Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А Гермиона тем временем уже полностью вошла в полемический раж:
— Заметь, мы все не слишком-то изменились со времени поступления в Хогвартс, разве что физиологически. Самое резкое изменение в сторону взросления претерпел, как это ни прискорбно отметить, Драко, когда на шестом курсе благо семьи поставил выше собственных амбиций и капризов. Я тоже не слишком выделялась на общем фоне инфантильности и до сих пор на себя удивляюсь, как у меня хватило любопытства и наглости выцыганить из тебя текст пророчества? Или возьми самого себя. Когда ты по-настоящему стал думать? Правильно, только после пятого курса, и то, частично. А до этого ты, извини меня, был плаксой, которой хотелось, чтобы за него все думали, решали, делали: я, Рон, Сириус или Дамблдор — неважно, главное — не ты сам. Ты совсем не задумывался даже о своей жизни — что в ней происходит, почему, что тебе делать с этим? Тебе просто хотелось, чтобы мир был таким, как удобно тебе — вспомни свою истерику, когда тебя в первый раз привезли на площадь Гримо. Да и я, признаюсь, совсем не отличалась от тебя в лучшую сторону в этом смысле — знаний много, а понимания почти никакого. Стоило это и тебе, и нам всем очень дорого. Вот посмотри, почти все волшебники — дети. А кто из нормальных, добрых детей оторвётся от интересных игр и станет делать карьеру? Мало кто. Вот поэтому, к сожалению, большинство министерских — это самые злобные и хитрые из них, ведь у детей почти нет оттенков и полутонов. Амбридж с её приказами на убийство, пытками школьников и страстью к непростительным, Фадж лично выезжающий на казни и отдающий приказ о них без суда и следствия, целый Визенгамот, чтобы осудить одного школьника — тебя — за самозащиту на участь ненамного лучше смерти. Это — достигшие высших постов, а значит — вряд ли остальные намного лучше. Ну а после захвата Министерства Волдемортом поменялось всё незначительно, те же персоны принялись с энтузиазмом проводить в жизнь его политику, точно так же, как почти все немцы приняли Гитлера. Только то, что раньше делалось втихую, исподтишка, теперь стало осуществляться открыто. Поэтому-то Тёмный Лорд нападал только на конкретных людей и семьи и никогда не совершал массовых нападений на людные места магического мира — так бы он скорее потерял сторонников, чем нанёс вред противникам. Кстати, ещё из-за инфантильности у волшебников практически нет писаных законов, кроме статуса секретности с кучей инструкций Министерства, конечно. Ведь все волшебники изначально, ещё до этого договора были изгоями общества — либо вне закона, либо над ним. И сначала им казалось, что любой закон — маггловская выдумка, а любой конфликт может решить собрание уполномоченных по собственному мнению и по внутреннему их ощущению правды — Визенгамот, а потом привыкли жить без законов. Здесь за любой поступок можно получить что угодно — от ордена Мерлина до поцелуя дементора, как решит ближайший заинтересованный авторитет. Вот например, если бы не было Дамблдора в момент нападения Волдеморта на твою семью в тот Хэллоуин, а на месте Крауча сидел бы Малфой, скажем, то тебя, младенца, вполне могли бы быстренько осудить за предумышленное групповое похищение и убийство Волдеморта, который занимался вполне невинной "превентивной самозащитой" — ведь ты же угрожал ему посредством пророчества... Совершенно не верится, что можно хоть что-то изменить в этой системе, кроме как уничтожить её всю, может даже со всеми носителями этого мировоззрения. Грустно. Сбежать бы да отсамообливиэйтится... Кстати, вот тут и кроется один из корней нашей вражды со Слизерином.
