А жить-то хочется

В одной из комнат, нас ждал уже знакомый мне старик. Который, если я правильно поняла, является здесь и судьей, и прокурором, и присяжным в одном лице. Ну а чего его мучится и тянуть время на заседания? Пять минут и дело готово. Интересно, зарплату ему также за три должности платят? Хотя... какая мне разница, не о том я думаю.

Старик опять корпел над каким-то многостраничным фолиантом. Тем же или другим непонятно, да и неважно. В этот раз, ждать, когда он соизволит закончить свою работу и обратить на нас внимание, не пришлось. Почти сразу же он оторвался от своего занятия и посмотрел на вошедших неприветливым взглядом. Судя по недовольному лицу пожилого мужчины, отпускать заключенных на службу Его Величеству, этот книжный червь не горел желанием. Но, судя по всему, его мнение, в данном конкретном случае, не имело значения. Тот мужик, который зачитывал нам приказ, уверенно подошел к столу. Старик, увидев его, моментально вскочил, уступив ему свое место. Опустившись на стул, неизвестный окинул всех заключенных пристальным взглядом, после чего стал отдавать приказы.

— Значит так, по очереди подходите ко мне и называете свое имя. Кто умеет, расписывается. Если не умеете, ставите отпечаток большого пальца правой руки. После этого вы считаетесь принятыми на десятилетнюю службу в армию Его Величества, короля Валео. За верную службу будете получать по три нурия в конце каждого месяца, а также два выходных, но в какие дни, будет решать ваш дарх. Амуницией и оружием вас обеспечит Его Величество. Если потеряете или испортите что-то, возмещать ущерб будете со своего кармана. За попытку побега вас ждет двадцать плетей и бесплатная веревка, за предательство вам подсадят дионских червей. Вопросы есть?

Вопросы были, во всяком случае у меня, но я их решила пока не озвучивать и попридержать при себе. Мужики же, начали по одному подходить к столу, называть свое имя и ставить отпечаток пальца в книге. Я, для начала, решила на все это дело посмотреть со стороны, поэтому пропускала всех вперед, при этом внимательно прислушиваясь, кто как отвечает.

— Михей , сын Данэля.

— Дэо, сын Лаоста.

— Рэм, сын Урока.

Вроде бы ничего сложного. Вообще-то, я Найденова Виктория Дмитриевна. Найденова потому что нашли меня, а точнее не нашли, а нашел. Наш сторож в интернате Дим Димыч. Подбросили меня. Хорошо хоть под дверь интерната, а не выкинули в мусорный бак. Есть и такие мамаши. Но не о том мысли. Представляться-то как буду?

А чего голову-то ломать? Была Виктория, стану Виктором сыном Дмитрия.

Услышал бы это Дим Димыч, неделю бы, не меньше, прикалывался бы надо мной. Хороший он мужик. Ладно, пошла и я к столику.

— Имя?

— Виктор сын Дмитрия.

Мужик на меня внимательно посмотрел. Потом, на местного судью.

— Вор он.

Еще один взгляд на меня и вот он уже вносит какую-то запись.

— Ставь отпечаток.

— Я и расписаться могу.

Вот так, знай наших. Буду я вашими чернилами свои пальцы марать, они и так не больно-то чистые, а после чернил их вообще несколько дней не отмоешь. Бросив на меня насмешливый взгляд, мужик разворачивает книгу в мою сторону и пододвигает чернильницу с пером.

— Интересно будет на это посмотреть.

Заглядываю в книгу, а там ничего не понять. Все исписано какими-то закорючками. Решила присмотреться,мало ли, а вдруг. Страницы оказались разделены на три аккуратных столбика. В первом, по-видимому, идут номера, в следующем, скорее всего, имена и в последнем стоят отпечатки. В последней строке, если рассуждать логически, написано мое имя, напротив него и надо поставить свою красивую роспись. В свое время, я ее очень долго придумывала. И так писала и этак. Все же я собиралась стать известной журналисткой, поэтому хотела иметь длинную, красивую роспись с замысловатыми закорючками.

Увидев дело рук моих, мужик впал в ступор. Он никак не ожидал, что я действительно распишусь. Несколько минут он тихо сидел рассматривая, что же я там такого наваяла. Пусть любуется, мне не жалко.

Но вот его уже и отпустило, после чего прозвучало требование подойти следующему. Когда запись всех желающих поступить на службу закончилась, книга была закрыта и нам приказали выходить на улицу. Пришлось слушаться. Хорошо хоть честь не надо сразу отдавать, да пятками щелкать. Но все равно все очень грустно. Но деваться с подводной лодки некуда. Во всяком случае, пока. А дальше посмотрим как карта упадет. Сейчас же рыпаться не стоит. Поэтому я послушна шла со всеми. Куда? Правильно, в повозки. Рассадили нас на подводах по лавочкам. И покатились мы, приплясывая на своих попах, по булыжной дороге.

Ох ты ж, мать моя женщина. Через пять минут я готова была идти пешком, только бы не чувствовать этой трясучки. Об амортизаторах, тут явно еще понятия не имели. Выехали мы значит за ворота, где нас еще две такие же груженые повозки ждали и началась многочасовая пытка. Каждый камушек, каждая неровность на дороге отдавалась на моей несчастной мадам сижу. Сижу я на ней значит, сижу и так мне ее жалко, несчастную. И себя, между прочим, тоже. В конце концов, это же моя несчастная, почти уже потерявшая чувствительность, полностью отбитая задница, подпрыгивала на жесткой скамейке.

Когда я поняла что больше не могу и уже готова была взвыть прося о милости вернуть меня назад в тюрьму, на улице совсем стемнело. Телеги, наконец-то съехав с дороги, остановились около лесочка. Нам, напомнив, что будет за побег, разрешили спуститься на землю.

Я, оказавшись на земле, готова была упасть на колени расцеловав ее, но все же первым делом начала приседать и растирать ноги. Остальные последовали моему примеру. Попрыгав еще немного и вернув чувствительность своим конечностям я бросилась в лес. Нет, не в бега, а по вполне природной потребности. Мне, в отличие от мужиков, пришлось прятаться, чтобы никто ничего не заметил и не начал задавать глупые вопросы.

Как только я удовлетворила эту потребность, тут же о себе напомнила, болезненным спазмом в животе, вторая. Жрать (уже именно жрать, а не есть) мне хотелось так, что я готова была прямо посреди леса запеть арию голодного волка из оперы, ой, когда ж мы наедимся. И даже этого самого волка съесть. И даже не одного. Только бы кто-то из серой братии, набравшись, то ли смелости, то ли глупости, показался мне на глаза. Возвращаясь к стоянке, думала, с кем бы на эту тему можно было поговорить. Не думаю, что набрав солдат на службу, нас всю дорогу собирались морить голодом.

Оказывается, нас голодом морить не собирались. У одной из повозок уже стояла очередь из бывших заключенных. На ней, трое стражников сопровождающий нас, раздавали еду. Буду надеется это съедобно. А даже если и нет, то по фигу.

Все оказалось не так уж и плохо. Нам выдали по куску хлеба и сыра, а в глиняную плошку налили что-то мутное и дурно похнущее. Судя по посудине, ее никогда не мыли. Кто из нее, что раньше пил или ел непонятно. Нет, я не могу сказать, что я сильно уж брезгливая, но брать ее мне что-то не хотелось. А есть из нее, тем более. Обойдусь хлебом и сыром.

Хочется или нет, у меня не спрашивали, всунули и отодвинули в сторону. Типа очередь, не задерживай, а то сейчас как задержат, то под вопросом смогу ли я завтра ходить. А я что? Я ничего. Отошла себе в сторонку, просела, опершись на колесо одной из телег и приступила к изучению своего пайка. Хлеб оказался не первой свежести, но вполне даже ничего, после нескольких-то дней голодовки. В интернате иногда и более сухой ела. Сыр был соленный, чем-то напоминал по вкусу брынзу. А вот жидкость, оказалась прокисшим пивом. Ой нет, спасибо, что-то не хочется. Как же хорошо, что я все же додумалась набрать воды из колодца. С каким же наслаждением я ее сейчас выпила. Не удержавшись опустошила за раз всю бутылочку. Буду надеется, завтра мы прибудем на место. Пить то пойло, что выдают здесь, я не собиралась. А без воды, все же долго не протяну.

Кстати, как я поняла, грязные плошки, в которые было налито прокисшее пиво — это выданный нам инвентарь. Чашка и тарелка в одном лице. Вскоре нас предупредили, потеряете или разобьете и будете в жмени еду получать. Аккуратно вылив содержимое на землю, я убрала посудину в рюкзак. После чего, закрыв глаза, так сидя и заснула.

Проснулась оттого, что меня усиленно трясли за плечо.

— Просыпайся парень, скоро будем ехать. Иди, поесть возьми, а то до вечера больше не дадут.

Я посмотрела с благодарностью на мужика и побежала получать свою порцию хлеба и сыра. От кислого пива отказалась. Воин, что его наливал, просто пожал плечами. Типа не хочешь — как хочешь, нам больше достанется. Вчера, скорее всего, всовывали не столько эту гадость, сколько саму посуду. Поэтому и отказаться было нельзя. Между прочим, в отличие от меня, остальные пиво пили. И при этом никто не жаловался. Наоборот, довольные мужики готовы были за добавкой бежать. Как говорится, каждому свое.

Съев порцию хлеба, сыр убрала в рюкзак. Все же он соленый, а воды у меня больше не было. После чего побежала в кустики, а возвращаясь, увидела на стоянке переполох. Меня схватили за шиворот и забросили в повозку. Там уже сидело несколько мужиков. Поинтересовалась у них, что это тут случилось. Оказалось, двое бывших заключенных все же решили сбежать. Точнее, не решили, а сбежали. Паек свой они не получали и утром их никто не видел. Всех, кто остался, рассадили по телегам, а потом несколько воинов, на лошадях, рванули в лес.

Все сидели тихо, как мышки, боясь шелохнутся и привлечь к себе внимание злой охраны. Прошло не меньше четырех часов, когда из леса выехали первые из воинов. Через седло одного из них, был переброшен сбежавший парень. Сбросил неподвижное тело на землю, он отъехал в сторону.

Негоже воину заниматься дрессировкой будущего состава. Грязным делом, в виде проведения экзекуций, обычно, занимается кто-то другой. Стража сразу же приступили к своей работе. Рубашка с бессознательного тела была тут же сорвана, а это самое тело привязано лицом к столбу ближайшего дерева. Несколькими оплеухами парня привели в сознание. Как только он открыл глаза в его рот всунули какую-то, на месте подобранную палку, которую мужик зажал зубами. Почти моментально он получил первый удар, разорвавший кожу на его спине. Не спускаясь с телег, все вокруг начали считать количество ударов.

Да что же у них здесь за зверства такие? Я не могла, ни смотреть как от ударов разрывается живая плоть, ни слушать свиста плетей разрезающих воздух. Тем более не могла считать со всеми. Это было выше моих сил. Зажмурившись и закрыла уши руками, я начала напевать про себя незамысловатую песенку. Не помогало. Все равно все слышно. И никуда не спрятаться, и не убежать.

Ну вот наконец-то пришла тишина. Похоже, все закончилось. Опустив руки, подождала еще несколько мгновений. Действительно, тишина. Открыла глаза и посмотрела туда, где должен был быть привязанный мужик. Лучше бы не смотрела. В этот момент его подтягивали на веревке. А он дергался, выгибаясь и извиваясь как червяк на крючке. Я как в замедленной съемке вижу, что его штаны стали мокрые. Парень все дергался и дергался, и никак не умирал. Прошла минута, вторая, и вот он наконец-то затих. По инерции пошатываясь, тело уже спокойно висело на ветке. Я не могла от ужаса оторвать от него взгляда. И тут, из леса, выехал еще один воин и скинул на землю следующую жертву. У меня в глазах потемнело.

— Парень очнись.

Кто-то меня слегка похлопывал по щекам. Шансов, что у кого-то из вояк (про бывших заключенных вообще молчу) был нашатырь, не было. Поэтому, пришлось довольствоваться пощечинами, как медикаментозным средством. Хорошо хоть били не очень сильно, благодаря чему мой фейс не пострадал.

— Откуда же ты такой хилый к нам попал?

Молча, из-подо лба, смотрю на мужика, который приводил меня в чувство и молчу. Ну что тут скажешь? Я дяденька из другого мира?

— Не смотри на меня так грозно. Не хочешь — не говори. Мне то что.

Как не хотела, но мой взгляд сам направился туда, где повесили первого из убежавших. Сейчас там висело два трупа. Мой желудок этого зрелища не выдержал. Я еле успела выскочить из повозки и меня начало выворачивать наизнанку. Когда мне полегчало, я, опустив голову, в надежде избежать насмешливых взглядов окружающих меня людей, попыталась отрешиться от действительности. Они-то к таким зрелищам привыкли, а я первый раз видела человеческую смерть. Хорошо, хоть никто, за эту слабость, не смеялся надо мной, иначе разревелась бы.

Когда стражи увидели, что я больше не стою согнувшись в три погибели, извергая из себя завтрак, мне приказали занять свое место в телеге. Как только я села, наша процессия отправилась в путь. Солнце, на тот момент, было в самом зените. И мы так отличненько стали поджариваться. А я еще и во всем темном, да в теплой рубахе. Пот с меня бежал не ручьями, а горными потоками. Но снимать я ничего не собиралась. От солнечного удара спасала только кепка. А вот перегрева не избежать. Но лучше перегреться, чем оказаться единственной особью женского пола в окружении нескольких десятков мужиков. Пить хотелось неимоверно.

Мы же, вроде, как бы едем, а это, по идее, значит что передвигаемся с комфортом. Можно сказать, отдыхаем. Не ножками же топаем. Но уже через несколько часов я устала так, как вроде бы цемент таскала. Мешками. Организм-то толком от вчерашней трясучки еще не отошел, и на тебе, все по новой. Я уже не чувствовала свое тело ниже пояса. И как они только тут ездят так?

Один раз попробовала было встать, чтобы хоть немного размять ноги и вернуть им чувствительность. И надо же было, чтобы именно в этот момент, под колесо, попал камушек. Нас так тряхнуло, что я полетела вниз головой с телеги. Слава богу, меня поймали. А так бы раскололась моя черепушка на две части. Правда, если на это посмотреть с другой стороны, то ,возможно, так и лучше было бы. Отмучилась бы уже. Но я все равно поблагодарила спасшего меня.

Всю остальную дорогу сидела смирно и не дергалась больше. Несколько раз, я то ли засыпала, то ли впадала в беспамятство. Только когда солнце начало садиться, благодаря чему стало чуть прохладнее, все вокруг оживились. Появилась надежда, что скоро будет привал. Но вскоре полностью стемнело, а мы продолжали путь, без остановки. Было несколько выкриков с вопросом о привале, но все они остались без ответов. Глубокой ночью, мы все же куда-то доехали. Куда, разглядеть не получалось. Скрип открывающихся ворот я услышала, но не более. Из-за того, что небо вновь было затянуто тучами, на расстоянии вытянутой руки уже ничего не было видно. Когда остановились телеги, нас никуда не повели и ничего нам не выдали. Все что разрешили, это спуститься на землю, где все и расположились на ночлег. Я чувствовала себя разбитой и раздробленной на мелкие кусочки. Двигаться не могла ни руками, ни ногами. При этом была безумно счастлива, что мы больше некуда не едем.

Проснулась рано утром от банального желания в туалет. Вскочила и давай оглядываться, где это мы оказались и куда бы его сходить облегчиться. Нас привезли в какую-то крепость. Это так, на первый взгляд дилетанта. Так как раньше, ничего похожего не видела. И будь на то моя воля, и дальше бы видеть не хотела.