Все, что у меня есть

— Что там, малыш? — спросил я как можно ласковей.

Он не отвечал, и я, отперев, распахнул дверь. За ней обнаружилось три взъерошенных и замызганных эльфа.

— Господин! — бросился один из них, — ваш супруг велел... — увидев меня, он споткнулся и очень естественно упал на одно колено: — Ваше Высочество.

Остальные два повторили его маневр.

— Свободны, — сказал я и закрыл дверь.

Линтилар стоял, опустив голову, и теребил рукав курточки.

— Почему ты не ешь, — я притянул его к себе за талию и погладил по макушке. — Ты должен меня слушаться, я ведь твой старший муж.

— Прости, Никрам... мне не хочется...

— От тебя скоро только шкурка с косточками останется. Смотри, — я задрал его пижаму и провел пальцем по впалому животику. Животик вздрогнул и втянулся еще больше, а я не удержался, сжал его, ощущая, как податливо мускулы проминаются под моими ладонями. Он был такой мягкий, что мне пришло в голову — таким образом можно будет прощупать самого себя — когда буду в нем. Эта мысль была возбуждающей и какой-то нездоровой; я отдернул руки и неловко обнял его за плечи, и приподнял подбородок, заглядывая в глаза.

— Правда, малыш, нельзя быть таким заморышем... Тебе нужно больше есть, и заниматься спортом... и вообще почаще на воздухе бывать.

Мать! В его глазах снова заблестели слезы. Куда я ткнул теперь?

— Ты же запрещаешь мне выходить из твоих покоев, Никрам.

Мать, мать, мать! Я почувствовал удивительное расположение к своим неведомым заговорщикам. Так, надо собраться с мыслями; мой маленький муж который раз выбивает мне самоконтроль к той самой матери...

— Я считаю, что ты уже достаточно взрослый, Линтилар. Тебе ведь уже 24 исполнилось, так что можешь ходить, куда хочешь, — я снова вспомнил о заговорщиках, — только бери с собой охрану. Я пришлю тебе двух, и можешь распоряжаться ими, когда захочешь.

— Правда? — он робко улыбнулся, — И... и мне можно будет выходить в сад, Никрам?

Я кивнул.

— И в город?

— Да.

— Спасибо! — он порывисто обнял меня, — Это самый лучший подарок...

Он чуть отстранился, нерешительно глядя на меня. Я знал, что он думал сейчас о своем брате. Но он так и не осмелился ни о чем спросить. Я тоже промолчал — мне было пока нечего сказать.

Глава 5. Допрос.

Я вышел в гостиную и, обнаружив там поднос с едой, жадно на нее набросился. С утра не ел! Даже на диван уселся только после того, как сгрыз пол бараньей задницы. Линтилар (какое у него, интересно, короткое имя?) устроился на полу у моих ног. Надо будет пойти допросить его брата, — думал я, уже догрызая ту самую задницу. Пока тот изнурен развлечениями принца — у меня есть шанс узнать правду. Все же я очень слабый маг разума, мне ни за что не справится с благородным в обычном состоянии. Несмотря на то, что мы практически ровесники.

Я поднес кусочек мяса к губам своего мужа. Тот послушно раскрыл ротик, прожевал и проглотил, приложив явное душевное усилие. Я только вздохнул: он был словно живой эльф, старательно пытающийся стать куклой. Но! Метод работал. Я вытер руки и затащил малыша себе на колени. Пусть его брат подождет еще пол часика, надеюсь, не успеет очухаться... Все-таки гнусно — выходит, и мне понадобились пытки, а Никрам оказал, значит, услугу, сделав это за меня... Нет, я просто воспользуюсь сейчас ситуацией, но никогда не опущусь до мерзости и беззакония!

Увлекшись занимательными рассуждениями, я с бездумной скоростью запихал в эльфенка два пирожных подряд, и теперь он сидел с набитым ртом, словно хомяк, и пытался увернуться от третьего. Я фыркнул, утыкаясь ему в ухо:

— Прости малыш, я задумался, — ушко слегка вздрогнуло и я поймал губами его острый кончик, — Вовсе не хотел, чтобы ты лопнул.

Тот только промычал что-то в ответ, а я не смог удержаться от соблазна — все то время, что он прожевывал злосчастные пирожные, и потом аккуратно ел с моей ладони кусочки фруктов — покрывал легкими поцелуями такое забавное ушко. Младший им дергал, будя во мне охотничьи инстинкты, и ежился. Ладно, меня ждут куда менее приятные развлечения. Ссадив милого эльфенка на диван, я отправился в подвал.

Граф пребывал в весьма комфортабельной камере: там была кровать, не лишенная постели, столик с водой и хлебом, и даже стул. А в углу бесстыдно белел туалет с умывальником. Я поморщился, представив, каково это: гадить на виду у стражи. Впрочем, мой родственник вряд ли был способен сейчас на такой подвиг: он лежал, забинтованный, словно мумия. Спит, кажется. Так даже лучше — во сне снимается дополнительный барьер сознания.

Я возложил руки на виски графу и воззвал к силе. Тадам! Ничего не произошло. Не считая того, что подозреваемый проснулся и уставился на меня со страхом и ненавистью. Прямо скоро уже начну привыкать к разнообразию чувств окружающих.

— Не советую сопротивляться, Ларен, — обращение по имени помогает контакту, — я не хочу тебе повредить.

Это я, конечно, в тему выдал, деверь аж закашлялся от такого издевательства. Глаза его заполыхали золотом.

Я снова воззвал к силе и снова крупно обломился. И тогда на меня нахлынул страх. Неужели мои жалкие побеги магии, так старательно взращиваемые с первого совершеннолетия, покинули меня? И я остался даже без призрачной защиты в этом змеином логове заговоров. Но ведь свойственное всем магам разума вчувствование другого осталось со мной. Или нет? Неужели мое восприятие живет лишь в памяти души и теперь подводит меня, посылая ложные представления о других эльфах? Ведь, по сути, я ощущал только Линтилара; а он мне нравится; любой эльф будет чуток к объекту своих симпатий.

Я зажмурился, отворачиваясь от злобно зыркающего графа: прощался со своей силой. А ведь говорят, что лишиться магии — это все равно, что конечность отрезать. А я даже не заметил: настолько был бездарен... Чтобы правильно попрощаться с магией, надо правдоподобно обломиться как минимум три раза...

Ни на что особо не надеясь, я снова потянулся к Ларену, пытаясь забраться тому в мозг. Эльф попробовал меня укусить. И в этот момент из меня вырвалась чудовищная сила. Я даже не смог определить стихию этой мощи. Заполнив все вокруг, она коллапсировала, замыкая нас в измененном пространстве. Никогда не думал, что увижу это наяву, а не в стыдных детских мечтах.

Я ошарашенно щелкнул пастью (пастью?!?!) и протянул к графу... лапы. На одной из них, возмущенно тявкая, вертелся лисенок. Бедняжка. Я спрятал его за пазуху (на мне висело что-то развевающееся и чешуйчатое).

Граф был похож на золотоглазую бабочку с лицом эльфа и сломанными прозрачными крыльями, в которые он отчаянно кутался. Под моим когтями крылья разорвались и вспыхнули, а Ларен изогнулся в беззвучном крике. Мать, я же только прикоснулся! Я подхватил обнаженное тело, стараясь не причинить вреда. Это в ж... бога душу мое пространство, не хочу — и не причиняю! Вроде получилось: он перестал корчиться в муке, вцепился мне в плечи и уставился ничего не выражающими глазами без белка и зрачка. Он был совсем беззащитен, и, вглядываясь, я увидел его воздушную суть: золотисто-сиреневая и крылатая, она светилась чистотой и отвагой; ни страх, ни боль еще не запятнали его.

А потом я увидел юного графа у постели своей умирающей матери. И идущим по пустынным комнатам огромного дома. Его лицо залито слезами, он держит на руках крошечного брата, а тот смеется и тянет в рот жемчужину на косичке Ларена. Передо мной быстро промелькнули картинки взросления Линтилара: вот пухлый малыш бежит за мячиком и падает, и ищет утешения у брата. Вот лукавый мальчишка выскакивает из засады на дереве и бросается ему на шею. Упрямый подросток, хмурясь, возится в квази-живых внутренностях биоцикла.

