Оборот

Прислушался к себе. Мыслей о возращении домой не терзали душу. Да, было немного тоскливо, обидно что за человека не считают. Пару раз страшно до усрачки. Но такого непреодолимого желания вернуться домой, как испытывают знакомые по книгам герои, точно не было. Было любопытно, черт побери.

К тому же у меня тут не оплаченные долги остались к паре особ женского пола и не только. А для джентльмена не вежливо уходить не заплатив. С этой мыслью я и заснул.

Третий день.

Утро началось прекрасно — с пинка белобрысой. Начинаю привыкать, подумал я, потирая ушибленный бок.

— Сегодня будешь сопровождать госпожу Сильвию на конной охоте, — сказала телохранительница, отвязывая меня, — будешь вести себя хорошо, отпустим погавкать.

Она, походу, получает удовольствие от моего унижения. Разговаривать в наморднике было неудобно, но я спросил:

— Сильвия — это твоя хозяйка?

Бац!

В нос прилетает пятка белобрысой. Почему моя реакция с ней не срабатывает, как с тем мускулистым? Эта тварь уже столько раз меня била, но я не разу не смог даже движения засечь, не то чтоб уклониться.

— Госпожа Сильвия. Обращаясь к лордам всегда сначала говори господин или госпожа.

— Мы своих господ в семнадцатом перестреляли, — огрызнулся я.

Бац!

Да что это такое? Как она так быстро двигается? Подумал я, соскрёбываясь со стенки после очередного удара.

— Не открывай рот пока к тебе не обратились, — продолжала мне объяснять правила местного этикета белобрысая, — вести беседу имеют право только дворяне и среднее сословие. Быдло и служивая нечисть только отвечают на вопросы, когда их спросят.

Быдло — это, наверное, местные колхозники. А я по местной ботанике отношусь к служивой нечисти значит. Так я не один тут такой. Интересненнько.

Закончив урок просвещения, белобрысая повела меня наружу. Мы опять шли длинными коридорами. Я уже немного освоился, так что обращал внимания на всякие мелочи. Вообще дизайн внутреннего убранства той части замка что я видел мне нравился. Все строго, практично, нет ничего лишнего. Какая — то внутренняя красота в этих прямых линиях. Слава богу понятие "евроремонт" местным архитекторам не известно.

Наконец подошли к широкой лестнице, судя по всему спускающейся на первый этаж замка. С последней ступеньки было видно огромный зал, весь пронизанный лучами солнца, бьющими через высокие окна с цветными стёклами. Даже остановился, наблюдая такую красоту.

Белобрысой было некогда наслаждаться местными красотами, так что мне опять придали ускорение, на сей раз посредством пендаля.

Вышли через здоровенные деревянные двери из толстых досок на площадь, покрытую каменной плиткой. С трёх сторон её окружала высокая стена. Так, мы во внутреннем дворе замка, подумал я. И точно, пройдя через всю площадь, мы подошли к воротам.

Они впечатляли. Во-первых, такое ощущение, что они были каменные. Во-вторых, судя по открытой сейчас половинке, шириной с тело человека, прикинул я. Пройдя тёмный, недлинный тоннель после ворот, проделанный в замковой стене, мы вышли наружу.

Наконец я увидел этот прекрасный чужой мир. Мы стояли на невысоком пологом холме, прямо позади замка. Прямо перед нами была дорога, которая вела вниз, к деревушке. Можно было разглядеть красивые белые и голубые домики, утопающие в зелени. Вдалеке виднелись горы, отсвечивающие голубым. Ярко светило солнце. Вполне нормальное жёлтое солнышко. И совсем ненормально сияла местная зелёная луна. Любопытно как они её называют.

Мы пошли вниз.

— Почему конюшня не в замке? — спросил я.

— Госпожа Нилания не выносит запаха животных, — ответила задумавшаяся Кана. Кары за нарушение правил этикета от неё не последовало, видимо крепко задумалась.

Нилания — это видимо жена графа, только у неё хватит власти распоряжаться переустройством замка, размышляю я.

Мы прошли всю деревню. Нигде не было видно просто тусующегося народа как у нас. Похоже тут не жалуют тунеядцев. Либо работай, либо иди на х

* * *

.

В конце деревни возле длинного деревянного дома суетился народ. Одни через широкие ворота выводили лошадей, другие чистили их, что-то одевали.

— Волчок, ты здесь, — кинулась меня обнимать одетая в обтягивающий кожаный костюм девочка.

— Эээ, — только и смог проблеять я в ответ, ошарашенный таким приёмом.

Не сразу признал в ней мелкую дрянь. Волчок — эта моя кликуха что ли?

— Мы на охоту, — весело чирикала дрянь, улыбаясь и глядя мне в глаза, — поедешь с нами?

А у меня есть выбор? Подумал я, но вслух, естественно, ничего не сказал.

"Я сниму с тебя цепь с ошейником, но дальше двадцати шагов от хозяйки не удаляйся, будешь наказан", — раздался тихий голос белобрысой. Оказывается, она все это время была сзади вплотную ко мне. Страховала хозяйку. Значит, меня здесь все— таки бояться.

Наконец все расселись по лошадям и начали строиться по два. Впереди были двое в кожаных куртках и луками за спиной. На голове какие-то гомосецкие пилотки с пером. Егеря — всплыло малопонятное название в голове. После них располагалась пара мелкой с белобрысой. Замыкали колонну четверо суровых мужиков в кольчугах. Длинные, метра три копья они держали остриями верх.

А мне коняга, задался я вопросом? Как-я-то поеду?

А никак. Оказывается, мне по статусу ничего не полагалась.

— Волчок, ко мне, рядом! — раздался задорный голосок мелкой дряни.

Пи*ец. Помню в детстве читал книгу про Америку времён рабовладения. Не помню, о чём, просто запомнилась картинка. Толстый, белый мужик скачет на лошади, а тощий негритёнок со всех сил старается не отставать.

В этой прогулке роль негритёнка отвели мне. Люлей получать не хотелось, так что запихал гордость поглубже и припустился трусцой за кавалькадой.

Сразу за деревушкой было широкое поле покрытое густой травой. Лучники сняли луки, достали стрелы. Мне не было видно по кому они собираются стрелять.

— Волчок, ищи. Ату, ату! — мелкая никак не унималась.

Я застыл в растерянности. Что им от меня то надо?

— Ищи в земле норки, — объяснила белобрысая, — и как найдёшь засовывай туда руку.

Перспектива пихать непонятно куда руки меня на вдохновила.

— А если укусят? — поинтересовался я.

— Заживишь, — спокойно ответила белобрысая.

Логично, черт побери. Делать было нечего. Повернулся и пошёл прямо, пристально глядя под ноги. Стало даже интересно. Вообще было приятно шагать по траве. Живя в городе не часто выбирался на природу.

Опаньки!

Замечтавшись, чуть не провалился в какую-то яму, незаметную под особенно большим кустом вроде как полыни. Проверять "кто в домике живёт" сильно не хотелось. Вздохнув, медленно начал засовывать руку в нору, всё тщательно перед собой ощупывая.

Чпок, как пробка от бутылки пиваса, в метре от меня в облачке земляной пыли вылетел какой-то серый комок. Блииин, от неожиданности я резко отклонился и сел на жопу.

Вжик, надо мной пронеслась вытянутая тень. Я приподнялся. В метре от меня шевелил лапками в последней агонии кролик, пронзённый стрелой. Вот так охота. А чего он так испугался?

— Первый пошёл, — радостно захлопала в ладоши мелкая.

— Хоть какая-то польза от этого, — отозвалась белобрысая.

Я услышал и хорошее настроение сразу улетучилось. Вспомнил где я и в качестве кого.

Так мы обошли четыре норы, и каждый раз свист стрелы обрывал жизнь бедного зверька. Егеря стреляли отменно. Хрен тут убежишь. Как бы быстро я не бегал, стрела будет быстрее. А эти с копьями добьют.

На пятой лунке случился сюрприз. Я уже не боясь опустил руку, но вместо привычного "чпок" услышал шипение. Что-то больно цапнуло за ладонь. Заорал и выдернул раненую конечность. Чуть выше запястья была видна маленькая ранка, из которой сейчас выбегала тонкой струйкой кровь.

Вдруг рука начала быстро чернеть и опухать. Бл*ть это что за херня?

— Луговой кусач, — ответила подъехавшая белобрысая. Я, оказывается, задал свой вопрос вслух. — У человека после укуса конечность отмирает за тридцать вздохов.

Ааа, гребаная охота. Я баюкал все ещё увеличивающуюся руку. Не хочу быть инвалидом. Остальные всадники кольцом окружили меня и с интересом смотрели. Никто не торопился помогать. Вот ведь с*ки!

Неожиданно почувствовал, как внутри меня снова просыпается это тёмное нечто. Боль резко стихает. Я с замиранием сердца наблюдаю за своей рукой.

Вдруг вены взбухли и как будто пошли трещинами. Кожа стала напоминать кору старого дерева. Больно не было. Сквозь эти трещины выступила чёрная, свернувшаяся кровь.

— Яд выходит, — прокомментировала происходящее белобрысая.

Все раны на глазах затянулись. От них даже следа не осталась. Пару раз сжал, разжал пальцы. Помахал предплечьем. Всё нормально, ничего не болит.

Заметил неудовольствие на лице мелкой. Видимо хотела понаблюдать, как у меня рука отвалиться. Расстроил бедняжку.

— Леди, пора возвращаться в замок, — обратился к графской дочке один из стражников.

Та молча развернула коня и поскакала. Остальные поскакали за ней. Про меня как будто забыли. А может... сбежать? Вдруг намордник ожил, и по мере удаления от меня мелкой, начал медленно затягиваться. Я начал задыхаться. Вспомнил про предупреждение белобрысой о наказании. Пришлось со всех ног припуститься следом.

Всю дорогу после конюшни до замка пытался привести дыхание в норму. Блин, да что же со мной? Организм то проявляю чудеса выносливости, регенерации, то как последний задрот.

После охоты меня наконец попытались накормить. Открылась дверь каморки, и испуганная девчушка закинула мне в каморку кролика. Живого.

Бедный зверёк забился в угол и сильно дрожал. Они что предлагают съесть его живым?! Ну да, я же в их глазах животное. И должен живую пищу зубами рвать.

Я сел в противоположный угол и закрыл глаза. Никому ничего доказывать не буду. Просто знаю, что так не должно быть. Не важно, что про меня думают окружающие сейчас люди. До уровня животного не опущусь.

А вот нечто внутри меня так не думало. Я почувствовал его недовольство моим бездействием, когда рядом такая вкусная пища.

Ну вот, точно с ума схожу от голода и прочей херни, равнодушно подумал я. От размышлений отвлекла белобрысая. Заглянув в каморку, она удивлённо спросила:

— Ты что не жрёшь? Можешь есть, заслужил.

О какая забота, прям слезы на глаза наворачиваются. Мелькнула мысль.

— Я живого есть не буду.

— Сдохнешь от голода.

Игнорирую и молчу. Белобрысая приближается и садиться передо мной на корточки. Пытается заглянуть в глаза. Протягивает руку, заставляя меня непроизвольно отшатнуться.

— Ты чего Волчок, заболел?

Блииин, да я даже сочувствие в её голосе слышу.

— Не будешь есть, отведу тебя к Маркусу, — произносит она, глядя меня по голове.

У меня аж мурашки по коже. Как если бы в маршрутке попросили деньги за проезд передать. Ты такой весь в себе поворачиваешься, а там Ганнибал Лектор. Который из "Молчания Ягнят". Стоит, мелочь тебе протягивает. И улыбается гад, улыбкой этой своей маньячной.

— Ну пошли.

Вздохнув, белобрысая поднимается и отстегнув меня от столба ведёт из комнаты. Пройдя уже знакомы путём, подходим к кабинету местного живодёра. Завидев нас, колдун удивляется:

— Сегодня же не надо процедур.

— Да вот, есть отказывается.

Ага, и шёрстка не блестит и глазки грустные. Прям разговор заботливой хозяйки и доброго ветеринара. Ути-пути бл*ть.

— По какой причине?

— Говорит не будет есть живого кролика.

— Да ты что? Не думал, что у него будет так сильно выражена человеческая сущность.

Маркус удивлённо качает головой.

— Почему ты отказываешься есть пищу, — обращается местный коновал уже ко мне.

— Я человек, а не скотина и буду есть только нормально приготовленную пищу.

— Так ты считаешь себя человеком?

— ДА, уже со злобой отвечаю я, — и мне плевать кем вы меня считаете.

Колдун с белобрысой удивлённо переглядываются. Затем колдун щелкает пальцами и в паре метров от нас возникает матово переливающаяся стена в которой отражаются колдун, белобрысая и какой-то незнакомый, тощий тип. Который тупо таращиться в меня.

БЛ*ТЬ... это же я тот тип. Примерно такого же роста как я. На этом сходство заканчивается. Очень худой, ребра выпирают, живот аж втянут. Густые черные волосы, заострённые черты лица. И красные глаза. Как у альбиноса.

Перенеслось не тело, а только разум. Отстранённо подумал я. Ну, многое становиться понятно.

— Хозяин купил молодого оборота у какой-то крестьянки, — между тем продолжает колдун, — она по молодости загуляла с приезжим. Его потом усиленно пытались найти, но не смогли. Родила, а когда увидела в нём признаки оборота, сразу решила избавиться и продала хозяину здешних земель графу Редину. В молодом возрасте особи нечисти поддаются обучению. Но у нас возникли кое-какие сложности и пришлось призвать тебя в тело оборота, чтобы ты смог сопротивляться зову преисподни пока идёт обучение. Ты теперь собственность графа, и должен верно ему служить, чтобы отработать потраченные на тебя деньги.

Этот в зеркале сильно хмурится. Не по нутру ему то, что услышал. Пока не могу ассоциировать отражение в зеркале с собой.

— А если я не хочу?

— Никого не интересует что ты хочешь. Либо будешь делать что тебе скажут, либо сдохнешь.

Примерно такого ответа я и ждал. Залупаться пока силёнок маловато, так что стерплю, а вот побольше инфы узнать надо.

— А что такое нечисть? — спросил я.

— Нечисть, — это порождение мира демонов. Демоны очень хотят проникнуть в наш мир. Некоторым удаётся. Они вселяются в тела людей и подчиняют их своей воли. И начинают убивать. Чем больше, тем лучше. В страданиях и муках своих жертв они получают удовольствие. Но их существование в телах взрослых людей недолговечно, редко превышает пару дней. Душа надолго не задерживается в заражённом теле, а без неё тело мертво. Гораздо опаснее те, кто вселяется в тела новорождённых. День за днём, демон незаметно подчиняет душу несчастного, растворяя её в себе. И наступает момент, когда демон полностью овладевает жертвой. Такие живут долго и их очень трудно поймать.

Писец загрузили. Раз уж перенесли, не могли в нормальное тело перенести что ли? Уроды бл*ть. И все равно не верил я в эту чушь про демонов. Скорее всего у парня было какое-то генетическое расстройство. Детей со всякими отклонениями всегда считали порождением темных сил. Короче не повезло ему, а теперь и мне.

— Всё равно живую живность жрать не буду, — решил я оставаться на своём, — не буду и всё, лучше с голоду умру.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился старикан. — Возьмёшь на кухне то, что осталось от ужина и дашь ему, — обратился он к белобрысой.

Та кивнула. Было видно, что ей неприятно выполнять приказы старикана, но она не вякала. Чем-то он внушал ей уважение. Я сделал себе зарубку в памяти. Не так прост этот старикашка. Не просто чокнутый учёный, который безумные опыты ставит.

Сижу в камере и жру впервые за время моего пребывания в этом мире. В принципе вкусно, что-то вроде гречневой каши с мясом. Постепенно свыкаюсь с мыслью что я в чужом теле. Генетически неправильном. Я, типа, мутант.