Удача мертвеца

Ветер гнал наш кораблик к берегу, и когда вдали я стал различать корабли и дома, а ветер стал приносить не только крики чаек, но и людские голоса, то скомандовал Филиппу убирать парус.

— Капитан, нешто на вёслах пойдём? — с некоторой обидой в голосе спросил рыбак, но приказание исполнил. Пистолет, как мой символ власти, был всегда на виду и всегда под рукой.

— Доставай сети, рыбу ловить будем. Порожняком в порт заходить не хочу, — я заложил руки за спину и уставился на горизонт.

— Ага, нас потом местные заклюют, — хмыкнул француз. Судя по всему, он мечтал поскорее сойти на берег и избавиться от моего общества. И я был готов его понять.

— Уговорил, правь к берегу, — зевнул я и принялся собирать вещи.

Я забрал себе тесак, который нашёл здесь, на баркасе, и заткнул его за пояс из обрезка линя. Вид у меня был оборванный, даже жалкий, от прежней элегантности капитанского мундира остались только лохмотья рубашки. В приличное общество в таком виде меня не пустят. Но сейчас мне хотелось только отправиться в какую-нибудь таверну и хорошенько надраться.

Филипп пришвартовал кораблик без какой-либо моей помощи, и я сошёл на берег вслед за ним.

— Ну, так и быть, на этом расстаёмся, — произнёс я, натягивая фальшивую улыбку.

— Даст Бог, свидимся, — Филипп улыбнулся уже вполне искренне.

— Молись, чтоб не в море.

— Я лучше помолюсь за тебя.

— Не думаю, что мне это поможет, — усмехнулся я. — Не забудь воды набрать.

— Так, а чего это мы отмечаться не идём? — раздался недовольный возглас какого-то портового начальника. Все окрестные грузчики, солдаты и моряки тут же уставились на нас.

— Бери судовой, иди отмечайся, — я похлопал Филиппа по плечу и поспешил уйти, оставляя его самостоятельно разбираться со всей этой волокитой.

Бас-Тер по сравнению с Доминикой казался столицей мира. На холме виднелась резиденция губернатора, обильно украшенная лепниной и позолотой, а внизу у самого берега теснились нищие лачуги из плавника и пальмовых листьев. Повсюду сновали обеспокоенные горожане, питейные заведения вдоль набережной гостеприимно распахивали двери, а торговцы наперебой предлагали своё барахло.

Наконец, я выбрал для себя таверну попроще и шагнул в затхлую тьму кутежа, пьянства и греха. От густых запахов вина, табака и немытого тела затошнило, но человек может вытерпеть всё. Я прошёл к барной стойке, беглым взглядом окинув помещение. Несмотря на полдень, таверна была набита битком, и почти за каждым столом сидело по весёлой компании пиратов, контрабандистов, разбойников и просто подозрительных личностей. Разумеется, случись вдруг облава, каждый прикинулся бы честной невинной овечкой, но сейчас они никого не стеснялись.

— Чего тебе? — процедил старый бармен, даже не удостоив меня взглядом.

— А что ты можешь предложить? — в свою очередь спросил я.

— У меня многое есть, а вот ты, голодранец, даже сапоги умудрился пропить. В долг не наливаю, сразу говорю, — бармен опёрся руками на стойку, которая, казалось, даже затрещала от натуги.

— У меня есть кое-какие слухи, — невинно произнёс я, и спиной почувствовал, как большая часть присутствующих приготовилась слушать мои басни.

— Если это про Жаннетт с перекрестка, то я тебе и сам порассказать могу, — ухмыльнулся бармен, подмигивая кому-то в зале. Там раздалась пара ответных смешков.

— Это про испанский военный барк, который тут неподалёку курсирует, — понизив голос, сообщил я. Тишина в зале нарастала с каждой секундой.

— Ну и? Что дальше? — не утерпел кто-то в зале.

— Поставьте мне кружечку рома и чего-нибудь пожрать, и скажу, что там дальше, — нагло потребовал я.

— Ну ты и пройдоха! — рассмеялся бармен, но на полстакана рома расщедрился.

Я сально улыбнулся и одним залпом выпил. Жидкость отдавала сивухой и сахаром.

— Так вот, — продолжил я. — К югу отсюда, в сторону Доминики, шастает испанский барк. С пушками, мушкетёрами и полным набором неприятностей для честного человека.

— А ты сам-то откуда знаешь? — выкрикнул кто-то из темноты.

— Еле ноги унёс, на вёслах уходить пришлось, — не соврал я.

— Брешет, — констатировал кто-то ещё.

— Ну сходи, проверь, раз такой смелый.

— А если проверю? — какой-то татуированный мужик вскочил из-за стола, намереваясь доказать свою смелость против меня, а не против испанцев.

— Давай, давай! — я и сам встал из-за стойки, внутренне ликуя. Я никогда не отказывался от доброй кабацкой драки на потеху себе и своей команде. Кто-то уже принимал ставки, и по всей таверне гудели возбуждённые пьяные голоса:

— Наподдай англичашке, Пьер!

— Покажи ему!

— Ставлю на бородатого!

Пьер, недолго думая, бросился в драку, разлапистым медвежьим движением пытаясь взять меня в тиски. Я же использовал проверенный временем приём — швырнул пустую кружку прямо ему в лицо и ушёл в сторону. Массивная деревянная посуда подходила для драки как нельзя кстати, и первая кровь сегодня полилась даже до того, как противники встретились.

Француз утёрся тыльной стороной ладони и снова кинулся на меня. В этот раз уйти мне не удалось, и чья-то вовремя подставленная нога отправила меня в недолгий полёт на пол. Пьер схватил меня за грудки и мощным ударом снова опрокинул наземь. Перед глазами пошли разноцветные круги, и я даже не успел опомниться, как снова получил несколько ударов.

Я перекатился в сторону, схватил табурет и с размаху врезал по голове француза, но то ли голова оказалась слишком крепкой, то ли мебель слишком хлипкой — табурет рассыпался, не причинив особого вреда. Толпа вопила и улюлюкала от азарта, а я постепенно стал понимать, что нарвался не на того противника.

Лицо Пьера перекосила жестокая ухмылка, не сулившая мне ничего хорошего. Но и я не зря столько лет стёсывал кулаки о собственных матросов и случайных собутыльников. Я быстрыми движениями уходил от широких ручищ француза и осыпал его градом ударов.

Кровь, столь привычная местным завсегдатаям, заливала лица обоим, и когда я в очередной раз увернулся — удар, предназначенный мне, угодил в кого-то ещё. За это я и люблю кабацкие побоища. Одно неловкое движение — и вся таверна превратилась в гудящий улей, полный злых шершней.

Бармен, укрываясь за стойкой, с неудовольствием взирал на массовую драку, грозившую перерасти в поножовщину. Я тем временем выскользнул из людской свалки и устремился к уцелевшему столу, полному разнообразной еды. С чувством выполненного долга я украл баранью ногу, стянул с другого стола бутылку местного сивушного рома и поспешил выйти на улицу незамеченным. Жизнь налаживалась.

— Кровавый Эдди! — окликнул меня знакомый голос позади.

Я обернулся, на ходу пережёвывая мясо, словно нашкодивший ребёнок. Передо мной стоял один из капитанов Берегового Братства.

— Привет, Томас. Не видел твоего корабля на рейде, — я пристально посмотрел в глаза давнему сопернику. Тот выглядел, как и всегда, щеголем — шляпу украшало дивное перо одной из местных птиц, а шёлковым кружевам позавидовала бы любая столичная модница. Однажды мы ходили с ним на промысел и не смогли поделить награбленное.

— Мой корабль стоит в бухте неподалёку, а вот где твой — боюсь даже представить, если уж тебе приходится красть еду, — пират рассмеялся мне в лицо.

— Нарываешься? — прямо спросил я.

— Нет, что ты. Просто поинтересовался у старого друга, как дела, — Том взял меня под локоть и пошёл вдоль набережной. Со стороны это наверняка выглядело, будто красавец-герой поймал преступника.

— Да скорее пекло у меня под ногами разверзнется, прежде чем Томас Уэйн будет о чём-то спрашивать просто так, — фыркнул я и продолжил поглощать баранину.

Капитан рассмеялся и погрозил мне пальцем.

— Если ты такой проницательный, то где же твой корабль?

— Бороздит моря без меня, — не стал отпираться я. Рано или поздно весь архипелаг узнает о случившемся. — Уильям устроил мятеж.

— Стало быть, ты сейчас в поисках работы? — голос пирата стал медоточивым настолько, что можно было на хлеб намазывать.

— Я сейчас в поисках корабля, — уклончиво ответил я.

— Отлично! — Томас даже всплеснул руками. — Мне как раз нужны толковые офицеры!

— Набери из матросов. Уж они-то морское дело знают.

— Ты не понял. Мне нужны толковые офицеры, а не какие-нибудь неграмотные крестьяне. Ты ведь силён в навигации? — капитан широко улыбался и пытался всячески меня умаслить. Зная Уэйна, тут что-то нечисто.

Но, с другой стороны, это не самый худший вариант — пойти в команду пиратского судна. Всё-таки это не британский флот, здесь можно в одночасье стать могущественным и знаменитым. А можно как я, в один момент лишиться всего.

— Две доли добычи, — поставил я условие. Обычно такие доли получали капитан, как ответственный за всю команду, и квартирмейстер, как ответственный за корабль и припасы.

— Замётано! — воскликнул Томас, даже не торгуясь, и мы ударили по рукам.

Я ещё раз с подозрением взглянул на капитана, но тот и бровью не повёл, болтая про палубные бимсы, Сан-Хосе, тамошних девок и о прочей чепухе.

— Ты, Эдди, подходи тогда к вечеру на пирс, мы тебя заберём, — подмигнул он, снял роскошную шляпу и помахал ею в воздухе.

— Договорились, — скрепя сердце, произнёс я.

Томас Уэйн ещё раз улыбнулся и отправился обратно к тавернам, а я стоял на набережной чужого города, только что нанявшись офицером к одному из самых больших мошенников архипелага. И я уже чувствовал себя обманутым.

Я прогулялся по городу, стараясь избегать французских солдат, и вышел обратно в порт. Грузчики сгибались под тяжёлой ношей, приказчики подсчитывали разнообразные товары, а уже пьяненькие матросы шатались, распевая весёлые моряцкие песни.

У пристани качались на волнах разнообразные шлюпки, гички, баркасы, лихтеры и пинассы, и почти у каждого судна кипела работа. И среди них выделялся знакомый мне 'Морской дьявол', который стоял, всеми покинутый, под охраной мушкетёра.

Я, старательно изображая праздношатающегося матроса, подошёл к нему.

— Будь здоров, служивый! — я поднял бутылку краденого рома и сделал вид, будто пью за его здоровье.

— Пошёл прочь, — отмахнулся солдат, стоя навытяжку с мушкетом и преграждая путь на корабль. Но я не отставал.

— Не хочешь выпить? — предложил я. — Холодненький.

Солдат воровато оглянулся и утёр пот с лица. Не представляю, каково ему в шерстяном мундире на такой жаре.

— Чёрт с тобой, давай уже, — мушкетёр выхватил у меня бутылку и основательно приложился к ней. Контакт налажен.

— Чего стоишь-то тут? — поинтересовался я, забирая драгоценный ром.

— Конфисковали, охраняю вот, — зевнул солдат.

— Контрабандиста взяли, что ли?

— Пирата. Картера, кажется. Ну, его в кутузку, корабль под арест. Жаль, не в море поймали, сразу бы повесили, — разговорился француз.

— Ничего себе, — я сделал круглые глаза и покивал. — А я думал, его уж крабы сожрали, давно не слыхать было.

— А ну брысь, сержант идёт, — зашипел солдат, и я поспешил отойти.

Похоже, мой религиозный друг попался с поличным — предъявил судовой журнал с моей записью и его приняли за опасного пирата и разбойника. Власти всегда готовы кого-нибудь повесить, а уж если это гордый буканьер — то готовы раздуть из этого целый спектакль. А ложное обвинение — ерунда, их не смутило даже то, что 'Эдвард Картер' по-английски ни слова не понимает.

Я никак не мог допустить, чтоб меня повесили, даже если пеньковую джигу спляшу не я. Во-первых, это сильно вредит репутации, а во-вторых, Филипп виноват только в том, что не догадался ночью меня зарезать и уйти обратно на Доминику. За это я был ему благодарен, и чувствовал себя должным выручить богобоязненного француза.

Времени у меня было немного, до вечера оставалось несколько часов. Если Уэйн уйдёт с острова до того, как я смогу вызволить Филиппа, то мы с рыбаком оба будем болтаться в петле уже на следующее утро. Поэтому я поспешил в город, прокручивая в голове даже самые безумные планы спасения.

Некоторые я отбросил сразу, например, ворваться с саблей наголо и порубить всех тюремщиков в капусту, или объявить, что Эдвард Картер — это я сам. Но другие казались вполне разумными.

Тюрьма оказалась небольшим каменным зданием неподалёку от центральной площади. Как раз, чтобы не слишком далеко тащить до виселицы. Солдаты на входе окинули меня недоуменным взглядом, но пройти не помешали. Ещё бы, их задача никого не выпускать, а не наоборот.

Я кивком головы поздоровался с офицером, который сидел за грубым деревянным столом и сосредоточенно корпел над какой-то бумажкой. Он никак не отреагировал на моё появление, но попытку проскользнуть к двери, ведущей к камерам, пресёк моментально.

— Что-то хотели, мсье? — раздражённо откинувшись на стуле, произнёс он.

— Пирата поймали, Кровавого Эда, слыхал я, — прикидываясь дурачком, начал я.

— Правильно слыхал, — процедил офицер. — Быстро тут слухи ползут, однако.

— Поглядеть бы на его... — задумчиво произнёс я, делая вид, будто вспоминаю что-то отвратительно жестокое. — Счёты личные к этому нехристю.

— Вот ещё, буду я всякого проходимца поглядеть пускать. Завтра на площади поглядишь.

— Месье, сегодня отчаливаем, а он мне... Со всей команды я один живой ушёл, на бочке плыл, рыбу сырую жрал! Да он всех с нашей 'Марии' порезал, я хоть успел в море прыгнуть, стреляли, да не попали! — меня натурально затрясло от придуманных воспоминаний, на глаза навернулись слёзы.

Офицера моя история не сильно впечатлила.

— Пожалуйста, месье, я как узнал, я аж от самого причала сюда побежал, только чтоб в глаза ему посмотреть, демону!

— Оружие на стол, пошли, — вздохнул француз.

— Спаси тебя Господь! — возопил я, искренне радуясь привалившей удаче.

Офицер открыл коридор, дверь в камеру, и я, впервые за всю свою жизнь, добровольно вошёл внутрь. Филипп стоял на коленях и молился, офицер остался стоять в дверном проёме, положа руку на шпагу.

Я внимательно поглядел на рыбака, собрался с духом и бросился на него с кулаками, как этого и ожидал тюремщик. Бил я скорее для вида, но Филипп обессиленно упал на пол и закрылся руками. Похоже, над ним уже успели поработать местные палачи.

— Приготовься, — прошептал я ему на ухо, и кинулся в обратную сторону, на офицера, который всё это время с улыбкой взирал на избиение беззащитного.

Француз атаки не ожидал, но многолетние тренировки помогли ему уклониться от практически смертельного удара в горло. Кулак прошёл в паре дюймов от подбородка и пришёлся по скуле. Офицера качнуло, он схватился за шпагу, а я мёртвой хваткой вцепился ему в глотку и стал душить. Ничего другого не оставалось, крики непременно привлекут внимание солдат на улице, а так из камеры доносилось лишь тихое сопение и стоны избитого Филиппа.

Тюремщик пытался разжать мои пальцы, но в этот момент рыбак выхватил его шпагу и вонзил прямо ему в сердце. Голубой мундир окрасился кровью. Филипп перекрестился трясущейся рукой и пробормотал молитву. Я деловито опустил тюремщика на пол камеры, обшарил карманы, извлёк шпагу и забрал её себе вместе с ножнами.