— Тебе помочь, Тиль? — спрашиват Ларен, и лицо парня озаряется улыбкой, как солнцем.

Гибкий юноша, сияя, принимает родовое кольцо на свое первое совершеннолетие.

Принц Никрам, стоящий у окна в своем кабинете и отрешенно созерцающий закат:

— Отдадите мне рудники в Желтых горах, граф. В приданое к вашему брату. Все равно у вас нет средств для их разработки. И не будет, — он поворачивается, кривя тонкие губы в усмешке: — А я дарую вам Лемейские пастбища.

— Наш род недостоин чести родства с вами, Ваше Высочество, — Ларен бессильно сжимает кулаки, — Проведем обмен просто так, без брака.

— Мне решать, кто чего достоин, — равнодушно роняет принц.

— Тогда возьмите меня, — в отчаянии просит граф, и я чувствую боль его сердца.

— Вы мне не интересны, — отвечает принц. И улыбается. Тени за его спиной шевелятся, оформляясь во что-то зубасто-когтистое, и я догадываюсь, что так Ларен видит боевую форму Никрама. Ту, в которой я нахожусь сейчас.

После этого Ларен встречается с братом лишь раз, прорвавшись в покои принца чуть ли не с боем, когда тот отсутствовал.

— Пожалуйста, уходи, — просит Тиль: страшно исхудавший, с потухшим взглядом и лицом, скованным страхом, — уходи, Ари, Никрам будет в гневе.

Через несколко месяцев к Ларену, покидающему какой-то прием, на улице подходит эльф с пустым лицом и серой смазанной фигурой. Прохожие скользят взглядами мимо него.

— Вы хотите вернуть брата? — спрашивает серый, — Я знаю, как уговорить принца.

— А я знаю, как выдернуть у тебя из задницы кишки, — в бешенстве рычит граф, — и запихать в твою вонючую пасть, доносчик.

Он, не оглядываясь, уходит к машине. А потом ему приходит посылка с розоватым порошком и подробными инструкциями. Это средство абсолютно безвредно для всех, кроме принца Никрама, — написано там, — Ему же достаточно лишь прикоснуться, чтобы зачахнуть в течении года. Он ничего не заметит. Вы же не только избавите своего брата от мучителя, но и свою страну — от тирана.

Записка, вспыхнув, сгорает, а порошок Ларен кладет в карман. Он не спит всю ночь, а на следующий день записывается на прием к Наследнику. Ладони графа натерты тем самым порошком. Они обмениваются рукопожатием, и Ларен говорит о Лемейских пастбищах: там активизировались лимурги, как принц с ними справлялся?

— Мой секретарь пришлет вам историческую выписку касательно этого вопроса, — любезно отвечает Никрам, и Ларен, раскланявшись и снова пожав его руку, уходит. Кажется, принц и вправду ничего не заметил.

Ночью к графу в дом приходят гвардейцы Наследника.

Ларена забила крупная дрожь, и я заметил, что его фигура становится прозрачной. Проклятье, кажется, я его поглощаю! Я метнулся туда-сюда, пытаясь разомкнуть пространство и боясь отпустить графа в явно враждебной ему среде: к его телу из тьмы тянулись чавкающие тени и застывали в метре от меня. Искажение не размыкалось.

— Мое! — рявкнул я во весь голос. Все равно никто не услышит, — Мое и подчиняешься мне! Сгинь!

Я сам удивился, когда оно послушно сгинуло, и мы оказались снова в камере. Граф лежал у меня на руках, его бинты насквозь пропитались кровью. Я опустил его на кровать и вышел, приказав стоящим у дверей стражникам:

— Целителя, срочно, и чтоб вылечили.

Глупый мальчишка! Он оказался все-таки замешан в покушении. Вряд ли этот порошок заставит меня сдохнуть в течении года... Хотя кто знает. Значит, этот ход был сделан: а. — чтобы отравить принца; б. — чтобы ослабить перед настоящим покушением; в. — чтобы отвлечь; г. — чтобы заманить в подвал. Какие еще будут предположения? Ладно, пока достаточно.

