История. Продолжение

— Что и кому говорит Пёстрый Полоз мне, собственно, чихать. Я Большой шаман Горький Камень и делаю то, что считаю нужным. Ясно?

Брат с сестрой быстро закивали головами. Ещё бы, спорить с таким грозным дядей....

— Но сначала я вам покажу один тайный шаманский обряд. — Заговорщицким шепотом сообщил я им новость.

— Какой? — чуть ли не хором вырвалось у них.

— О-о, этот обряд называется 'Умывание перед едой'. Это очень важный и нужный обряд. Вот сегодня у меня есть еда, а значит, у меня была удачная охота, и когда я мою руки перед едой, я делюсь частичкой своей удачи с водой. И вода, когда-нибудь, обязательно меня отблагодарит.

— А что надо делать? — ребяткам нетерпелось приобщится к такому полезному ритуалу.

— Ну, тут всё просто. Повторяйте за мной. Руки в воде трём вот так, так, а теперь лицо. Вот, вот, хорошо. Так, пожалуй, достаточно.

Да-а уж, чувствуется сия процедура у детишек не часто практикуется. От грязи, конечно, совсем не отмылись, но хотя бы размазали равномерно.

— За мной, мои юные друзья. — Скомандовал я и двинулся в сторону шалаша.

— Скажи, Большой шама...

— Стоп. — Остановил я начавшего говорить Белку — Давайте договоримся, что когда мы одни, называйте меня просто — дядя Пётр, а на людях Горький Камень. Ясно? — Кивают головой. — Ну тогда спрашивай.

— Скажи... дядя Пётр, а что надо говорить, когда делаешь 'умывание перед едой'?

Вот чёрт — прокол! Это же шаманский ритуал, тут обязательно бубнить что-то нужно.

— Это не так важно. — С уверенным видом начал выкручиваться я — Тут главное, делать всё как можно чаще. Я вот, например, говорю 'Вода, вода возьми моей удачи, поделись со мной твоей силой'

'Во я гоню... совсем ни какой совести, а впрочем хуже не будет'. Видно было, как дети активно шевелят губами, запоминая сокровенные слова. Тут мы и до лагеря пришли.

— Так, садитесь сюда. Супчик у нас готов, сейчас ещё мяско подогреем. — Засуетился я.

Брат с сестрой как сели, так и прикипели взглядом к котелку весящему над углями. Ждали они чудес в жилище шамана и вот оно... чудо! Я же, быстро начикал ножом прутиков, порезал мясо, нанизал и пристроил над углями. Видно, с каким восторгом смотрел Белка на мой нож. Его так и подмывало задать кучу вопросов. Впрочем, как и его сестру.

— Давайте-ка, ребятки, сначала поедим, а потом будем разговоры разговаривать.

Что сказать, столько они не ели, наверное, со смерти матери. А уж так и вовсе никогда. Одна ложка чего стоит, с которой, впрочем, они быстро освоились. А супец со специями, а подсоленное мясо? Я боялся что, незнакомая пища может им прийтись не по вкусу... ага, улетела в молодые желудки со свистом. Ребятки совсем расслабились, заулыбались. Ну, сейчас они мне подсыпят вопросов — чего, да почему?

— Дядя Пётр, можно тебя спросить? — Это Белка, наконец, насмелился. Я внутренне усмехнулся.

— Конечно, ведь я же обещал.

— А, правда, ты отрубил голову гиене одним ударом?

— Правда.

— А... можно посмотреть твоё большое копьё? — выпалил пацан и даже рот закрыл ладонями от собственной дерзости. Сестра бросила испуганный взгляд на брата, а потом на меня.

— Почему нет? — Развеял я их страхи — Отчего бы достойному юноше не подержать достойное оружие. Я достал Прелесть из шалаша и вручил ее, не верящему такому счастью малому. Он принял дрожащими ручками мою Прелесть и выпал из реальности.

— Ну, Лисёнок, а ты что хочешь посмотреть? — Подмигнув ей, спросил я. Мол давай, сегодня лавка чудес открыта.

— Дядя Пётр, что у тебя вот тут? — Она коснулась мочки уха.

'Ха, ну кто бы сомневался. Эх, женщины, что в веке двадцать первом, что в каменном веке, а суть ваша неизменна. И это правильно! И пусть так будет во веки вечные! Аминь'!

— Это называется — серьга. — Я употребил русское слово потому, что аналога в местном языке не существовало.

— Серьга. — Прилежно повторила девочка. — А для чего?

— Для красоты. — Ещё одно русское слово.

— А что такое 'для красоты'?

— Для красоты, это значит — что бы было красиво. Вот когда по небу плывут большие облака — красиво. Когда утром встаёт солнце — красиво. Ты видела, как цветут цветы? Это и есть — красиво! В мире много красоты, но люди, иногда, стараются сделать его ещё красивее. Вот моя серьга — красиво! Или вот, твои глаза — очень красиво!

Лисёнок аж вся запунцовела!

— Нет, — замотала она головой — неправда. Все девочки говорят что, у меня плохие глаза, зеленые — как лягушка!

— Это они от зависти! Уж поверь мне, Большому шаману, что когда ты вырастешь, из-за твоих глаз многие и многие храбрые охотники потеряют покой и сон. Они будут приносить тебе много вкусного мяса и одевать тебя в теплые меха.

— А серьга? У меня будет серьга?

— Конечно, обязательно будет.

Мечтательная улыбка бродила на губах девочки. 'Ах, как хорошо будет, когда нибудь, как хорошо. Не может же такой могучий шаман так ошибаться. Нет, никак не может'!

— А скажи мне Лисёнок, где вы с братом спите? — Хлоп! И воздушные замки развеял суровый ветер. Взгляд сразу потух, плечики ссутулились. Опустив голову она, чуть слышно, пробормотала.

— Мы спим возле костра.

— Возле какого?

Неопределённое пожатие плечиками.

— А едите что?

Глова ещё ниже, и даже брат вышел из созерцательного состояния и с беспокойством стал прислушиваться к разговору.

— Нам дают. И ещё мы сами что-то находим.

В общем дальше состоялся весьма тяжелый разговор. В процессе его, вдруг, неожиданно для самого себя я сказал.

— Так ребятки, ну-ка идите, поспите у меня в шалаше. Мне нужно кое о чем подумать.

Не слушая вялых возражений, я содрал с них жалкие обноски и засунул обоих в спальник. Уж теперь проверим утверждения производителей о том, что внутренняя поверхность спальника — натуральный шёлк! А на нем, как известно, вошки да блошки чувствуют себя отвратительно, а грязь, если что, мы всегда отстираем.

Немного повозившись, дети быстро уснули. Ещё бы, сытно, тепло, безопасно. Столько новых эмоций и впечатлений, предохранительная система моментально отключила сознание от реальности. Меня же одолевали невесёлые думки.

Ах, господин Экзюпери! Величайший мудрец, единственная фраза коего будет повесомей многих философских трактатов. Увы, безжалостный молох войны пожрал тебя, как и миллионы других, обычных, талантливых, гениальных. Но всё-же ты успел сказать своё бессмертное — 'Мы в ответе за тех, кого приручили'! И ни прибавить, ни убавить.

Я всегда чувствовал, что хотел больше одного ребёнка. И чем старше я становился, тем отчётливее это понимал. Сам не сподобился. Очень надеялся на сына. Вот бы наделал он мне внуков да внучек... а оно вон как вышло. И вот теперь эти дети. Рассудок говорит: ты старый дурень, одно дело подохнуть самому, и совсем другое — утянуть в могилу детей доверившихся тебе. Любая твоя оплошность, любой несчастный случай, и всё.... Выживать в каменном веке одному, это в принципе авантюра, а с детьми, авантюра в тройне. Много ещё чего говорит рассудок, умного и правильного. Сердце только одно — не бросай, и у тебя всё получится!

Порассказали они мне тут о своём житье-бытье. Дети и при матери, кроме неё конечно, никому не были нужны, а после того как она умерла, просто чудом пережили зиму. Как только потеплело, охотник, у которого они жили с матерью, вышвырнул их на улицу. Дать бы за такое ему по голове, да боюсь, не поймёт за что. У нас и в двадцать первом веке детей на улицу выкидывают, а тут.... Вот и побираются они, от одного костра к другому. Одинокие, никому не нужные, чужие.

Я когда их раздел... мать моя, кожа да кости. Все признаки истощения. Им расти нужно, каллории нужны. Ещё чуть-чуть и предел прочности организма будет преодолён, начнутся болезни, которые ещё сильней ослабят их и всё... Смогут ли они пережить следующую зиму, если не случится чудо? На чудо они, кстати, надеются. Мечтают, что на Большой Осенней Охоте повстречают людей своего племени, и они, высокие и рыжие, такие сильные и добрые, возьмут их к себе. Увы, доброта и щедрость, скорее всего, присутствовала лишь в рассказах матери. Именно поэтому так велико было разочарование Лисёнка, когда я сказал, что не из её племени. Чуда не случилось.... Или случилось? Может быть, я и есть это чудо?

Лисёнок и Белка — два стойких оловянных солдатика, упрямо встречающие невзгоды жизни грудью. Лисёнок вместе с другими девочками ходит собирать то, что даёт природа, грибы, ягоды, орехи, ловят ящериц и собирают яйца. Выкапывают из земли различные корешки. Весна совсем плохая пора, старого осталось совсем мало, новое ещё не выросло. Лисёнок копает землю плохеньким сучком, говорит, что лучше копать ракушкой, но они хрупкие, часто ломаются и режут ей руки. Иногда, если попадается что-нибудь приличное, старшие девочки вполне могут это отнять. Лисёнок никогда не кричит и не плачет и всегда сопротивляется до конца. Брат тоже занимается собирательством, а ещё он собирает и приносит хворост к кострам, за это ему дают немного еды и пускают с сестрой переночевать возле огня. И однажды, вполне, может наскочить на рысь или росомаху, потому что топливо вокруг стойбища быстро кончается и нужно уходить за ним всё дальше и дальше, а в ватагу его частенько не берут, и он, на свой страх и риск идёт один. Ещё Белка иногда подворовывает еду, чего очень стыдится. Тумаков и шишек он огребает вдвойне, так как не только постоянно отбивается от мальчишек сам, но и пытается защищать сестру. Он боец, но откуда взять силы, если ты ешь мало и нечасто.

Так что же их ждёт? Ужели счастье впереди?! Может стоит рискнуть, нам, троим чужакам, наперекор всему миру?!

Я всегда восхищался фразой мудрых латинян — 'Делай что должно — случится чему суждено'!

Не часто в моей, можно уже сказать, другой жизни, я в состоянии был следовать этому принципу. Иногда из страха, иногда из корысти, иногда из лени. Может быть, пришло время отбросить сомненья и следовать зову сердца? Сделать что должно, чтобы случилось чему суждено!

За размышлениями не заметил, как подошел Хатак. Вот его не было, и вот он уже под носом сидит. Не хорошо так сосредотачиваться, за потерю бдительности тут и сожрать могут.

— Хатак, мне нужны шкуры. — Ошарашил я его с ходу. — Если я дам тебе маленькое копьё, то на что я могу рассчитывать?

— Зачем тебе шкуры? — удивился охотник — У тебя хорошая одежда, а до зимы ещё далеко.

— Это я не для себя.

— А для кого?

Я кивнул на шалаш. Хатак поднялся, заглянул, потом снова сел, долго и задумчиво посмотрел на меня.

— Эти дети, Пётр, в своей недолгой жизни не видели ничего хорошего. Они словно колючка, прицепятся к первому, кто погладит их по голове. Именно поэтому этих детей никто старается не привечать. Думаешь, тут их ни кому не жалко? Думаешь, мне их не жалко? Но два лишних рта, Пётр! Бывали зимы, когда совсем ослабшие старики брали на руки самых маленьких детей и уходили в степь. Что бы остальные выжили! Я это видел, Пётр! Сейчас ты их накормил, пригрел, хочешь дать новую одежду, а потом ты уйдёшь.... Что будет с ними, Пётр?

— Они просто уйдут со мной, Хатак.

— Пф-ф. — Фыркнул Хатак — Ты, конечно, могучий шаман Горький Камень, но я наблюдал за тобой, охотник из тебя, э-э... — он слегка замялся.

— Не стесняйся Хатак. Охотник из меня плохой? Очень плохой? Или скажем как есть — дерьмовый!

Дед слегка стушевался от таких слов, чтоб кто-то сам себя не побоялся признать 'дерьмовым охотником' он за всю свою долгую жизнь не видывал.

— Всё правильно, всё так и есть, — продолжил я — но скажи мне, старый и опытный охотник, как при таком изобилии живности, вы умудряетесь голодать? Небо темнеет от птицы, в реке рыбы столько, что можно по спинам ходить, по степи бескрайние стада бродят, а вы с голоду дохните! Это не в упрёк вам, Хатак. Просто вы не знаете, как можно жить по-другому. А я знаю. И если нам, с ребятами, будет немного удачи, поверь Хатак, всё у нас будет хорошо!

После столь эмоциональных высказываний, повисла молчаливая пауза. Мы сидели и наблюдали, как на углях пляшут маленькие язычки пламени. Наконец Хатак заговорил.

— Не так давно, мне казалось, что за свою долгую жизнь я видел так много, что, наверное, видел всё. А потом я встретил тебя... и понял что, я не видел очень многого. Чудесное оружие, чудесная одежда, вещи, странные и не понятные, новые слова, которые ты иногда произносишь. Ты не боишься жить один и даже собираешься прокормиться сам и прокормить двоих детей, хотя признаёшься что совсем плохой охотник. Ты говоришь, что можешь делать разные вещи, которых никто не может делать....

— И тут — он положил руку себе на грудь — где, казалось, остались лишь угли от того жара, что гнал меня всю жизнь, всё вперёд и вперёд, снова горит огонь....

— Так в чём же дело, Хатак, пойдём со мной? И многое, о чём я тебе рассказывал, ты увидишь собственными глазами.

Он долго и пристально смотрел на меня, а потом поднялся и ушел... так и не проронив ни одного слова.

Когда дети проснулись, до вечера оставалась ещё куча времени, и поэтому я решил, что неплохо бы наловить рыбки на ужин. Быстро собравшись, мы отправились к реке. Есть тут одно местечко, очень перспективное, недалеко от моего лагеря. Обрывистый берег, стремнина уходит в сторону, огромное пятно медленно вращающейся воды — все признаки глубокой ямы.

Найдя удобный спуск к воде, я настроил свою закидушку.

— Дядя Пётр, а что это такое? — Тут же влез любопытный Белка.

— Это, Белка, правильная снасть. Запомни, боец — чем лучше и правильней снасть, тем больше твоя охотничья удача.

— А что такое — боец?

— Не что, а кто! Боец — это тот, кто слушает умного дядю и делает то, что он говорит. Он многое умеет и потому много работает. От этого у него здоровый сон, отличный аппетит и бывает ему счастье. Хочешь быть бойцом?

Ну, ещё бы Белке не хотелось. Правда на сон и особенно аппетит он и так не жаловался, а вот счастье ему бы не помешало.

— Ну что, боец, готов пожертвовать ценные ракушки на общее дело?

— Ага — пацан без сожаления достал из-за пазухи две ракушки.

— Тэ-экс, теперь смотрим и запоминаем. Берём ракушку, разбиваем, и нанизываем на крючок. Крючок — это вот такая, очень ценная штука, с ним нужно быть очень осторожным, он очень острый. Теперь размахиваемся и... эх, закидываем. Закрываем на катушке дужку. И ждём.

— Сейчас и проверим, как нас отблагодарит вода, чем с нами поделится?

— Дядя, Пётр, а можно я тоже буду боец? — это Лисёнок.

— Ну-у не-ет, бойцом у нас будут только мужчины, а ты, будешь кудесница!

— А кто такая — кудесница?

— Это та, кто делает разные, красивые и удивительные вещи.

— Как серьга?

— Вроде того.

— А... я ничего не умею — расстроено заявила девочка.

— А я тебя научу — я ей весело подмигнул.

И тут, леска медленно, но уверенно начала натягиваться. Я до сих пор всё не привыкну, как шустро здесь клюёт рыба. Казалось, и пары минут не прошло.

После резкой подсечки, я понял, что попалось нечто весьма увесистое. Ну, дык, ракушка для сома самое оно! Каково же было моё удивление, когда после существенных усилий я выволок на берег рыбу килограмма на четыре, явно имеющую отношение к осетровым. То ли такая крупная стерлядка, толи мелкий осётрик. Ай, спасибо, речка! Ай, уважила! Так и самому недолго поверить в то, что я тут детишкам плету.