И на его вопросительный взгляд стала объяснять:
— Все факультеты, помимо очевидного деления по астрологическим стихиям, связаны с разными формами взаимодействия порядка и хаоса. Мы, гриффиндорцы, своей волей, потом, кровью, а если надо, то и жизнью создаём из хаоса что-то упорядоченное. Это может быть хаос боя, хаос разрухи, ещё что-то, и поэтому-то нам часто просто противопоказаны заранее написанные планы для наших действий. Равенкловцы познают созданную нами структуру, её законы и способы существования, хаффлпафцы живут в ней и поддерживают её каждодневным трудом. А слизеринцы по смыслу должны изменять, перестраивать часть или всё, приводя в соответствие с изменениями внешних и внутренних условий и потребностей. Вплоть до уничтожения, в случае необходимости. Чтобы мы потом смогли создать что-то новое. Любую из этих задач можно извратить, но только Слизерин умудрился именно это извращение сделать своей целью. Они искажают структуру, чтобы она работала только на них, ничего практически не меняя и становясь по сути паразитами на том, что они обязаны были переделать или уничтожить уже давно. Вот и идёт через века конфликт "тупоголовых", с их точки зрения, гриффиндорцев-творцов с хитроумными сволочами слизеринцами, — чувствовалось, что тема эта была больной для жены и обдумывалась долго и тщательно, и Гарри решил слегка переключить внимание на другой вопрос:
— Май, а может тогда ты знаешь, почему не используются нерушимые обеты для предотвращения занятий чёрной магией или соблюдения статуса секретности, например? Ведь что проще, как один из экзаменов приносится такой обет — и всё, никаких Тёмных Лордов или опасности обнаружения магглами!
— Я бы тоже была не против простого решения множества проблем. Но это невозможно. Сам непреложный обет — фактически совсем не светлая магия, это близко, очень близко к непростительным по смыслу. И обет можно приносить только для сознательных действий человека, как например нарушение клятвы верности в браке, причём только если человек понимает, что он делает, — тут она машинально легонько ткнула его пальчиком в рёбра. — И всё равно это очень опасно, ведь его легко нарушить просто совершая привычные тебе дела в состоянии даже лёгкого опьянения, например, а магия решит, что всё, обет ты нарушил. Всё, что мы слышали о нарушениях статуса секретности — случайности или стечение объективных обстоятельств, и их серьёзность весьма зависит от интерпретации чиновниками министерства. Почти все такие нарушения не приводят и не могут привести ни к каким значимым последствиям и не стоят они жизни волшебника — нас и так очень мало. С чёрной магией всё посложнее. Во-первых, определение чёрной магии меняется, как и относящиеся к ней разделы. К ней вполне, по теперешнему определению Министерства можно отнести и говорящие портреты, и призраков в Хогвартсе, почти всю нечеловеческую, гоблинскую например, магию, и много чего ещё, о чём мы даже не задумываемся. И самое главное, к чёрной магии отнесли почти всю магию крови. Магия в нас связана с наследственностью, а значит с кровью. Именно магия крови поддерживает наше существование как магических существ. Принеся такой непреложный обет мы мгновенно умрём просто потому, что наше тело постоянно осуществляет эту самую чёрную магию, хотим мы этого или нет.
— Кстати, о статусе секретности и чарах принуждения, раз уж обеты не работают. Скажи, ведь ты и твои родители или остальные магглорожденные семьи могли бы обратиться за помощью к маггловским властям. Попросить защиты от нашего злодея Сама-Знаешь-Кого. Сказать для начала, что это — террорист с гипнотическими способностями, и постепенно, демонстрируя собственную магию открыть его истинную природу. Неужто раскрытие статуса секретности чужого, а теперь уже и враждебного сообщества стоит собственной жизни и жизни всех родных?
— Нет, не стоит, конечно... А ведь ты прав — даже в голову не пришло! Делали что угодно — прятались, сбегали, кто-то дрался, но ни один не открыл тайны магглам.
— Вот-вот. Что и приводит нас к выводу... — он сделал нарочитую паузу, и Гермиона продолжила вместо него:
— Что основным делом профессоров при посещении магглорожденных было наложение на всю семью очень качественных и пожизненных чар принуждения к неразглашению тайны среди непосвящённых. Или скорее конфундуса на отвлечение внимания от возможности раскрытия тайны любому магглу, ведь прямое принуждение — это Империо, и только оно. Поэтому посещают магглорожденных весьма компетентные профессора. Ох, Минерва! А я-то думала...
— Ладно, всё понятно. Теперь ты видишь, что с этой стороны опасность разоблачения магам не грозит. А вот если Риддл победит, да ещё решит, что ему сам чёрт теперь не брат, и начнёт большой террор против магглов, то те сами очень быстро откроют существование мира магов. Введут военное положение, всех людей в мантиях или с палочками или чем-то похожим на палочки быстро начнут стрелять, брать в плен, пытать и допрашивать, раздуют пропаганду и призовут доносить про всё странное — людей, события и так далее. Дополнительно проведут очень тщательную разведку и съемку территории в инфракрасных, ультрафиолетовых и каких там ещё лучах, вскроют процентов девяносто мест жительства волшебников, а потом, не разбирая правых и виноватых, разбомбят эти места — падающим бомбам по барабану чары фиделиуса или магглоотталкивающие. После тотальной охотой на ведьм выбьют всех оставшихся, кроме опять-таки некоторого количества магглорожденных, которые приспособлены к жизни в обычном мире. И всё! Смерть магического сообщества в Британии — точно, а скорее всего и в остальном мире тоже. Думаю, чего-то подобного и боялся наш Альбус Персиваль и так далее. Поэтому он и готов был так легко жертвовать жизни: свою собственную, всё равно близкую к окончанию, отдельных людей — не буду показывать пальцем на как минимум одного из присутствующих — и даже целых групп типа своего Ордена или школьников. Потому, что в случае неудачи эти жизни всё равно будут утрачены.
— Браво, браво, мистер Поттер. Почти правильно. За исключением судьбы магов — часть из них привлекут в качестве рабов или обслуги сильных мира сего, мафий разных и государства, типа — в разведке-контрразведке, подопытными в лабораториях и тому подобное. Но это ненадолго, ведь будет уничтожено общество, в котором возможно воспроизводство магов. Но в остальном — что же ты все эти годы помалкивал? Вон какой талантище истинного философа. А ранее ни в эссе, ни в разговорах я такого не замечала! — Гарри обрадовало, что наконец Гермиона пошутила, а значит очнулась и опять готова к действиям. И тогда для полного эффекта он решился на тупую шутку:
— Наверное мне недоставало гораздо более близкого общения с миссис Поттер, чтобы её талантами прониклась не только маленькая часть мозга, но всё остальное — сердце, кожа, душа, в конце концов. И ещё. Предупреждаю — сейчас пошучу в стиле Рона в качестве ответа. Я решил произвести на тебя неизгладимое впечатление. Напоследок...
И тут же предупреждая неминуемый взрыв возмущения перевёл стрелки на другую тему:
— И ещё о конфундусах и ложных воспоминаниях. Я даже посмеялся над собой, после очередного подобного "открытия", когда почитал кое-что по психологии из твоей мобильной библиотеки. Дурсли. Получается, что не за что мне особо на них обижаться и тем более не за что им мстить. Не срастаются их отношение ко мне и мои способности. При жестоком обращении с самого раннего детства у жертв моего возраста есть проблемы с речью, умением читать, писать, считать, нервами и особенно с физическим развитием в части реакции и точных движений. У меня всего этого почти нет, ловец как никак. Да, и ещё, у меня было жуткое ощущение несправедливости происходящего со мной и с другими. У забитого с младенчества мальчишки этого наверняка бы не было, выбивают такое в первую очередь. Была бы озлобленность на весь мир и стремление урвать свой кусок, не обращая внимания на окружающих. Конечно, мне заметно задавили самостоятельность в мыслях и действиях, но не полностью — что-то осталось, иначе я отверг бы твоё, как мне тогда сначала показалось, дурацкое предложение и ты бы не стала миссис Поттер, — не взирая на серьёзность момента на её лице непроизвольно мелькнула так любимая Гарри лёгкая улыбка. — Дамблдор — интриган и манипулятор, но не садист, да и не нужно ему было меня всё детство прессовать. Кстати, глядя на нынешнее поведение волшебников в этой войне, его решение поместить меня к Дурслям было скорее всего вынужденным. Родители погибли в субботу вечером, а меня отдали Дурслям в ночь со вторника на среду. За это время судьба самых моих вероятных опекунов доказала, что сбрасывать упиванцев со счетов рановато, особенно после случая с Лонгботтомами. Как результат — никому не нужна была дома мишень номер один для уцелевших риддломанов, а сам Дамблдор не считал возможным рисковать жизнью целой магической семьи ради одного, пусть и знаменитого ребёнка. Постоянно жить в страхе визита отмазавшихся от Азкабана упиванцев либо прятать меня десяток лет — и не дай Мерлин кто проговорится! — на такое только бездетный и абсолютно одинокий Сириус смог бы пойти. Какой-нибудь Малфой, узнав, что я например в Норе, вполне мог бы сорганизовать Фенрира с компанией в засаду в её окрестностях. Это только против Волдеморта я пешка проходная, ставшая неизвестно кем, а остальные фигуры из его войска бьют меня не особо напрягаясь, как пешку обыкновенную. Зачарованного же и защищённого замка с преданными людьми для моего убежища, кроме Хогвартса у старика не было. Угу, тамошние эльфы меня бы навоспитывали! Лучше уж приют. А профессоров так мало, всего по одному на каждый предмет, и они так заняты — сама оцени время на уроки и подготовку к ним, — что на меня у них, даже с хроноворотом, времени бы не было. Кстати, скорее всего хроноворотов у МакГоннагал имеется несколько штук для самых надёжных и наиболее загруженных преподавателей. Одним из них, запасным наверное, она с тобой и поделилась... Но как Дамблдор оказался прав в отношении меня! Невозможно чем то иным, кроме как собственным опытом, обучить терпеть боль, привыкнуть к несправедливости, одиночеству и потерям. И главное, невозможно по-настоящему ценить самые простые и нужные человеку для настоящей жизни вещи: пищу и кров над головой, внимание и заботу, дружбу и любовь, если никогда не испытывал их отсутствия, не ощущал всей душой тоску по ним и жажду обладания ими... Ну а Дурслям Дамблдор за пару лет до письма из Хогвартса резко усилил страх перед магией и оконфундил их внимание от того, что я им родственник. Ведь за пределами этого периода все эпизоды их жестокости кажутся мне после обдумывания не слишком реальными. Постепенно давление на меня с их стороны всё усиливалось и усиливалось, так что я сам начал верить в фальшивые воспоминания. Мне досталась не слишком долговечная корректировка памяти, в отличие от Обливиэйта твоим родителям.
— А я и не использовала Обливиэйт.
— Но ты же сама говорила!
— Я во флакон, по твоему же в-общем совету, как в думосброс, полностью переместила воспоминания о том, что я в действительности сделала с ними. И только недавно возвратила их себе — после потери моей родной палочки я уже не уверена, что в состоянии вернуть родителям их истинную память. Я не обливиэйтила, сначала я договорилась с ними, что они срочно завершат все дела и эмигрируют из Англии вместе со мной — они давно уже хотели этого, а теперь и моя ситуация поджимала. Потом внушила им, что я погибла совсем недавно в автокатастрофе. Получилось, что они одновременно помнили, что я мертва и что они последние дни постоянно видели меня в доме и разговаривали со мной. Решили, что потихоньку сходят с ума, поэтому сами ускорили сборы по смене места жительства и сами же отказались от всех контактов со своим прошлым, благо близких живых родственников у нас не осталось. Не смотри так на меня! Да, я сволочь, но как было убедить их уехать быстро и без меня, кроме как Империо применить? В любом другом случае они бы ещё полгода собирались, уточняли, выясняли, даже в случае полного забвения памяти обо мне... А Обливиэйт... Ты не представляешь, как плохо для психики когда есть конфликт сознательной и подсознательной памяти. Почти двадцать лет была дочь, и значительная часть жизни связана с ней. Подсознание это помнит, а в памяти — нет и не было никакой дочери. Психика пойдёт в разнос, будут сны и видения наяву, попытки совершить привычные, но в теперешнем состоянии непонятные действия, например написать мне письмо. Ну и кроме того, первый же гинеколог, хотя бы на обязательном медосмотре для иммигрантов на въезде в страну, спросит маму — а где ребёнок, которого вы родили лет примерно пятнадцать-двадцать назад? И что? Да она с ума быстренько сойдёт, пытаясь вспомнить. Или начнёт расследование, возможно и с привлечением какого-нибудь Интерпола. Тут выяснится, что даже их самих на свете тоже не существует. Правда, я не меняла им имена на Монику и Вендела, оставила старые. И из фамилии лишь одну букву убрала: были фермеры, стали пограничники. Но тут можно списать на сбой или описку, которую они из желания забыть прошлую жизнь сами не стали исправлять. Так, что — только небольшая, но более сложная, чем Обливиэйт, корректировка памяти. Рассчитывала, что если выживу — простят, а если нет... — она попыталась улыбнуться, но не удержалась, и стала всхлипывать.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |