. Земля уходила у меня из-под ног. Мой стройный сценарий на глазах превращался в 羊屎 (козий помет, кит.). Героическим усилием я предположил, что братьев Чжан на самом деле было не три, а больше. Просто о некоторых история умалчивает. Поэтому мы все стали братьями Чжан. И даже одной сестрой Чжан (Полуэктова, ты?).
Это было настоящее семейное восстание.
Один из братьев был ранен, поэтому своей повязкой он подвязал руку. Другого брата ранили в живот, он лежал на парте и время от времени стонал. "Держись, брат Чжан", говорили ему.
У одного из пацанов галстука не было, поэтому он был брат Чжан, Потерявший-Повязку-в-Бою.
В спектакле по плану было три акта. Первый акт — я, как главный брат Чжан, произношу речь, о том, в какой 兩廂山羊(задняя часть козы, кит.) оказалось восстание и почему. Второй акт — прибывает посланник императора и предлагает нам сдаться. Мы гордо посылаем его к истокам Янцзы. Посланник уходит. Акт третий — Мы готовимся к смерти, прощаемся друг с другом и ждем смерти. Я говорю: вот так и закончилось восстание Желтых повязок. Аплодисменты.
Начали. Речь я отбарабанил без запинки — у меня тогда была идеальная память. Начался второй акт...
К нам прибыл Толстый Мандарин, которого играл Ромик. Это у китайцев так называются чиновники, но мне всегда представлялось что-то круглое и оранжевое. Явно зажравшееся, но с запахом Нового Года. Возможно, это и есть обаяние зла.
— Крыса, не имеющая совести и пожирающая чужой хлеб! — сказал я. Эта фраза из учебника поразила мое воображение, поэтому, кажется, я использовал ее дважды. — Зачем ты явился сюда?
— Привет, жалкие мятежники! — заговорил Толстый Мандарин, нагло усмехаясь. — Меня послал великий император Хань! Он предлагает вам жизнь, жалкие черви!
— Чего хочет император?
— Вы... — после подвига с "Хань" Ромик вдруг начал терять слова и мучительно пытался их найти. — ...окружены. Вы все... умрете в этом болоте! Сдавайтесь, ничтожные рабы! Бросайте оружие!
— Передай императору, мы не сдадимся, — отрезал я. Как настоящий революционный вождь. Правда звенела в каждом звуке моего голоса. Правда и вера в великое светлое будущее китайского трудового народа.
— Мы не сдадимся! — дружно повторили остальные братья Чжан. Они тоже верили.
— Сдавайтесь! — сказал Ромик.
— Не сдадимся! — ответили братья.
— А я говорю: сдавайтесь!
— Нет!
— Да!
— Уходи отсюда! — сказала сестра Чжан (Полуэктова?).
— Сама уходи! — огрызнулся Ромик.
Я чувствовал, что история закольцовывается и начинает пожирать саму себя. Нужно было спасать спектакль. Кажется, Ромик забыл, что должен был уйти сразу после ультиматума и дать нам героически умереть. Что делать?! На мгновение у меня снова закружилась голова, но я взял себя в руки.
— Зарезать этого толстопузого! — приказал я с истинно революционным пафосом. И показал на дверь. — Выведите его отсюда и убейте. Я не хочу видеть смерть этой собаки!
Потрясенная тишина. Тяжелораненый брат Чжан от удивления перестал стонать. Рустик Нуриев и еще один мальчишка подхватили мандарина под руки и потащили к двери.
— Нет, брат Чжан! — хныкал трусливый Мандарин. Ромик всегда быстро соображал. — Не надо, нет! Пожалуйста! Я не хочу умирать!!
Его вытащили за дверь.
Дверь закрылась.
В следующее мгновение дикий вопль разорвал тишину. Девчонки-зрительницы вздрогнули и начали переглядываться.
— Так будет с каждым угнетателем трудового народа, — веско сказал я. — Конец.
Аплодисменты. Дверь распахнулась.
— Что здесь происходит?! — раздался возмущенный голос. Наша классная аж привстала.
Ромка умирал так громко и выразительно, что на крик прибежал наряд дежурных с красными повязками на рукавах и какая-то учительница с изменившимся лицом. А потом пришла завуч.
Так закончилось восстание желтых повязок.
12. Атомная тень
Мое советское детство прошло в тени ядерной войны — и это была настоящая жуть. Детство было замечательное, всем бы такое — но я всегда, даже в самой веселой игре чувствовал затылком черное ядерное облако. Где-то там, высоко над горизонтом. Мы, советские дети, всегда знали: человечество от самоубийства отделяют каких-то полчаса — пока летят ракеты. С началом Перестройки и разоружения, дружбы с Америкой и прочего — это облако исчезло, давление на затылок ушло, и я вздохнул спокойно. Это удивительное чувство легкости, не передать. Я словно летать начал, хотя шли опасные и безумные 90е. Мне уже больше не снились ядерные сны, похожие на кадры из "Писем мертвого человека". Пыль, тьма, противогазы и ветер.А сейчас это облако возвращается. И что-то мне совсем не радостно. Словно опять где-то рядом война.
13. Рядовой
Овчинников Никита Петрович.
Родился в 1905 году на Урале, в деревне Сухая Речка. Мой прадед по отцовской линии.
Я бы очень хотел написать, что мой прадед был добровольцем, одним из первых подавшим заявление в Первый Уральский Добровольческий танковый корпус, прозванный немцами "Дивизией черных ножей" за клинки с черными рукоятками и бесстрашие. Как прошел с боями до Берлина. Как стал гвардейцем, получил из рук маршала Жукова "Орден славы" и как на броню его Т-34 женщины освобожденной Европы бросали букеты цветов... Как закончил войну майором или полковником. Как вернулся домой, красавец, увешанный медалями, и прабабушка бросилась ему на грудь, рыдая от счастья.
Я бы хотел.
Но правда такова, что мой прадед был призван в армию в первые дни войны.
И погиб примерно через месяц или полтора, в конце сентября, начале октября 1941 года.
Рядовым.
Умер от ран, написано в похоронке.
Похоронен в братской могиле в деревне Моисеевичи Валдайского района Новгородской области.
Точная дата смерти неизвестна. Мой прадед один из нескольких солдат и сержантов в этой могиле, у которых дата смерти не установлена. Похоже, в деревне был полевой госпиталь, потому что у всех в этом списке стоит причина смерти "умер от ран".
Именно поэтому я думаю, что это был сентябрь-октябрь 1941. Первые даты смертей — у тех, у кого дата стоит — приходятся на конец сентября. И как раз к концу сентября фронт откатился к этому рубежу.
Полная неразбериха первых месяцев войны привела к тому, что некоторые смерти не были толком зафиксированы.
У меня нет ни одной фотографии прадеда.
Я даже не видел ни одной его фотографии.
34 армия на этом рубеже стояла полтора года, до начала 1943 года. Сначала была Демянская оборонительная операция, затем Демянская наступательная... Но в общем и целом до начала 1943 года фронт топтался здесь примерно на одном месте.
Еще до войны дед сказал детям: война скоро будет. Меня сразу заберут в армию. Надо ехать в деревню, там вам будет легче пережить войну.
Был 1940. И они поехали из Кунгура, где прадед заведовал конюшней, в деревню Полетаево.
Бабушка рассказывала: в деревне дети бегали и кричали "богачи едут"! Потому что две телеги с вещами и лошади везут.
Колхоз был тогда богатый, знатный. Потом его объединили с несколькими захудалыми колхозами и стал колхоз очень бедный. Но ничего, прадед оказался прав... Ели все, собирали зерна, выпавшие из колосьев, варили ботву, копали мерзлую картошку с убранных полей. Выжили.
Отец рассказывал мне, что прадед вел дневник. Каждый день мелким аккуратным почерком записывал в толстую тетрадь все, что произошло за день. У него была целая гора этих тетрадей.
Ни осталось ничего.
Ни клочка бумаги.
Дорого бы я дал, чтобы прочитать одну из этих тетрадей.
Уверен — прадед до последней минуты был достойным человеком. Дед Никита.
P.S. Фото очень известное. "Солдат". Конечно, здесь запечатлен не мой прадед. Но примерно так я представляю деда Никиту.
14. Танкист
Овчинников Георгий Никитич (2 мая 1928 — 26 февраля 2014). Мой дед Гоша.
Сержант, командир танка Т-34-85.
Годы службы 1949-1953, Австрия-Венгрия
Он вспомнил, как работал на военном заводе в Закамске после войны. Барак 117, отряд 4. Они все ходили в коротких папахах — это был шик, заводской, последний. Лихие чубы, молодые лица — с черными кругами недосыпа под глазами. ФЗО был не лучше тюрьмы, он фактически и был тюрьмой. Режим, надзиратели, пайки. Уйти было нельзя. Два с половиной года — и работа, работа, работа с утра до вечера. Вечером чтение книг и смех ребят. Песни под гармошку. Молодые — даже изматывающая, по много часов работа, не могла этого из них выбить. А в субботу — танцы. Играй, гармонь. Играй. Короткий отпуск домой, в деревню, словно глоток морозного воздуха, когда душно, накурено, а ты выскакиваешь во двор — и ловишь ртом.Когда с завода разрешили уходить — нет, не на вольные хлеба, не домой, в деревню, а — в армию, Георгий записался одним из первых. Первым. Военкомат, распределительный пункт, покупатели. Бершеть, танковое училище.Рычаг на себя, рычаг от себя. Поехали!Семьдесят кило нужно приложить, чтобы повернуть Т-34. На десять кило больше, чем он тогда весил. И коленом рычаг — н-на.
А сколько этих поворотов нужно сделать, чтобы добраться из пункта А в пункт Б? Сотни. К финалу стокилометрового дневного марша от механика-водителя остаются только глаза, да слой копоти на роже. По пять-семь кило сбрасывали, комбинезон мокрый насквозь.
Кажется, легче танк на своей спине дотащить.
Вылезти из люка сил нет, встаешь — шатает. Некоторых механиков остальной экипаж вытаскивал на руках, те уже в беспамятстве были. Танк секунду назад остановился, а ты уже не здесь. Ты умер.
Сил нет даже спать. А надо бы еще поесть, иначе силы и не восстановятся.
Да, даже в деревне Георгий так не упахивался, как будучи танкистом.
А танкистом — никогда так, как на заводе, за четырнадцатичасовую смену у станка.
И тягаешь эти огромные дуры в сорок кило, снаряды, голыми руками. Поднимаешь и грузишь, ставишь и тягаешь...
Лучше быть танкистом.
=========================
* * *
ФЗО (школа Фабрично-заводского обучения)
15. Связист
Я родился благодаря советской армии.
Кунгур. После школы отец закончил техникум по разделу "связь и радиотехника". Что соответствует очень нужной воинской специальности. В военкомате отца и его одногруппников обозвали "спецнабором" и сказали, что служить они пойдут только в связь. Готовьтесь, оболтусы. И хватит там ржать в коридоре, здесь все слышно.
И вот приходит осень 1975 года. Призыв.
Бабушка:
"Провожали Славку в армию, всем двором пировали. Весело было! Гармошка, бражка. Отплясали, уехал он служить. А через месяц соседский мальчишка прибегает, кричит: там ваш Славка идет! Как так-то? У меня аж сердце екнуло. Выскакиваю на улицу. А он выруливает себе из-за угла — стриженый налысо и лыбится".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |