— Я говорю серьезно. Мы, евреи, народ в массе своей подозрительный, но вы сумели произвести на меня впечатление. Если только это не хитро разыгранная комбинация с подставными грабителями... Не перебивайте, молодой человек. Верю, что это не розыгрыш. Если у вас и имеется артистический талант, то те парни — совершенные олухи. Либо это будущие Гарольды Ллойды, в чем я сильно сомневаюсь. Да и какой смысл меня дурачить? Втереться в доверие? Считайте, вам это удалось, вот только я не столь богат, как некоторые думают, и почти всю имеющуюся наличность предпочитаю держать в банке.

Антиквар проворно вскочил, снова исчезнув за ширмой, послышался скрежет проворачиваемого в замочной скважине ключа, а вскоре он появился, держа в руках кинжал в ножнах старинной работы. Сел, вынул клинок из ножен, покрутил в руках, любуясь узорами на чуть потемневшем от времени, изогнутом лезвии.

— XIII век, кинжал-хаджар, такой обычно входил в экипировку арабского конного воина. Этот же принадлежал лично Саладину. Саладин, он же великий полководец Салах ад-Дин, он же Юсуф ибн Айюб, является основателем династии Айюбидов, которая в период своего расцвета правила Египтом, Сирией, Ираком, Хиджазом и Йеменом. Вы должны понимать, что обошелся кинжал мне... Ну, неважно во сколько, но достаточно дорого. Подержите в руках. Чувствуете, как в нем кипит сила столетий? Можно только догадываться, сколько жизней он унес, сколько на нем было крови, потому что Саладин не чурался лично вести за собой отряды своих подданных в битвы против крестоносцев.

Честно говоря, я ничего не чувствовал, кроме волнистых узоров под подушечками пальцев. Но, чтобы потрафить старику, важно кивнул, соглашаясь, и вернул оружие владельцу.

— Так вот, возраст, как вы понимаете, у меня уже достаточно солидный, в следующем году 65 стукнет, — продолжил Абрам Моисеевич, которому я с ходу дал не меньше 70. — Родственников в Нью-Йорке у меня нет. Обе сестры разъехались за мужьями, а семьёй я так и не обзавелся. В то же время одному управляться в лавке стало трудно. Я давно задумывался о том, чтобы взять помощника, но это должен быть человек, которому я смогу доверять, и уж точно не мальчик. Отлучаться из лавки я часто не могу, тогда как нередко ситуация складывается таким образом, что нужно куда-то отъехать. Например, сейчас в Лос-Анджелесе меня ждёт покупатель как раз на этот кинжал. Перед покупкой он хочет лично осмотреть товар, а лететь ко мне ему, видите ли, недосуг. Сумма очень приличная, в несколько раз выше той, что я за него отдал. Но я не совсем уверен в надёжности покупателя, поэтому до сих пор оттягивал эту поездку. Теперь же хочу вам предложить побыть в этой поездке моим телохранителем, за это вам перепадет 5 процентов от суммы сделки.

— И сколько это будет в долларах?

— Хм... Вы деловой человек, Ефим. Хотя что я, собственно, вы бы всё равно произвели в уме вычисления, и поняли бы, что общая выручка равняется 10 тысячам долларов. То есть ваши — 500 долларов. Согласитесь, сумма для вчерашнего заключённого немаленькая. А в дальнейшем, если всё пройдёт нормально, я устрою вас своим помощником. Будете выполнять кое-какие мои поручения. Ну как, согласны?

— Почему нет? Предложение и впрямь выгодное. Спасибо, что решились взять меня в дело. Единственное 'но' — у меня пока еще нет документов. А без них, сами понимаете, особенно не попутешествуешь.

— Действительно, — опять почесал свой нос Лейбовиц. — Официально вам паспорт никто не выдаст, даже на вымышленное имя, вас сразу же сдадут в полицию. А знаете что, я сведу вас со своим хорошим знакомым. Зовут его Аарон Мендель, тоже эмигрант, правда, из Польши, хотя тогда, когда он уехал, она ещё входила в состав Российской империи, так что и с ним можете говорить по-русски . Он дантист, и его частная практика находится под защитой людей того самого Мейера Лански, о котором я вам рассказывал. Он им платит — они его охраняют. Может быть, Аарон сумеет как-то помочь решить этот вопрос. Вы не против? Тогда я сейчас же с ним созвонюсь из своего кабинета, а вы пока посидите здесь.

Через десять минут Лейбовиц вернулся с торжествующей улыбкой на своих тонких губах.

— Ну что ж, Аарон ждет нас через час, у него как раз в семь вечера закрывается частная практика. И я заодно с вами прогуляюсь, навещу старого знакомого.

Аарон Мендель практиковал в таком же тихом переулке на Амстердам-авеню, недалеко от Центрального парка. По пути я избавился от браунинга, который до этого покоился в кармане пиджака. Не знаю уж, паленый ствол или нет, но лучше не рисковать, тем более у меня имелось свое оружие, на территории США точно нигде не засветившееся. Так что я при первой же возможности зашвырнул пистолет в озерко на территории Центрального парка, который мы миновали по пути к дантисту.

К нашему приходу очередной представитель древнейшей нации успел спровадить последнего на сегодня клиента и помощницу — она же секретарша — и лично встречал нас на пороге своей маленькой клиники.

С Лейбовицем они обнялись как старые друзья, каковыми и являлись, собственно говоря, даже чмокнули друг друга пару раз в щёку, общаясь, похоже, на иврите или вообще на идише. Мне же Мендель учтиво поклонился, на неплохом русском приглашая также проходить внутрь.

— Присаживайтесь, молодой человек, — кивнул он на зубоврачебное кресло.

— Да я...

— Садитесь, я вам говорю. Сначала я должен убедиться, что с вашими зубами всё в порядке, а после этого мы уже и поговорим о ваших делах.

Не сказать, чтобы я панически боялся стоматологов, тем более все болезненные операции в мое время уже проводились под хорошим местным и даже общим наркозом. Но некий трепет я все же испытывал. Сейчас же, глядя на разложенные передо мной на столике инструменты и дедушку бормашин будущего, я невольно содрогнулся. Об анестезии в эти годы вряд ли имели представление.

Опустившись в обитое потертой кожей кресло, я оказался в полулежачем положении. Надо мной вспыхнула яркая лампа, и я невольно зажмурился.

— Ну-с, — по старорежимной привычке произнес дантист, — открывайте пошире рот... А у вас неплохие зубы! И кто вам ставил пломбы? Из какого они материала?

Не буду же я рассказывать, что три акриловых пломбы мне обошлись в семь тысяч рублей каждая. Поэтому наскоро придумал версию о хорошем одесском стоматологе, лечившем первых лиц города, к которому меня привели по блату, и работа которого мне обошлась в общей сложности в десять рублей. А уж что он мне там ставил — никакого понятия на данный счёт не имею.

— И все же странно, я подобного ещё не встречал, хотя и слежу за всем новым в этой сфере, — продолжал удивляться дантист. — А нижняя 'семёрочка' у вас все же требует небольшого ремонта. Если сейчас не запломбировать — через пару месяцев начнет побаливать. Не бойтесь, за одну пломбу я с вас денег не возьму, это вам от меня скромный подарок.

Таким образом, после примерно пятнадцати минут пытки я стал обладателем пломбы из амальгамы. Когда я, насквозь вспотевший, наконец покинул зубоврачебное кресло, мы втроём перешли в другой кабинет, обставленный вполне прилично, где расселись по удобным креслам. Хозяин тут же разлил по рюмкам 40-градусный напиток из изюма под названием 'пейсаховка', причем в количестве трех экземпляров.

— И мне можно? — спросил я.

— В качестве антисептика немного можно, — кивнул дантист. — Но все же пару часов рекомендую не употреблять горячего.

Когда мы вкусили чуть сладковатой водки с карамельным запахом, перешли к делу.

— Итак, Абрам по телефону в общих чертах рассказал мне вашу историю и как вы героически спасли его от грабителей, — без доли иронии произнес Мендель. — Хотя, Абраша, я тебе уже не раз говорил, что телефонные разговоры могут прослушиваться, а ты все мои советы пропускаешь мимо ушей.

— Да брось, Аарон, кому нужен скромный антиквар? Ты лучше скажи, как нам снабдить молодого человека документами, пусть даже поддельными, но хорошего качества?

— Может быть, нашему другу попросить политического убежища? После революции в Соединённые Штаты хлынула волна белоэмигрантов, и многие из них стали обладателями так называемых нансеновских паспортов. Правда, пока не все страны его признали, но сути дела это не меняет. Можно попробовать обратиться в пункт приёма иммигрантов на острове Элис . Это по соседству с островом Либерти, где стоит статуя Свободы. Не исключено, что там смогут решить ваш вопрос.

— Но всё же существует риск того, что меня могут отправить обратно в СССР?

— К сожалению, ничего нельзя исключать.

— Вот видите! А тем более, если я тут буду жить под своим именем, на меня может начаться охота. Вспомнить хотя бы Троцкого...

— Льва Давидовича?

— Ну да.

— Вы считаете, на него охотятся?

Блин, а он что, ещё живой? Надо было лучше учить историю, хорошо ещё не успел ляпнуть, что Троцкого зарубили ледорубом.

— Хотя мерзавец ещё тот, — неожиданно огорошил меня Мендель. — Ваша революция стала лакмусовой бумажкой, благодаря которой мы поняли, что и среди евреев попадаются

Я бы на вашем месте не переживал. Кто вы такой и кто такой Троцкий! Вы же обычный, хм, скажем так, уголовник, хотя на уголовника, по крайне мере манерой держаться и разговаривать, вы и не очень смахиваете.

— Всё же, мистер Мендель, я не хотел бы рисковать. Если есть возможность заполучить паспорт или водительские права на другое имя — это было бы здорово.

— Ну раз вы настаиваете... Хотя я слышал, что Лаки Лучано вплоть до своей посадки так и не являлся гражданином Соединённых Штатов, что не мешало ему до поры до времени спокойно обстряпывать свои делишки на американской территории. Но если вы, Ефим, настаиваете, я, пожалуй, попробую что-нибудь для вас сделать. За посреднические услуги вы мне ничего не будете должны, а вот уж сколько запросят люди, с которыми я свяжусь — большой вопрос. Вы вообще какой суммой располагаете?

— Э-э-э...

— На паспорт у него точно не хватит, — вклинился антиквар. — Но если документ будет все же получен, то я за него заплачу сам. А вскоре нам предстоит дальняя поездка, и потом уже — не обессудьте, мистер Сорокин — я вычту эту сумму из вашего гонорара.

— Тогда скрепим наш договор еще одной порцией божественного напитка, — заключил дантист, снова разливая по рюмкам свою 'пейсаховку'.

Опустошив рюмку, он спросил:

— Ефим, так вы, значит, сбежали от чекистов, если Абраша меня не обманул. А он не такой человек, чтобы водить за нос своих друзей, одним из которых, надеюсь, я всё же являюсь. Сделайте одолжение, расскажите свою историю, если вас это не затруднит, а заодно поделитесь впечатлениями от жизни в советской России. Так ли всё страшно, как это пишут в эмигрантских газетах? Я на днях читал в 'Новом русском слове', что у вас там даже Ежова расстреляли...

— Серьёзно?!

Вот это номер! Это что же получается, мой враг ?1 мёртв? Недаром я не видел его портретов в Архангельске. И что же, мне теперь, выходит, некого опасаться? И не стоит ли задумать о возвращении на Родину?.. Нет, не стоит, потому что никто не мог дать гарантии моей безопасности. Я даже Сталину не доверял, хотя он вроде бы заинтересован в моём возвращении живым и здоровым. Сегодня ты нужен, а завтра тебя пустят в расход. Не для того я проделал такой путь, чтобы пропасть ни за понюшку табаку.

— Да, причем уже как несколько месяцев тому назад, наверняка еще до вашего отплытия в Штаты, — вывел меня из раздумий голос Менделя.

— Что ж, получил по заслугам, — констатировал я. — А что касается жизни в СССР...

В течение следующих десяти минут я вкратце изложил своё видение жизни в Советском Союзе, которое, как оказалось, не местами не совпадало с изложенным в эмигрантских газетах. Ещё несколько минут мы обсуждали новый порядок на территории бывшей Российской империи, после чего Лейбович решил, что настало время прощаться.

— И кстати, Аарон, помнишь, что в последний раз ты мне проиграл партию в шахматы? Не хочешь отыграться?

— Хочу, Абраша, и сделаю это в ближайший шабат.

— Тогда в эту субботу жду тебя у себя.

Глава II

Антикварная лавка занимала часть первого этажа 6-этажного дома, а жил Абрахам Лейбовиц уровнем выше, в скромной двухкомнатной квартирке, которую можно было даже назвать полуторкой.

— Пока я вас поселю в маленькой комнате, — сказал мне антиквар, как только мы по возвращении от Менделя поднялись в его квартиру. — Для вашего же спокойствия, потому как за ночь я несколько раз посещаю уборную, не хочу мешать вашему сну. Простатит, знаете ли, старость, как у нас в России говорили, не в радость... Ну а когда появится возможность — а она, надеюсь, скоро у вас появится — снимете себе жилье, тут неподалёку сдают внаём недорого. А то я, знаете ли, привык к одинокой, холостяцкой жизни, стараюсь в свою квартиру посторонних не пускать, вы — редкое исключение.

У меня создалось такое ощущение, что в эту угловую комнатушку старый антиквар стащил все, что не поместилось в кладовые его магазина. Самая настоящая лавка старьевщика, просто глаза разбегались при виде всего этого барахла. Надеюсь, клопов и тараканов тут не водится.

Между тем Лейбовиц стянул покрывало с кровати и встряхнул его, подняв облачко пыли.

— Белье, в общем-то, относительно свежее, — сказал он, возвращая покрывало на место. — Если ночью будет жарко — можете открыть окно. Заодно услышите, не перепиливает ли кто-нибудь витринную решетку.

Лейбовиц хихикнул, снова став в этот момент похожим на Плюшкина.

Кухня также была относительно небольшой, зато здесь имелись газовая плита и — барабанная дробь — маленький, но настоящий холодильник! Внутрь с разбегу я не полез, это прерогатива хозяина, однако надеялся, что с голоду мы не умрём.

Санузел оказался совмещённым, причем возле унитаза был прикреплен рулон настоящей туалетной бумаги, наощупь, впрочем, оказавшейся весьма сомнительно качества. Но всё же это лучше, чем газета.

Чугунная ванна на изогнутых ножках соседствовала с эмалированным умывальником. И там и там имелись краны с горячей и холодной водой, в чем я вскоре убедился, когда мне было разрешено совершить гигиенические процедуры.

Всё-таки какое это блаженство — иметь возможность возлежать в ванной, наполненной теплой водой, и ни о чём не думать! Последний раз такое я мог себе позволить лишь в прошлой жизни. Положив под затылок мочалку, я закрыл глаза и погрузился в сладкую истому, которую спустя какое-то время нарушил деликатный стук в дверь.

— Ефим, — раздался голос Лейбовица с той стороны, — прошу прощения, что потревожил вас, но у меня уже готов ужин. И он может остыть.

— Хорошо, уже выхожу.

Я бы не отказался снова вкусить божественной пиццы от Филумены и ее папаши, но на этот раз мне было предложено чуть ли не вегетарианское меню, при виде которого я внутренне чертыхнулся. М-да, кусочком говядины в окружении зеленого горошка и шпината, пожалуй, не наешься. Даже лежавшая на тарелке маца, купленная, видимо, в какой-то кошерной лавке, не спасет положения. Так и придется ложиться спать голодным. Впрочем, бокал красного вина немного приподнял настроение, потому что напиток оказался на вкус совсем даже неплохим.