Зло побеждает зло (Анизотропное шоссе Ii)

Так что в указанный одним из кондукторов бежевый вагон я ввалился в превосходном настроении, заранее предвкушая здоровый сон на мягком буржуазном матрасе. Увы. Надежда не продержалась и нескольких секунд: вагон изнутри более всего напоминал салон автобуса 21-го века. Никаких купе и спальных полок! Только ровные ряды перемежающихся со столиками двухместных диванов. Приятных на ощупь, сравнительно удобных, но... это же опять спать сидя!

Пасть в пучины скорби, впрочем, мне не дали.

— Камрад! Вот тебя-то мы и ждем! — Услышал я, едва добравшись до своего места. — Третьим будешь?

Улыбка сидящего напротив толстячка легко сгодилась бы для освещения подземелья средних размеров — покрытые веснушками щеки натурально "горели" под лучами катящегося к закату солнца.

— Мы чертовски переживали, что к нам подсадят пару плоских старых вобл, — поддержал "рыжего" сидящий рядом мускулистый блондин лет двадцати пяти. — Не хочу до утра пялиться на постные рожи!

— Скат,

* * *

вот занятие, достойное настоящих мужчин! — перебил попутчика, а, может и товарища, толстяк, с размаху шлепнув на полированную поверхность стола колоду игральных карт.

Я в изумлении вытаращился на раскатившиеся в широкий веер картинки. На фоне батальных сцен с тщательно прорисованными пушками, кораблями и солдатами, как и положено, выделялись символы мастей. Но каких! Что-то мне привычное напоминали только красные сердечки, а вот дополняли их по-детски стилизованные желтые желуди, ярко-зеленые листочки и непонятные шарики с дырочками.

* * *

— Так... Не умею! — от неожиданности я даже забыл поздороваться.

— Scheisse! — искренне удивился блондин. — Да ты присаживайся!

— Никак русский?! — опознал меня по акценту веснушчатый весельчак. — Коммунист или наоборот?

— Скорее третье, — постарался уйти я от прямого ответа.

— Да так же не бывает! Все русские в Берлине или агенты Коминтерна, или сбежавшие от большевиков буржуи.

— Курт, остынь! Какая к черту разница! — подозрительно резко оборвал блондин своего товарища. — Надоело уже! Выборы в марте были, а ты все никак не успокоишься.

— Хотя бы дюжину мест мы взяли несмотря на кучу полицейских запретов! — с апломбом заявил толстячок.

По понятной причине за политикой в Германии я следил с пристрастием. И теперь судорожно вспоминал, кто же сумел ухватить в Рейхстаге двенадцать кресел. Больше всех, почти треть — социал-демократы. Процентов пятнадцать, то есть непомерно много, взяла какая-то полностью забытая к 21-му веку банда националистов, монархистов и антисемитов. Третье место осталось за католиками-центристами, коммунисты с десятью процентами на четвертом, это как раз полсотни мест из пятисот возможных. Таким образом мне нужно смотреть на двух-трех процентников, аутсайдеров первой десятки. Фермеры, баварцы и... НСДАП, чтоб ей провалиться. Судя по повышенной агрессии — передо мной скалится в улыбке совершенно реальный нацист!

— Guten Abend, meine Herren! — неожиданно вмешался в разговор господин лет сорока, по всему видно, мой будущий сосед по дивану.

— Ох, неужели! — блондин в восторге аж вскочил со своего места.

— Депутат герр Брюнинг,

* * *

* — с ехидцей протянул поклонник фюрера, почему-то с акцентом на слове герр.

— Премного польщен вашим вниманием, — блеснул толстыми линзами очков новый попутчик, очевидно соглашаясь с именем.

— Зная вас, я голосовал за Католическую партию! — продолжил свой спич экзальтированный как блондинка блондин. — Вы правда возвращаете половину от семисот пятидесяти марок зарплаты обратно в кассу Рейхстага?

— Стараюсь даже больше, и от персонального автомобиля отказался, мне достаточно проездного на трамвай. Но, ради бога, прошу вас, больше ни слова о политике!

Толстяк только недовольно хмыкнул. Можно понять, пусть позиция идейного противника и попахивает дешевым популизмом, но... попробуй возрази!

Скоро выяснилось, что компания сложилась как по заказу; играть в карты, да еще хоть на крошечные, но но все же деньги, депутату от католиков как-то не с руки. А вот учить меня мудреным правилам "Ската", да постоянно давать ценные советы — вроде как культурные традиции не запрещают. Так дело и пошло, с шикарным пивом, бутербродами, а потом и жареными колбасками из расположенной в соседнем вагоне кухни. До сна ли в поезде, более похожем на приличный ресторан или даже клуб?

Ближе к полуночи мы с Куртом и Михаэлем стали практически друзьями. Герр Брюнинг держал дистанцию, но просил называть себя Генрихом. Разговор крутился в основном вокруг моей персоны. Скрывать свой побег с Кемской пересылки я не собирался, а душераздирающие детали советского лагерного хозяйства оказались в новинку даже для депутата, прекрасно ориентирующегося в международной экономике и политике. Особенно его интересовали реальные настроения граждан СССР. То есть конечно, виду он особого не подавал, верил в реальность ужасов Шпалерки и Соловков хорошо если на треть, но все равно, ловил буквально каждое мое слово.

— Отправить в советскую глубинку проныр-журналистов с фотоаппаратами, — призывал я между делом. — Пусть посмотрят жизнь, а не красивый фасад. Распишут коммунистическую реальность, как она есть на самом деле. Уверяю, картинка такой неприглядной выйдет, что на следующих ваших выборах коммунисты и пяти процентов не наберут!

— Неплохая идея, с одной стороны, — с усмешкой нарушил свой же запрет на политические разговоры герр Брюнинг. — Однако что дальше?

"Вот дурак, учил бы в школе историю!" — мысленно попенял я сам себе.

— Точный удар по Тельману! — неожиданно оторвался от изучения карт толстяк Курт. — Не боитесь, что все его избиратели уйдут к нам, в НСДАП?

— Скорее к социал-демократам, — невозмутимо возразил депутат. — Да хоть бы и к вашему герру Гитлеру, все равно невелика беда. Вытянете процентов шесть-семь, как в двадцать четвертом.

— Действительно считаете, что национал социалисты лучше чем коммунисты? — поразился я.

— Абсолютно, — кивнул головой герр Брюнинг. Но сразу поправился: — Разумеется, исключительно в политическом смысле. Для меня, как центриста...

— ...Так вы хотите подтягивать то левых радикалов, то правых, чтобы они как гири на весах уравновешивали друг друга! — поразился я своей же догадке. — Лишь бы социал-демократы не усиливались, а наоборот, все больше нуждались в коалиции с вами!

— В общем-то это ни для кого не секрет, — недовольно поджал губы депутат.

Вот это да! Я случайно вытащил из шкафа один из не особенно афишируемых скелетов большой политики. Но это ни грамма не повод отставлять ключевую тему истории 20-го века.

— Что же будет, если разразится мировой кризис, и НСДАП уверенно пойдет к двадцати, тридцати, а то и сорока процентному рубежу?

— Исключено! — герр Брюнинг с удовольствием сменил щекотливую реальную тему на "фантастику". — За один электоральный цикл с двух процентов до двадцати, это невероятно!

* * *

** Такое и лейтенанту

* * *

* * *

не по плечу, — с ноткой самодовольства добавил он. — А уж тем более ефрейтору.

— Но все же? — попробовал настоять я. — Вы обещаете вспомнить мои слова, если увидите, что влияние национал-социалистов распространилось на четверть Рейхстага?

— Но-но, — вмешался Курт. — Ты-то что имеешь против настоящих борцов за права рабочих?!

И это не прерывая раздачи карт! Теперь понятно, почему в Германии явка граждан на избирательные участки под восемьдесят процентов.

— Честно говоря ничего, — ответил я, чуть подумав. — Как там говорили у нас... где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные. Но больше всего я боюсь тьмы, потому что во тьме все становятся одинаково серыми. Нет-нет, погоди, не обижайся раньше времени, — остановил я вскинувшегося было возмущаться толстяка. — Это не совсем то, что ты думаешь. Наоборот! Я всегда считал, что серое — означает центр, место между черным и белым. Ни плохое, ни хорошее, где-то упрощенное и низменное, а где-то глубокое и возвышенное. Вот к примеру, герр Гитлер. Он добивается популярности любой ценой, и как художник, смешивает краски на кончике кисти, не гнушаясь самыми грязными. Но ведь так он сотворит чудовищное бурое полотно! Хотя он не одинок, совсем недавно, в российской гражданской, коммунисты залили все вокруг кровью людей. И ведь знали, убийцы, какой получат цвет — красный! Случайность или дьявольское искушение? Знаю одно. Когда все становится одинаково бурым или красным — значит тьма уже пришла. Одна мечта, одна цель, именно это и есть тьма! Беспросветная! И в этой тьме творятся немыслимые злодеяния. Можно строить фабрики по уничтожению цыган или евреев. Загонять богатых и умных в лагеря смерти за полярный круг. Все равно в темноте никто не увидит! Ни свои, ни чужие. Значит смешивать краски в политике — верный путь во тьму! Должна, обязательно должна быть вся гамма. Черные, белые, серые, голубые, зеленые, розовые в горошек! Только так не будет тьмы...

Тут подогретая качественным немецким алкоголем мысль ушла, и я потянулся за кружкой-добавкой. Только после третьего глотка удивился тишине.

Куртом и Михаэль смотрели на меня как на сумасшедшего... или политика, что, впрочем, тут почти одно и тоже.

— Гхм! — попробовал провернуть фарш назад герр Брюнинг. — Знаете ли, в разноцветье есть свои проблемы. Уж очень сложно договориться до чего-либо стоящего. Людям нашей страны сейчас жить надо, а не слушать сладкие обещания с партийных дебатов в Рейхстаге.

— А кому сейчас легко, — охотно согласился я. — Многим хочется наплевать на глупую конституцию, и разрешить все просто и без затей, чрезвычайным декретом: повелеваю, чтоб завтра счастья всем и даром. Благие намерения... Вон, Советы — пробуют пачкой указов и револьвером загнать пролетариат и крестьян в рай. А что выходит? Ни минуты не сомневаюсь, там начнут отбирать землю у всех крестьян подряд уже в следующем году, назовут это ммм... коллективизацией. Красиво! Перспективно! Да только опять миллионы людей погибнут без всякого смысла!

Тут, на самом интересном месте, в разговор с тупейшим вопросом насчет помощи Ватикана в снижении репарационных платежей встрял блондин. И беседа, перемежаясь проклятиями на головы французов и англичан, покатилась в малоинтересную для меня сторону. Да так лихо и заковыристо, что я тривиально не успевал понимать всех тонкостей "кто, кого, за что и в какой позе". А посему — скоро задремал под гул голосов, сыпавших фамилиями, названиями партий и аргументами платформ. Черт с ними, вчерашними студентами и депутатишкой от проваливающейся небытие религиозной партии. Пусть дружно катят свою любимую Германию в кошмар моего прошлого и своего будущего — под березовым крестом на восточном фронте!

С утра толстяк Курт проявил заботу обо мне, как о больном. Перво-наперво подсунул тарелку, полную забавных рулетиков из маринованной селедки, с перышками свежего зеленого лука внутри. Ни отказа, ни денег не принял, накормил чуть ли не насильно. И ведь помогло не хуже капустного рассола. Еще и с правильным меню завтрака помог. Хороший попался попутчик, жаль, что нацист.

Так что до банка я добрался хоть и помятым, но более-менее дееспособным. На мучительно скучной и неторопливой процедуре оплаты и повторной авторизации героически сумел подавить четыре зевка из семи. Дальше дело пошло веселее: меня повели в святая святых — подвал. Пять человек — два хранителя амбарных книг, два мускулистых спецконвоира, к ним начальник, солидный господин, как бы не сам фон Мецлер. Цилиндрическую заглушку здоровенной металлической двери в хранилище отпирали персонально для меня, минут десять охранники по очереди крутили массивный штурвал привода ригелей. Впечатляющее объяснение зверского прайса на услуги.

Ячейку, узкую дверку в целой стене подобных, хранители открыли с молчаливым артистизмом. Подошли, синхронно вставили в два ключа, повернули, распахнули. И дружно посторонились — открывая доступ к содержимому... я напрасно сделал шаг вперед! Один из охранников с вежливой ловкостью отстранил меня в сторону, затем аккуратно вытянул из стены плоскую металлическую коробку полуметровой длины. Но мне не отдал, наоборот, потопал к выходу, неся сокровище на демонстративно вытянутых вперед руках. Пришлось двигаться следом.

Как оказалось — рядом имелась особая приватная комнатка. Старинное кресло, грубый стол, на нем стопочка листиков бумаги, прикрытая тяжелой оловянной крышкой чернильница, простое стальное перо времен Фридриха Великого. И, конечно, все еще закрытый ящик.

Я положил на него руки, погладил...

— Моя пр-р-релесть!

И решительно сорвал прочь легко поддавшуюся крышку.

Плотные пачки баксов, которые я так долго мечтал увидеть? Британские паунды? Марки? Ничего подобного! Дно коробки покрывали кольца, перстни, серьги, цепочки и ожерелья, женские, мужские, всех видов и размеров. Да это настоящий пиратский сундук, таким его рисуют в детских мультиках! Fifteen men on the dead man's chest!!!

Забыв про все на свете, я нагреб полные горсти богатства, медленно разжимая пальцы выпустил тяжелый металл и опять набрал, и еще, еще раз, наслаждаясь тихим звоном сталкивающихся граней и камней.

— Так вот ты какое, золото партии!

Звук собственного голоса вернул способность мыслить. Я прикинул вес, и.. расстроился. Использование в быту монет из драгметаллов не делает жизнь проще. Наоборот, золото тут неимоверно дешевое, если сравнивать с 21-м веком. Двадцатибаксовая купюра меняется на тройскую унцию, или тридцать с небольшим хвостиком граммов. Иначе говоря, полтора грамма в долларе. А значит все мое приобретение, — я еще раз приподнял коробку как гантель, — килограммов семь-восемь. Около пяти килобаксов!

Неплохой куш, хватит купить молочную ферму и полсотни акров земли в глуши Висконсина... Или побороться за оставленный в Ленинграде смартфон. Увы, на новую мировую революцию ничего не остается.

"Ох, не зря банкир в прошлый раз предлагали услуги специалиста-ювелира", — мелькнула удивительно здравая мысль.

Работа герра Гольдберга заняла почти неделю — сгоряча я не учел "камешки", требующие к себе вдумчивого подхода. За это время мне удалось отоспаться в близлежащем отеле, до неприличия отъесться в ресторанчике, даже закрутить коротенький роман с очаровательной продавщицей из молочной лавки. Увы, дело не пошло дальше посещения кинематографа и поцелуев при Луне. Не помогли сережки с красненьким камешками, девушке настоятельно требовалось колечко... увы, спокойная семейная жизнь покуда меня не прельщает. Зато получилось досконально изучить страшный рояль-комбайн местного тапера, при помощи которого он не только наигрывал подходящий сюжету мотивчик, но и умудрялся воспроизводить звуки ударов, шагов, дождя, ветра, грохот выстрелов и прочие полезные штуки.

Кроме того, на дне сейфовой коробки обнаружился пяток замусоленных бумажек с датами из начала 20-х годов; по всей видимости — расписок в получении денег. Наверно, они что-то значили для чекистов, но меня суммы не впечатлили, жалкие десятки, максимум первые сотни долларов или фунтов. Фамилии ничего не говорили, и я решил избавиться от дешевого компромата самым примитивным образом. Сложил в конверт, надписал — депутату Рейхстага герру Брюнингу. Внутрь добавил краткую записку — "благодарю за науку игры в Скат! Умоляю вас, берегитесь герра Гитлера, это не человек, а настоящее чудовище". Запечатал и кинул в ближайший почтовый ящик.