Город духов

Но многим здесь нравилось.

Сначала я не понимал Али. Но по мере того, как мне поступали заказы, я постепенно знакомился с оборотной стороной мира, в котором жил. Меня стали узнавать в барах. Появились свои осведомители. Однажды я поймал себя на мысли, что и мне начинало нравиться находиться там, растворяясь в толпе. Нижний город, не смотря на свой дым и чад, на карманников, бандитов и продажных женщин, оказался привлекательнее чистого респектабельного верхнего. Он был живее этой полусонной пародии на жизнь, которую не терпели собственные обитатели. Кстати, большая часть из них пропадала именно здесь. И в задымленном баре была такая же вероятность встретиться с каким-нибудь шахом, министром, графом или кем-то там еще из высшей элиты, что и шулера или воришку. Титулы здесь вообще не имели значения. Только деньги и кулаки.

С тех пор я несколько раз забегал во дворец по делам, но его светлость не видел. В общем, жизнь становилась размеренной и привычной. Как долгий, никогда не надоедающий сон.

Пробуждение от этого сна было резким и неприятным.

Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я оказался здесь. В этом городе не бывает времен года. Наверное, много. Я как раз пришел на встречу с осведомителем в бар "Черная луна", и тот, как назло, опаздывал. Я уже начал беспокоиться придет ли он вообще. Немного опаздывал по срокам расследования, да и дело мне не нравилось. Я бы не взялся за него, если бы не личная просьба одного знакомого. Так сказать, ответная услуга. В общем, пришлось заняться не слишком чистой работой.

Не дождавшись, я вышел на улицу и собрался отправиться домой, когда вдруг увидел человека, которого ждал. Он крался по улице, стараясь держаться в тени. Но ему не слишком удавалось. Он приволакивал ногу и тяжело опирался на стену. Я шагнул навстречу к нему, а ко мне шагнул кто-то другой. Высоченный тип перегородил мне дорогу и прошептал:

— Не вмешивайся.

У меня засосало под ложечкой. Совсем как тогда, когда Ленивый Джек приставил пистолет к моему виску. Это было еще в той, прошлой жизни. Но воспоминания остались очень яркие. В то время как я замер, не смея сделать шаг, к моему осведомителю подскочили двое. Один пнул его ногой и заставил упасть, а второй всадил нож в его горло. А я тупо смотрел на все это. Откуда-то всплыла мысль о том, что свидетели долго не живут, и я даже зажмурился, ожидая выстрела, который станет смертельным. Даже не вспомнил о том, что у меня сильный удар и неплохая реакция. Стоял, как примороженный. Но удара не последовало. Тот, который угрожал мне, как-то буднично посмотрел на труп, словно произошедшее для него ничего не означало, а потом сказал:

— Передай своему дружку, что если он еще сунется к нам, то в следующий раз будет отращивать себе голову.

А потом они ушли. Я смотрел на труп у своих ног и думал о словах, которые произнес верзила. Как теперь можно что-то передать этому мертвецу, разве что на том свете. А туда я пока не собирался. Шатающейся походкой я направился к бару, из которого только что вышел и едва не натолкнулся на танцовщицу.

— Поосторожнее, мистер Кронг,— промурлыкала она. Сфокусировав взгляд, мне удалось узнать ее. И я произнес:

— Лола, там только что убили Загра.

— Того коротышку, который постоянно сует свой нос в чужие дела? Не обращайте внимания, он уже получал, наверное, раз десять, и ничего. Все никак не научится, не лезть, куда не следует. Угостили бы лучше даму бокалом шампанского.

Сказать, что я удивился, означает, ничего не сказать. Я был в ступоре. Что значит — умирал десять раз. Она смеется надо мной? Но Лола не смеялась. Она просто не предполагала, что такой завсегдатай нижнего города, как я, излазавший здесь большую половину закоулков, не знает такой простой вещи.

В этом городе нельзя умереть!

Окончательно меня добило зашевелившееся тело Загра.