Но что теперь делать с Лареном? И с моей жуткой магией... Я чувствовал себя, как обезьяна с минометом: вроде и хочется куда-нибудь эдак вдарить, и страшно в то же время... да и не знаешь — как... И, кстати, стало понятно, для чего принц пытал Ларена: лишал его защиты, чтобы облегчить поглощение. Он не был магом разума, и не мог проникнуть в сознание другим способом. И никому не доверял допрос, видимо. Пародаксально: пытки с его стороны были чуть ли не жестом милосердия, ведь если бы он лишил графа защиты уже в искажении, то безвозвратно разрушил бы его личность. Даже слабые щиты, те прозрачные крылья, сорванные мной — и то, явно сильно травмировали парня.

И я ничего не узнал об истинных заговорщиках.

Глава 6. Выбор принца.

— Как мое имя, — спросил он, встав на ноги и исподлобья глядя на своих мучителей.

— Рамеш, — помедлив, ответил старший — тот, который вдовец.

"Рамеш" — перекатывал он некоторое время в сознании, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Ничего. Просто обычное простонародное имя, не вызывающее в памяти ни ласкового зова матери, ни доверительного обращения отца... Ни страстного стона любимой. А может, у такого подонка, как я, и не было ни родителей, ни возлюбленной, — со злостью подумал он, — может, я рос прислугой в трактире или казарме, а красоткам было противно и плюнуть в мою сторону... А в поиске ласк подставлял свою задницу пьяным мужикам, закончил он в приступе глумливого самоуничижения.

— А кто ВЫ такие, раздери вас бездна, и по какому праву удерживаете меня здесь?

— Вот наглый ублюдок, — восхитился первый эльф. А старший слегка брезгливо обронил:

— Не беспокойся, право у меня есть.

Голубокровые выродки, — злился Рамеш, разглядывая тонкую ручную вышивку на драгоценных шелках их одежд и фамильные драгоценности, — думаете, вам все позволено? Пристрелить, как собак, не заслуживающих благородной стали. Впрочем, я уже хорошо начал, изведя семью этого красавчика... Последняя мысль вызывала отвращение: что достойного в изведении беременной женщины. И недоумение — как он мог совершить такое. Действительно, ублюдок.

Меж тем, старший эльф, наскучив зрелищем, намылился на выход. Снова оставляет его наедине с этим?

— Эй, я хочу одежду, еды и вина.

— А кол в задницу ты не хочешь?! — взбесился младший и попытался врезать по и без того многострадальной морде. Рамеш ускользнул, подхватил полотенце, которым выродок вытирал руки от крови (и дерьма, кстати) и нахлестом сбил означенного выродка, скручивая того вокруг самого себя и переламывая шею. Почти переломил, когда его опалило силовой волной и впечатало в стену. Тело обвили магические путы. Старший эльф с холодным интересом наблюдал за ними.

— Что, гаденыш, только со связанными умеешь развлекаться? Тяжело тебе приходится, — беззубо ощерился пленник. Иррациональный страх перед мелким уродом прошел от схватки, и теперь ему было почти весело.

— Сейчас тебе тяжело придется, — хрипло пообещал тот, держась за горло и подходя.

— Простудился, пупсик? — окончательно развеселился Рамеш и задохнулся, получив сапогом в живот. Делай что хочешь, тварь, я уже победил. Свой страх.

— Прекрати, — сказал старший, — и отпусти его.

— Но, Ди! Ты что, вот так просто собираешься отпустить его?!

— Да.

— Нет, — занервничал младший, — ты не можешь... Он должен понести наказание.

Ди скривился:

— И какое же?

— Надо... — выродок задумался на несколько мгновений, и внезапно его лицо просияло: — Надо поставить на него клеймо убийцы и тогда вышвырнуть на улицу!

— Идиотское предложение, — заявил Рамеш, — Мало ли, кого мне пришлось убить. Вдруг такого же, как ты.

— А мы сделаем привязку на твою жену, — он обращался к старшему эльфу, а тот молчал, опустив голову. — Он все забыл, но его душа помнит. Клеймо приживется.