Гоблин поневоле или Изменчивый Мир

Но то, что это не Земля — гарантия стопроцентная, что-то не припоминаю я на наших просторах никаких зеленокожих остроухих карликов с не самым хорошим чувством юмора. Да и воздух, окружение, даже звуки — всё немножко не то, непривычное, неправильное. Наверное, так ощущает себя турист, впервые приехавший в другую страну. Да, красиво, да, интересно, и, может, что-то, если не всё, у них лучше, чем у него. Но всё-таки он будет понимать, что всё вокруг: не его, чужое. И это засядет в его мозгу неприятным осадком, который никуда не деть. Вот только я в своё время успел поездить по разным странам: в основном из-за особенностей учёбы: узнавал различные быт и культуру разных стран, их историю и особенности. Но ни на Америку, ни на Германию, Францию, Англию или какую-нибудь Шотландию местечко не смахивает: где пропахший бензином и выхлопными газами воздух, а? И вот только не надо мне втирать, что это какая-нибудь деревушка, или нечто вроде того, и воздух здесь абсолютно другой! Да, быть может, он менее вреден, и бла-бла-бла, но всё равно чистым он не будет! Земля уже давно в полном дерьме, и от этого никуда не денешься. А тут... Дышится легко, пускай и довольно непривычно.

И даже если не учитывать эти очевидные вещи, то остаётся ещё одно жирное "НО", которое зачеркнёт все доводы в пользу того, что я всё-таки на родной матушке-Земле.

Что с моим телом?!

Так, снова паника — не надо, успокаиваемся: вдох-выдох... Я попытался расслабиться и ни о чём не думать. Мозг и так уже на грани перегревания, словно компьютер, что работал круглые сутки без передышки. Надо дать ему отдохнуть.

Пока я пребывал в своеобразном астрале, в голове начала формироваться какая-то мысль. Сначала далёкая и непонятная, она стала постепенно собираться во что-то цельное и ясное, заполняя разум и облепляя каждую клеточку мозга. А как только она овладела мной, я открыл глаза. Не было больше ни паники, ни страха. Потому что я понял.

С чего мне вообще волноваться?

Я не хотел жить на Земле? Верно. Мне была чужда тамошняя жизнь? Всё правильно. Я знал, что не нужен тому миру, так если меня принял этот, то почему я должен отказываться от такого подарка? Стоит с благодарностью принять его и просто жить. Ведь я чувствую: мне дышится легче не только из-за чистого воздуха...

Не знаю, сколько ещё я так пролежал. Кажется, даже успел подремать. Но меня отвлёк от этого увеселительного занятия приглушённый голос за стеной:

— Вы... — дальше последовало неизвестное мне ругательство, — Совсем ополоумели?! А ну-ка, ну-ка, наклонитесь ко мне... — я услышал громкий шум, словно заработал пылесос, который, впрочем, моментально стих, — Опять Путничью траву курили?!

Я усмехнулся про себя: что, выговаривают тем двум моим сторожевым псам? Насколько я понял, то, что они перетащили меня в это тело (со сверхъестественной чертовщиной я уже смирился — по крайней мере, пока у меня не будет больше информации) было импровизацией, и начальство им такого разрешения не давало. Так что я очень надеюсь, что зеленокожие говнюки получат по заслугам. Зеленокожие... а почему я вообще их так называю? Неужели нет никакого определения, как называть этих маленьких ушастых чебурашек? В ответ на мои мысли голова вновь взорвалась не хилой болью, и подсознание выдало: "Гоблины". Млин, больно то как! Если так мне будет аукаться каждое воспоминание, то лучше уж пребывать в неведении — а то так не долго и без мозгов остаться.

Между тем голос за дверью продолжал вещать:

— Клан вам доверился, вождь вам доверился, я поручился за вас, как за своих лучших учеников, а вы... — я прямо-таки явственно ощутил, как говоривший обречённо махнул рукой, — Освободите его и ведите к главе. А я пока предупрежу его обо всём.

Голоса утихли, и послышался топот шагов. И снова в помещении нас оказалось трое. Между прочим, я вспомнил и имена этих двоих: один, тот, что с более грозной мордой, Лар-ин-Лин, а тот, что чуть пятится, прячась у него за спиной — Кил-ин-Хак. Первая часть имени — имя отца, а вторая — уже имя собственное, так уж у гоблинов повелось. "Лин" означает "не знающий сожалений", а "Хак" — "крепкое плечо". Вот и думай после этого, как к ним относиться, ибо имя говорит о многом: его не давали с самого рождения, пузатая мелочь у гоблинов ходит неназываемой. Лишь проследив за поведением и деяниями гоблина вождь клана лично присваивает ему имя. Вот что значит на самом деле "говорящее" имечко. А приставка между двумя именами — знак положения в клане. Как услужливо подсказывает мне память этого тела, "ин" — значит, старший ученик шамана. Ого, как меня понесло то. Память прямо-таки пробилась мощным поток, хотя до этого была похоже скорее на тонкую струйку. Постепенно, но я начал замечать, как всё вокруг воспринимается немного иначе: амулеты, висящие на гоблинах, не были для меня диковинными игрушками, а обрели какой-то смысл и понимание с моей стороны. Халупа уже и не казалась таковой, а даже стала немного уютной. Я понимал, что частично эти чувства, воспоминания — не мои, но было сложно отделить одно от другого, так что я перестал пытаться.

Лар-ин-Лин опять достал свой кинжал и подошёл ко мне, косясь на меня недобрым взглядом. М-да, кажись, волнуется парень. Чего доброго, с перепугу мне горло перережет, чтоб проблем поменьше было. Я даже немного напрягся. Раньше к смерти я относился философски: ну, умру и умру, что уж там, но не теперь. Теперь у меня появились интерес и желание к новой жизни, и расставаться с ней я пока не собирался.

Но, слава благоразумию, гоблин просто несколькими ловкими движениями разрезал путы и тут же отскочил назад, выставив перед собой оружие. Я лишь пожал плечами: осторожность — это, конечно, хорошо, но в разумных же пределах! А то, понимаешь ли, сами к себе пригласили, а тут полный комплект: и связан, и допрашивают, и оружием холодным угрожают.

Сев на кровати, потёр ноющие запястья. Чувство свободы движений, оказывается, так радует! Не думал, что для счастья нужно так много. Но вот для полного счастья мне бы куда-нибудь убраться от этого пронизывающего насквозь взгляда вооружённого гоблина.

Нависшее в халупе напряжение оборвал голос Кил-ин-Хака:

— На вот, оденься, — он кинул мне в ноги кусок шкуры.

От, чёрт, совсем забыл, что смущаю тут всех своим не одетым внешним видом. Хотя сами виноваты: могли бы и раньше подсуетиться.

Взяв шкуру в руки, оглядел. Да уж, ничего общего с курткой, кофтой, и уж тем более футболкой. Даже на меховой жилет эта "одежда" не походила. Огромный кусок шерсти, сшитый с двух сторон с тремя вырезами: для головы и рук. Надевался он сверху — просто и абсолютно безвкусно. Хотя мне в данном случае привередничать не стоит: надо брать что дают, тем более что одежда моих новых знакомых также особым изыском не отличалась. Похоже, здесь, где бы я ни оказался, с шитьём одежды явные проблемы. Поэтому, вздохнув, я спрыгнул с кровати и облачился в новое одеяние. Буэ-э-э, неприятные ощущения. Даже не знаю с чем сравнить. Внутри шкура была смазана чем-то вроде воска, или жира, так что показалось вначале, будто моё тело облили липким скользким мёдом. Но зато стало тепло, а также исчезло ощущение неудобства от лицезрения другими моей наготы. Ладно, к такой мелочи можно и привыкнуть: остальные карлики же как-то ходят в подобном!

Указав мне на дверь, Кил-ин-Хак покинул халупу. Что, говорит за ним идти? Я покосился на оставшегося стоять на месте и не собиравшегося прятать нож второго гоблина. Понятно всё: не собирается подставлять спину. Что ж, благоразумно, хотя и не понятно, учитывая то, что они сами меня вызвали и выяснили, что я абсолютно безобиден. Но, что поделать: чужой дом — чужие правила. Хотя я уже не уверен, что этот дом для меня чужой...

Выйдя на улицу, я не сразу осознал, что вокруг — потёмки. Реакция вообще была какая-то заторможенная. Может, какой побочный эффект, или последствия попадания в это тело — не знаю. Хотя рассмотреть кое-что можно было: на небе светила луна, правда, как я подметил, немного меньше той, к которой я привык. Да уж, мои оставшиеся сомнения по поводу другого мира постепенно стирает ластиком с названием "факты".

Меня повели по дорожке, выложенной из примыкающих друг к другу брёвен, на которых кое-как были сколочены доски в виде эдакого импровизированного моста, который, судя по всему, пролегал на немаленькое расстояние невысоко над землёй. Ого-го, похоже, тут почва — совсем дрянь, раз приходится так запариваться. По пути нам никто не встречался, но, думаю, даже встреться, он вряд ли бы щеголял за пределами "моста" — скорее уж тут бы потеснился. Это также говорило и о том, что население того места, в которое я попал, было небольшим: наша дорожка то шириной всего метров пять, это тебе не широченная улица, а, значит, строители предполагали, что она уместит всех, кого надо.

Насколько удалось понять, если смотреть на эту дорожку сверху, то она представляла собой большое дерево с кучей разветвлений, которые в свою очередь также переходили в разветвления, превращаясь в импровизированные ветви. И всё это древо, по сути, связывало всё селение в единый организм. Многочисленные дорожки вели на импровизированные "улочки", подводя свои ветви к различным постройкам неясного мне предназначения.

Пока мы топали, я разглядывал местные произведения архитектуры. Хотя, как архитектуры... это и домами то назвать было сложно: сплошное месиво из веток, соломы и затвердевшей грязи, кое-где обрамлённых ещё и кожей, или шкурами. Из них торчали тонкие трубы — хотя бы топили не по-чёрному. На каждом из таких домиков виднелись разнообразные ленты с непонятными мне рисунками, вырезанными из дерева фигурками различных существ. Некоторые, что с виду были побольше и побогаче украшены, располагались внутри невысокого частокола, на котором в некоторых местах были насажены чьи-то головы: в темноте точно не разобрать, но не гоблинов — это точно. Странно, но я вообще ничего не почувствовал, когда увидел это. Словно для меня сие было нормальным, обыденным и абсолютно не противным. А ведь там, в прошлой жизни, меня бы скорее всего вывернуло наизнанку. М-да, загадки природы...

Лар-ин-Лин, что плёлся немного позади, хорошенько толкнул меня, что-то нервно пробурчав. Понятно: засмотрелся, застыл, перестал идти. Но толкать то зачем?!! Видать, не понравился я ему, ох, не понравился...

До нужного места мы добрались скоро: как я и предполагал, селение было небольшим, по размерам вряд ли больше крохотной деревеньки. Постройка, к которой меня вели всё это время, находилась в самом центре: именно к ней, и от неё вели все дорожки. Сия постройка несколько отличалась от других: она походила на несколько шатров, соединённых друг с другом натянутой кожей. Окружена она была, в отличие от других домиков, не частоколом, или забором, а настоящей каменной стеной, усеянной факелами по всему периметру. Похоже, место важное, если не самое главное. То есть тут глава живёт? Ну, ладно, поговорим.

Я собрался сделать шаг внутрь шатра, но Кил-ин-Хак преградил мне дорогу, бросив короткое: "Жди". Затем, подозвав своего напарника, вместе с ним исчез за пологом шатра. Мне осталось лишь послушаться, ибо глупо было поступать по-своему. Я не знал ни местных законов, ни традиций, ни обычаев, а всё это в целом, можно сказать, и составляет общество. Но и тут стоило быть осторожным, ведь древние Африканские народы тоже являлись обществом, но все их законы сводились к одному: ты не прав — тебя съедят, ты враг — тебя съедят, ты совершил ошибку — будь готов стать ужином.

В напряжённом ожидании я провёл не много времени. Примерно через полчаса послышались приближающиеся шаги, и полог шатра откинули в сторону. Но это не был ни один из уже знакомых мне гоблинов. На пороге стояла старуха. Её спутавшиеся грязные седые волосы, в которые были вплетены различные косточки, ниспадали до самой земли, опиралась она своими словно высушенными руками с длинными острыми когтями о кривой посох с черепом какого-то существа на навершии. Её мудрые, жёлтые глаза, что прятались достаточно глубоко в глазницах, разглядывали меня внимательно и напряжённо, хотя я задним местом чувствовал, что старушенции знаком давно. Или она разглядывала не тело? Её взгляд устремился куда-то глубоко, внутрь меня, словно сканировал насквозь. Неприятное ощущение. По телу пробежал холодок, стало неуютно, как будто я голый стоял посреди заполненной аудитории, и на моём примере объясняли принципы камасутры.

— Заходи, — наконец прохрипела она, развернувшись, и входя в пределы шатра.

Я последовал за ней.

Внутри было светло. В самой середине помещения в полу располагалась ниша, обрамлённая плотно примыкающими друг к другу камнями. В этой нише горел, потрескивая, костёр. Угу, и трубы никакой не видно... Но, посмотрев наверх, я понял, почему вся площадь внутри шатра не заполнена чёрным дымом: обычная дыра, вырезанная в потолке. Через неё дым и покидал помещение. Просто, грубо, безвкусно. Как и всё остальное. У костра, по другую сторону от меня, находилась некая куча из черепов, которая каким-то чудом не рассыпалась лишь благодаря крепко перевязывающих всё это нагромождение верёвок. Наверху кучи сидел, укутанный в шкуры с головы до пят гоблин. Вид у него был мягко говоря не радушный. Космы явно крашеных красных волос обрамляли голову длинным ирокезом, уши, торчавшие в стороны чебурашкой, были прямо-таки усеяны различными серьгами непонятного вида, левый прикрытый глаз рассекал до самых губ глубокий шрам, а на коленях гоблин держал, поглаживая, топор. Суровый дядька, с такими ухо надо держать в остро. Это если ещё не учитывать тот факт, что у основания его "трона" стояло шесть охранников с круглыми щитами, короткими клинками и недовольными минами: по три с каждой стороны.

Я покосился направо: там располагалась зона менее пафосная, но, как мне кажется, более удобная. Множество шкур, подушек, наброшенных друг на друга, несколько низеньких табуретов, которые скорее служили столами, похожие на столики арабских шейхов. На них стояли чаши с непонятными жидкостями, от которых исходил лёгкий пар. За двумя такими столиками восседало по одному гоблину: уже знакомая мне старуха, и старик. Старикан выглядел не так устрашающе, по крайней мере внешне: на нём была надета лёгкая серая вуаль, какие-то амулеты на шее, но ни намёка на кости, или оружие. Лишь посох в руке, чем-то напоминающий тот, что держала старуха. Лицо у него было хмурое, но не страшное или суровое, а, скорее, располагающее, даже несмотря на свой зелёный цвет, мясистый нос и уши, словно на них наступил медведь. Волос у него не было вовсе, а на месте лысины красовалась странного вида татуировка.

С левой же стороны от костра сидели Лар-ин-Лин и Кил-ин-Хак. Оба гоблина стояли на коленях, уткнув носы в пол. Их глазки бегали, то останавливаясь на языках пламени, то на сидевшем на троне гоблине, но не задерживались на нём даже секунды, а устремлялись в мою сторону, и снова на костёр. А затем снова, по кругу. У каждого под глазом — большой синячище, да и порвана в некоторых местах одежда у них не просто так... Всего этого до того, как они вошли в шатёр, не было.