Это была даже не паника, а какой-то животный ужас. С меня словно сняли черную повязку. И я метался, как загнанный зверь. Где я оказался? Что могло произойти? Что это за проклятое Богом место? Кто эти люди, окружающие меня? Иногда ко мне приходили "друзья". И я смотрел на них своим вновь открывшимся зрением. Что же я видел? Забравшийся в свой защитный кокон и отгородившийся от всего мира писака с давно известными шуточками и бессмысленным взглядом, скучающая до тошноты стервозная бабенка в безвкусных платьях прошлого тысячелетия, разочаровавшийся в жизни старик, заливающий свой разум вином, чтобы тот не дай Бог не проснулся... И так все и вся. Мне хотелось кричать и биться головой о стены, хотелось крушить все вокруг. Почему я здесь? Кто посмел это сделать со мной? Как вырваться отсюда?

Я поклялся себе, что больше не поддамся влиянию этого засасывающего омута. Что меня больше не заставят забыть, кто я есть.

Я решил бежать.

Где-то в самом уголке моего сознания билась настойчивая мысль, что все бесполезно, но я гнал ее прочь. Нужно было что-то делать. Мой побег не был ни продуманным, ни организованным. Я просто собрал необходимые для похода вещи и двинулся к окраинам. Я шел сутки напролет, избегая прохожих. Иногда пользовался транспортом, а конца городу все не было видно. Улицы казались бесконечными. Я шел, пока не выбился из сил. А потом заснул на одной из скамеек.

Утром я проснулся в своей квартире.

Город словно издевался надо мной.

Тогда я просто вышел из своего дома в том, чем был и бросился бежать, не разбирая дороги. Мне было все равно куда, лишь бы подальше. Я бежал, потом шел, потом снова бежал. Не помню, сколько это длилось. Я старался не останавливаться, молясь только об одном — чтобы не заснуть. Но человеческие силы ограниченны. В бессилии я упал на землю и провалился в глубокий сон.

И снова проснулся в своей квартире.

Я пытался еще не меньше десяти раз. Выбирая разные направления, используя различный транспорт или без него. Но все заканчивалось одинаково. За это время я успел возненавидеть свой дом. От одного взгляда на эти привычные стены становилось тошно. Я разбил и разломал в нем все, что только смог. Только это все равно ничего не меняло.

Город не выпускал меня, заявляя права на свою собственность. И я ненавидел его за это.

После десятой неудачи я сдался.

Тогда я начал пить. Дни превратились в один бесконечный кошмар, в котором одна бутылка сменялась другой, а собеседники казались похожими, как близнецы. Или это был один и тот же человек? Не важно. Я не вылезал из нижнего города, меняя один бар за баром. Рядом все время вертелись какие-то новые знакомые и женщины, которых я даже не запоминал в лицо. Когда меня вышвыривали из одного места, я шел в другое. Если конечно мог дойти.

Не знаю, сколько это продолжалось. Но после очередной бутылки какого-то дешевого пойла меня осенило. А зачем я вообще живу? Оказалось незачем.

Тогда я решил покончить с собой. Оптимист. Можно сказать, мечтатель. Стоило вспомнить историю с Загром. Но я тогда уже не соображал. И на что я надеялся?

Оружие мне показалось не достаточно надежным. Наверное, какие-то воспоминания от встречи с осведомителем остались. Возможно, смерть здесь должна быть более "естественной". Что я имел в виду под этим понятием — сам не знаю. Я был так пьян, что даже не осознавал, что делаю. Повешение мне тоже почему-то не понравилось. И я решил броситься кому-нибудь под колеса. Вспомнить о том, что в городе нет автомобилей и тем более поездов, а только конный транспорт, удалось не сразу. И тогда мой выбор пал на бесконечное падение в бездну. То есть прыжок с самого высокого в городе здания. Но в центральную башню меня не пустили. Конечно, после того, как я заявил, зачем явился. Пришлось довольствоваться крепостной стеной одного из замков, благо, та была высотой не меньше двадцати метров. Зачем им такие в городе?

В общем, на стену я залез, потом посмотрел вниз и... протрезвел. Вспомнил, что высоты я с детства боюсь, и живу всегда не выше второго. А тут такое! Мысли о самоубийстве как не бывало. Но... Если честно, я до сих пор уверен, что это кто-то подстроил. У меня из-под ноги выскальзывает камень, и я лечу вниз. Кажется, я еще успел закричать. Потом была тьма.

Первым пришла мысль о глупости произошедшего. Взобраться на стену, чтобы прыгнуть вниз, а потом нечаянно упасть оттуда. Потом пришла боль. Врагу не пожелаю испытать этого. Болело все: с головы до ног. Я ощущал каждый мускул, каждую косточку так остро, что хотелось только одного — вернуться назад в беспамятство. Город наказывал провинившегося.

А потом чья-то прохладная ладонь опустилась на мой лоб. Я в жизни не испытывал ничего приятнее. Прохлада приносила некоторое облегчение. Потом вернулись зрение и слух.

Я лежал на спине с раскинутыми в стороны руками возле той самой злополучной стены. И она нависала надо мной, насмешливо ощерившись зубцами. Так мне тогда показалось. Вокруг было тихо. Этот район оказался не слишком многолюдным. Потом картину стены заслонила чья-то фигура.

— Как вы себя чувствуете?— спросил женский голос, и я удивился тому, сколько участия было в нем. Раньше казалось, что местные жители просто не способны на милосердие. Они могли любить, ненавидеть, дружить, завидовать, но сочувствие не испытывали никогда.

Наконец, мне удалось рассмотреть ее: невысокая, худенькая девушка лет семнадцати-восемнадцати, в простеньком сером платье. Она была бы какой-то незаметной, если бы не огромные глаза цвета ясного неба. Она смотрела на меня с грустью и пониманием.

Ее звали Флориана, и жила она на улице Желтого Дождя верхнего города. Это был один из самых отдаленных, а потому, самых тихих районов. Она редко покидала его. Редко знакомилась с людьми. Не потому, что не хотела. Просто, люди избегали ее. К ней никогда не приходили гости, никто не приглашал ее к себе. И она привыкла к своему одиночеству. Оно стало составляющей ее сущности. Я понял это, едва переступив порог ее жилища. Наверное, я был первым, кого она пригласила за долгое время.

У нее был милый уютный дом. Всюду висели картины, и я сразу заметил кисти и краски на специальном столике в углу. Она замечательно рисовала. Конечно, я не ценитель и плохо разбираюсь в живописи, но ее талант не нуждался в искусствоведах.

Она заваривала прекрасный чай и умела слушать. Кажется, я признался тогда ей во всем. Рассказал обо всей своей жизни. Она не перебивала, давая мне возможность выговориться. Иногда рассказывала сама. В ее жизни не было тайн, которые нужно скрывать, и я ни на секунду не усомнился в ее искренности.

Наверное, тогда мы узнали друг о друге даже больше, чем смогли рассказать. Я смотрел на нее, и боль медленно отступала. Я знал, что та не исчезнет совсем, а только затаиться где-то глубоко внутри. Но так было легче, так можно было жить.

Потом потянулись обычные дни. У меня опять было много работы, но она больше не привлекала, не захватывала. Я старался поменьше посещать нижний город. Не мог смотреть в глаза этим людям. Не мог видеть их тоску. Я часто приходил Флор, и она всегда принимала меня. Даже начала рисовать мой портрет. Обещала показать, когда закончит. Эти визиты немного скрашивали однообразные будни. Однажды я спросил, почему люди сторонятся ее.

— Я вижу то, на что они не хотят смотреть. Поэтому они не любят мои картины. А я не могу смотреть на них и не видеть.

— А как же я?

— Ты другой. Я не знаю, как это объяснить. Ты тоже видишь, только еще не понимаешь этого. Пока не понимаешь...

Наверное, я уже начинал понимать то, что она пыталась мне сказать. Этот город особым образом влиял на своих обитателей, делая их слепыми к происходящему. Каждый день был похож на предыдущий, как две капли воды. И они были обречены на этот вечно повторяющийся кошмар. Это был их ад. Это был мой ад. Правда, не знаю, могут ли в аду быть ангелы, и почему Флор тоже оказалась здесь.

Мой портрет был уже окончен и теперь висел у меня в гостиной. Я был на нем задумчивым и серьезным. Рядом висел небольшой автопортрет Флор, который я выпросил у нее в подарок. Вообще, моя квартира сильно изменилась после того, как художница как-то зашла ко мне в гости. Я попросил ее переделать все по своему вкусу, надеясь, что так буду чаще видеть ее. И она взялась за дело с неожиданной энергией. Но результат превзошел мои ожидания. Мне теперь нравился мой дом. Эти стены уже мало напоминали о жизни, оставшейся далеко в прошлом, и о неудачах, случившихся совсем недавно. Здесь было уютно, и все говорило о ней.

Я понимал, что отношения с девушкой давно переступили границу дружбы, но никак не решался сделать окончательный шаг. Она все понимала и ждала. Во всяком случае, я надеялся на это. Иногда я сам не понимаю себя. Почему я медлю? Чего боюсь?

Отказа? Нет. Тогда почему? Потому, что я ничего не мог предложить ей взамен? Или потому, что чего-то не понимал в ней самой?

Приглашение пришло неожиданно. Можно сказать, свалилось, как снег на голову. И от него никак нельзя было отвертеться. Его светлость не терпел отказов. Я, наверное, уже триста лет не посещал дворец, и был бы счастлив, не видеть его еще столько же. Не знаю почему, но там мне нравилось теперь еще меньше, чем в нижнем городе. Все было каким-то непонятным, чужим. Я даже не мог подобрать другого слова.

Флор тоже пригласили. Конечно же, мы решили идти вместе.

Князь объявил карнавал по поводу своего юбилея. Правда, сколько ему исполнилось так и не удалось узнать. Весь город гудел, как растревоженный улей. Как же, такое событие и за столько времени. Оживились обитатели верхнего города, немного пришли в себя жители нижнего. Все разговаривали только об этом. Заказывали карнавальные костюмы. Хотя, по мне, приди они в своих обычных нарядах, мешанина получится еще та. Но традиция есть традиция. Тем более, если приглашает сам князь. А пригласил он, наверное, половину города, если не больше. Как он только собирался разместить их всех.

Нашими нарядами занималась Флор. Любое дело лучше доверять профессионалам. Справилась она великолепно. Я с удовольствием рассматривал себя в зеркале. Старинный камзол, ботфорты, шляпа — все самое настоящее. Я сам казался себе выходцем той эпохи. В довершение всего необходимо было надеть черную бархатную полумаску, которая немного портила впечатление. Но таковы правила карнавала. Флор же была выше всяких похвал. Теперь никто не посмел бы назвать ее незаметной. Если честно, она сильно изменилась после нашей первой встречи, и я был очень рад этому.

В отличие от меня, ей эта идея с балом явно понравилась. Именно она настояла на том, чтобы мы пошли туда. И я постарался скрыть свое недовольство. Незачем волновать ее. Правда, я нисколько не сомневался в том, что она и так все понимает. У Флор было удивительный дар видеть истину. Ее никогда нельзя было обмануть. А что-то утаить от нее было невероятно трудно. Правда, было еще что-то, о чем она никогда не рассказывала мне. Что-то совершенно иного рода. Наверное, на то были свои причины. Но я собирался как-нибудь расспросить ее об этом. Только не было пока подходящего случая.

Мы пришли, когда дворец уже был полон гостей. Такой пестрой и шумной толпы я еще не видел в своей жизни. Во всех залах играла музыка, всюду сновали пестрые фигуры в масках, вино лилось рекой. Кто-то кого-то узнавал, кто-то только пытался познакомиться. Всюду гремел смех. Я не узнавал город. Такого здесь просто не могло быть. Но все-таки, было.